Блудный брат - Дембский Еугениуш (Евгений). Страница 58

— Мерфи сказал, что его и без того удивило, что мы не стали устраивать себе медовый месяц. Он отпускает тебя на неделю. — Я почувствовал, как она просовывает руку мне под рубашку, захватывает сосок в ножницы длинных ногтей и слегка сжимает. Моя диафрагма, помимо моего желания, несколько раз поднялась и опустилась. — О! — защебетала блондинка. — Неужели ты собираешься отступить от своих принципов? А? — Она стиснула пальцы на моей груди, я сам не знал, что ее можно так мять. Боже… нимфа? Какая нимфа?! «Нимфа», — сказал Олдос. Наверняка он хотел сказать «нимфоманка»! Может, потому все и пошло так гладко, а остатками воли он хотел меня предостеречь. Скотина, на черта он взял себе… О господи!.. Куда она сует свою лапу?

— Дорогая, — выдавил я. — Давай держаться уже заведенных правил…

— Ну ты и бухгалтер, — промурлыкала она мне в ухо, продолжая манипулировать обеими руками. Я почувствовал, что долго сопротивляться не смогу, разве что включу себе гипнотизер. — Расслабься, мррр???

— Нет, солнышко, в самом деле, — забормотал я. — Я не хочу, чтобы в первые недели после свадьбы мы друг друга боялись, а я боюсь — если вернется тот чертов приступ, он запомнится мне как…

— Какие первые недели? — Она съела почти половину моей ушной раковины, но говорила все так же отчетливо, а то, что она говорила, заморозило меня до нуля, абсолютного нуля, двух абсолютных нулей. — Если не помнишь, то мы пять дней как поженились. — Она проглотила хрящ моего уха, и он даже не захрустел у нее на зубах.

Бац! Один-ноль в ее пользу. Интересно, при каком счете она поднимет тревогу. Особых иллюзий по данному поводу я не питал. Переместив одну руку на шею жены, я просунул другую под пояс юбки. Движения мои были быстрыми и решительными, или — или, в моем распоряжении имелось лишь несколько секунд на то, чтобы овладеть ситуацией. Левой рукой я начал массировать затылок самочки, правую же сунул глубже под пояс, который поддался с легким треском. Белья на ней не было. И в самом деле, на черта той, чей супружеский стаж исчисляется пятью днями, трусики? Чтобы она в них запарилась? Я положил указательный палец на весьма изящный — должен объективно признать — бугорок в начале борозды между ее ног и — когда извивающаяся на мне нимфа издала низкое горловое рычание — вскрикнул, перевернулся на бок, сбросив жену на пол, схватился за виски и взвыл. Глубоко вздохнув, я задержал дыхание, рассчитывая, что мое лицо приобретет достаточно убедительный багровый цвет. На лбу и над верхней губой выступил пот. Из-за моего собственного крика мне не было слышно, что делает женщина, но вряд ли она радостно щебетала, лежа на полу. Я застонал еще раз, еще и внезапно замер. Услышав классическое: «Что случилось?», — я сел.

— О гос-споди… — Я смотрел на жену, широко раскрыв глаза и тяжело дыша широко раскрытым ртом. — Отпустило… Что же это за чертовщина?!

Она была в ярости, хотя и подавляла в себе эту ярость, скрывая подозрительность под маской интереса, который по своей природе весьма близок подозрительности. Если бы я просто сказал: «Знаешь, дорогая, давай не сейчас, вечерком, ладно?», она сразу же бы поняла, что со мной что-то не то. Сбросив же ее на пол, я заставил ее подумать: «Ну не настолько же он наглый? Может, и в самом деле ему больно?» Поднявшись с пола, она отряхнула руку, смоченную пролившейся выпивкой. Запахло джином. Ага, неплохо.

— Я позвоню доктору Обруту, — сказала она.

— Нет, не надо. — Я огляделся в поисках пепельницы — кто-то из нас курил. — Дай мне, пожалуйста, сигарету.

Она встала и подала мне сигареты и зажигалку, ничуть не удивившись — значит, я курил. Я затянулся, решив при первой же возможности бросить курить — в сигаретах никакого вкуса, так какой в этом смысл? Жена тоже закурила.

— Хочешь ты этого или нет, но к врачу тебе пойти придется, — сказала она.

— Знаю… Но давай договоримся — если меня сегодня еще раз прихватит, завтра иду к этим мясникам. Если нет — отложу на потом.

— Почему?

— Я им не доверяю, им самим надо лечиться. — Я мило улыбнулся, но она обладала неплохой броней, отражавшей подобного рода улыбки. Это не Олдос выбрал себе жену, это она — как же ее зовут? — выбрала себе его, а тут на тебе — проблемы на пятый день райской жизни! — С тех пор как я узнал, что одного хирурга поймали на том, что он брал работу на дом…

Ее губы растянулись в слабой усмешке, но это не ослабило напряженности в наших отношениях и в ее взгляде. Она потерла руку и нахмурилась, явно ожидая, чтобы я вытер пролившийся джин, но мне было нужно, чтобы она вышла из комнаты. Наконец дождавшись, я бросился к вешалке и быстро обшарил ее сумочку, а когда она вернулась и начала вытирать ароматную лужицу, я знал о ней уже несколько больше. Передо мной была миссис Лимдред Сейбо Джетервейлин. Лимми. Любимая пташечка.

— Лимми, может, съездим куда-нибудь проветриться?

Она на мгновение застыла с тряпкой в руке. Теперь она выглядела действительно как милая женушка, задумчиво глядя в стену и расставив стройные ноги с изящными коленками.

— Олдос, — сказала она, не отрывая взгляда от украшенной литографией стены. — Не заглядывай мне под юбку, я уже тебе говорила, что чувствую это столь же явственно, как и вижу. — Только теперь она посмотрела на меня. — Если хочешь, могу тебе сделать… ну, знаешь, то, что ты так любишь? — Она положила руку мне на колено, встала и направилась в ванную. Я продолжал сидеть, ощущая легкое беспокойство внизу живота. — Ну так как? — крикнула она сквозь шум воды.

— Поддерживаю. Давай только выберемся куда-нибудь за город. Пообедаем на свежем воздухе… — Я встал и поправил брюки. — Хотелось бы немного подышать…

— Хочешь, чтобы я вела машину? — Она стояла в дверях ванной, с легкой иронией глядя на меня.

Я почувствовал, что стою на скользком льду, что нормальным образом ее не переиграть, то есть не обмануть, не отделаться от нее лишь бы чем, такой уж это тип женщины — бдительная, напряженная, ко всему готовая. Я подошел к ней, по пути слегка пошатнувшись, но позаботившись о том, чтобы было видно, что я притворяюсь и при этом знаю, что видно, что я притворяюсь. Подойдя к Лимдред, я обнял ее и уткнулся носом в предназначенное для этого место — между шеей и плечом, — медленно выпустив нагретый в легких воздух, чтобы он пробежал по ее грудной клетке, проник в каньон между твердыми и отнюдь не маленькими грудями, дал ей почувствовать мое возбуждение. Она вздохнула глубже. Я что-то пробормотал, проверяя, на руке ли у меня часы. «Два-два-один-четыре», — подумал я. Нажать я успел только две двойки. Лимдред дернулась.

— Что ты там делаешь у меня за спиной?

Вот проклятье! Я быстро убрал руку с часами, чтобы она их не заметила', и крепче обнял Лимдред, коснувшись кончиком носа краешка ушной раковины. Она вздрогнула — Лимдред, не раковина; я повторил попытку и снова не встретил сопротивления. Едва не рассмеявшись вслух, я уже почти схватил «жену» на руки, чтобы отнести ее в спальню, когда вдруг понял, что не знаю, где та находится. Я слегка прихватил ее ухо губами.

— Дорогая, иди в постельку. Сейчас приду, ммм?

— Ммм!..

Она выскользнула из моих объятий и направилась в сторону лестницы. Первые два шага она сделала медленно, словно колеблясь, но третий уже был началом триумфального марша самки. Я почувствовал, что и в самом деле вспотел и душ мне точно не помешает — эту бабенку, если откажет Робинов гипнотизер, удастся водить за нос еще самое большее час. Потом последует неизбежная серия вопросов, и хорошо еще, если она не достанет откуда-нибудь из-под подушки пистолет. Я бросился в ванную, сорвал с себя одежду и вскочил под мощную струю душа. Намыливаясь и споласкиваясь, я размышлял, как себя вести с Лимми, но мне ничего не приходило в голову, кроме как «оглушить» ее и получить таким образом несколько дней для поисков Красински. Плотно обмотавшись полотенцем, чтобы она не заметила возможных различий в моем и моего двойника телосложении, я мысленно повторил последовательность, включавшую гипнотизер, и устремился по лестнице наверх.