Без права на пощаду (Школа обаяния) - Демилль Нельсон. Страница 76

Он кивнул.

– Да, это так. – Сэм обнял ее за плечи. – Я не могу подать им надежду, Лиза. Это было бы более жестоко, чем любые мои обвинения. И они прекрасно все понимают.

Она прижалась к нему.

– Эрни Симмз погиб и похоронен, Сэм. Теперь ты обретешь мир.

Глава 35

Хэллоуин встретил их холодным и морозным рассветом. Холлис вылез из постели и прошел в ванную. Вода казалась едва теплой, значит, газовая колонка опять барахлила.

Лиза проснулась и, накинув на ночную рубашку халат, пошла разжигать камин и готовить кофе.

Холлис побрился, принял душ и надел спортивный костюм. Они взяли кружки кофе в гостиную и уселись возле камина.

– Завтра твоя очередь готовить кофе и разжигать камин, – сказала Лиза.

– Я знаю.

– Ты хорошо спал?

– По-моему, да.

– Ничего, что мы спали вместе и не занимались любовью?

– Нет. Правда, у тебя были очень холодные ноги.

– Я тут подумала, что как бы ни было примитивно это жилище, это дворец по сравнению с избой генерала Остина. У нас есть электрокофеварка, тостер, электроплитка, холодильник, туалет внутри, горячая вода...

– Ты, наверное, хотела сказать – теплая.

– Опять?

– Я разберусь с ней попозже.

– Хорошо, когда в доме есть мужчина.

– Для ремонтных работ.

– Мне очень жаль, что так получается с сексом...

– Мне тоже. Но честно говоря, у меня тоже нет настроения заниматься любовью. По-моему, это место подавляет мое либидо.

Она обеспокоенно посмотрела на него.

– Ты серьезно?

– Да. Я больше не чувствую, что мне это нравится.

– Ты уверен? – спросила она, ставя кружку на стол.

– Совершенно.

Лиза задумалась.

– Ну... они не в состоянии сотворить подобное с нами.

– Верно.

– Нет, неверно. – Она положила руку ему на плечо. – Почему бы нам не пойти... не вернуться в постель?

– Не уверен, что у меня все получится, как надо.

– Ты будешь великолепен, Сэм, поверь.

– Что ж... хорошо. – Он встал, и они вернулись в спальню. Холлис взглянул на икону, которая теперь висела над двуспальной кроватью. – Разве это подходящее место для религиозной живописи? – спросил он.

– Ода.

– Ну, если ты так утверждаешь... – Он взглянул на кровать. Они оба в нерешительности стояли возле нее, чувствуя себя неловко, как будто это происходило с ними впервые. Лиза скинула халат и ночную рубашку. Яркие оранжевые блики от решетки обогревателя играли на ее белой коже.

Холлис разделся, и они обнялись. Он целовал ее губы, грудь, встав на колени, кончиком языка лаская ее живот, опускаясь все ниже и ниже...

– О... Боже... – Она тоже опустилась на колени рядом с ним, и они начали нежно ласкать друг друга.

– Ты в полном порядке, Сэм, – простонала Лиза. – Ты обманным путем выманил меня из одежды!

– Не я.

Он взял ее на руки и положил на постель. Она привлекла его к себе и обняла изо всех сил.

– Сэм... – шептала она... – Какая же я была дура... вот что мне было нужно, а я... мне была нужна твоя любовь!

– Это все, что нам здесь осталось, Лиза.

– Сэм, я хочу жить! Нам надо побольше бывать вместе... слишком быстро все кончается...

– Да, это случится очень быстро. Я люблю тебя, Лиза. Помни это.

Они двигались медленно, не спеша, как люди, знающие, что в их распоряжении много часов, но не так уж много дней. Так солдат, получивший отпуск с войны, измеряет время минутами, и каждую такую минуту хочет прожить так, чтобы запомнить и сохранить в своей памяти. Они долго ласкали друг друга и оба достигли вершины блаженства.

Потом они оба лежали, слушая тишину.

– Это наша победа, – прошептала она, прижимаясь к нему.

Они совершали пробежку трусцой по главной дороге, приветливо улыбаясь пробегавшим мимо обитателям лагеря.

– Какая тут дружественная обстановка, – заметила Лиза, переводя дыхание. – Прямо как субботним утром в Си Клифф. Но где же женщины?

– Думаю, что русские женщины не бегают, – ответил Сэм.

– Верно. Я ни разу не встречала в Москве женщин, бегающих по утрам.

Они свернули с дороги и несколько сотен метров решили пройти пешком.

– Куда мы направляемся? – спросила Лиза.

– Хочу заглянуть к Бурову домой.

– Иди туда без меня. Я не пойду домой к этому человеку.

– Он просил нас к нему заглянуть.

– Меня это совершенно не волнует. Ты что, не понимаешь? Тогда постарайся, пожалуйста, поставить себя на мое место. Ты хочешь, чтобы он на меня пялился? Он и так торчал тогда в камере, когда меня обыскивали.

– Я понимаю тебя, – кивнул Холлис. – Я скажу ему, что ты неважно себя чувствуешь.

– Зачем тебе вообще понадобилось туда идти?

– Это моя работа. Я все должен увидеть.

– Но зачем?

– Точно не знаю, но не хочу оказаться неподготовленным, что бы здесь ни произошло.

– Ладно, – согласилась Лиза. – Иду с тобой. Я тоже не хочу оставаться неподготовленной.

Они остановились у железной ограды, окружавшей дом Бурова. К ним тут же подошли двое пограничников.

– Убирайтесь! – приказал один из них. – Вон!

– У нас назначена встреча с полковником Буровым, – по-русски сказал Сэм. – Я – полковник Холлис.

– Вы новые американцы, прибывшие сюда?

– Совершенно верно.

Охранник смерил его свирепым взглядом, повернулся и подошел к караулке, откуда позвонил по телефону. Затем он сделал Холлису с Лизой знак, и они прошли через ворота, Сэм старался внимательно все рассмотреть. К караульному помещению примыкала огромная псарня из проволочной сетки, за которой, грозно рыча, носились немецкие овчарки. Дача Бурова представляла собой двухэтажный деревянный коттедж. Рядом с домом под навесом стоял «понтиак Транс Ам». Холлис подошел к двери и постучал.

Дверь отворил пограничник и пропустил их внутрь. Они вошли в просторную прихожую, где стоял стол для дежурного.

Охранник повел их через большую красивую гостиную в кабинет Бурова.

– Доброе утро, – поздоровался он.

Холлис, не обращая внимания на приветствие, осматривался вокруг. Мебель советского производства 30-х годов – массивная, полированная. На стенах – огромные картины с изображением счастливой советской действительности.

– Не хватает только портрета Сталина, – заметил Холлис. – Вы ведь сталинист, Буров?

– Мы не употребляем этого выражения, – сказал он. – Но, безусловно, меня восхищал этот человек и его методы. Садитесь, пожалуйста. – Буров указал им на кресла у русской печи, выложенной фарфоровыми изразцами, сделал знак охраннику, тот вышел.

– Если бы мне пришлось оценивать ваш вкус, полковник, то я сказала бы, что он у вас есть, – проговорила Лиза.

Буров недоверчиво улыбнулся. Лиза рассматривала картину, изображавшую колхозников, убирающих пшеницу: красивые и сильные мужчины и женщины со счастливыми улыбающимися лицами.

– Я ничего подобного ни разу не встречала в сельской местности и подозреваю, что художник тоже, – заметила Лиза.

– Это то, что мы называем идеалом, – произнес Буров, усаживаясь напротив них на диван, отделанный в тон креслам. – Ну, как поживаете?

– Мы находимся в тюрьме, – ответил Холлис. – Так как, вы думаете, мы можем поживать?

– Вы не в тюрьме, – резко возразил Буров. – Все-таки скажите, что вы думаете о нашей школе?

– Я поражен, – ответил Холлис.

Буров кивнул с таким видом, словно ожидал подобного ответа.

– Сначала о деле. Вы избили Сонни Эймза.

– Почему бы в первую очередь не обсудить то, как вы, Вадим и Виктор избили мисс Родз и меня?

– Это было не избиением, а официальным делом, и так как это произошло до вашего вхождения в мир нашей школы, то не подлежит обсуждению. За что вы ударили Сонни? Потому что он оскорбил мисс Родз?

– Нет, это входило в мои служебные обязанности.

– Здесь правила диктую я, полковник Холлис. И я очень суров во всем, что касается правил и приказов. И очень справедлив. За драки и подобные провинности мы сажаем курсантов в карцер. Заключение в карцере грозит им и за приставание к женщинам, воровство и прочие штучки. Однажды я расстрелял одного курсанта за изнасилование. Чтобы здесь шла нормальная работа, необходимо установить закон и порядок. Тут вам не Америка. Если вы решили остаться, то я проведу тщательное расследование этого инцидента и выясню, кто из вас виновен.