Восстание ТайГетен - Баркли Джеймс. Страница 22

С севера долетел жуткий, гортанный вой, эхом заметавшийся меж деревьев и прокатившийся по долинам и ущельям. Даже за пределами Катуры пантеры подхватили его. Метиан вздрогнул всем телом.

— Что это?

— Это Обращенные. Они сзывают ТайГетен на общий сбор.

— Ты уверен?

Болта кивнул и поднялся на ноги.

— Я должен вернуться в Халиат.

— Понимаю, — отозвался Метиан. — Подумай о том, что я тебе сказал. Помоги мне. Помоги нам всем.

Крики и вой стихли вдали.

— У тебя есть план, как организовать это твое восстание или как ты его там называешь?

— Я знаю, куда мы должны нанести удар, если ты это имеешь в виду.

— А твои враги знают, что ты злоумышляешь против них?

Метиан коротко рассмеялся.

— Я — старый гиаланин. Я даже не ношу при себе оружия. Никто не подозревает меня ни в чем, кроме того, что я — старый брюзга и ворчун.

— С этим трудно не согласиться. — Болта обнял Метиана за плечи. — Ты бросил вызов опасным людям. Не обманывай себя, говоря, что они не видят в тебе угрозу. Гвардия Аль-Аринаар поддержит тебя?

— Я очень надеюсь на это.

— Хорошо. Тогда пойдем со мной — среди аппосийцев ты будешь в безопасности, пока не придет время нанести удар.

— Так ты со мной?

— Не могу же я позволить старому ревматику-гиаланину присвоить себе всю славу, а? Кроме того, у меня ведь нет особого выбора.

— Почему?

Болта мотнул головой, указывая на север.

— Я могу придумать только одну причину, по которой Обращенные сзывают ТайГетен на общий сбор, и она пугает меня до дрожи. Нам нужно, чтобы Катура была сильной и вновь превратилась в убежище, каковым когда-то и задумывалась. Если у нас ничего не выйдет, боюсь, мы все погибнем.

Истормун выглядел больным. Точнее, больным более обыкновенного. Как правило, по его виду трудно было понять, как он себя чувствует, но сегодня кожа колдуна обрела какой-то сероватый оттенок, и Силдаан показалось, что он стал куда ближе к могиле, чем раньше; а ведь она видела его каждый день. Таково уж было ее счастье. Подобно Гарану, каждую ночь, когда ей дозволялось передохнуть, она жаждала смерти. И, подобно Гарану, Истормун, похоже, получал извращенное удовольствие оттого, что сохранял ей жизнь.

Силдаан остановилась перед большим деревянным столом, ожидая вопросов от этого человека, своего лорда и господина. Она не желала признавать за ним этих качеств, но и обманывать себя больше не могла. Она была иниссулом, мечтавшим о возврате господства над эльфами и обретении всесилия и могущества, и теперь она видела его перед собой, но была от него еще дальше, чем когда-либо прежде.

Это стало для нее наказанием, и Ллирон по справедливости должна была стоять рядом и разделить с нею страдания, но бывшая Верховная жрица Шорта оказалась избавлена от этой участи. Она нашла свой путь к смерти, что делало стоящую перед Силдаан задачу еще труднее.

Поэтому Силдаан пришлось испытать на себе всю тяжесть его злой воли. Она посмотрела налево, в ночное небо Калайуса. Свет лампы, отбрасывающей тень на окна, показал ей собственное отражение, и она внутренне сжалась при виде своих поредевших волос, ввалившихся глаз и тонких, бескровных губ. Уши ее, некогда такие нежные, обвисли на кончиках, как у эльфа на тысячу лет старше нее. Она до сих пор помнила силу своих рук, ума и сердца. Гордая иниссул, ныне падшая так низко. Вот какой оказалась расплата за то, что ее бог отвернулся от нее. Силдаан не сдержала стона, сорвавшегося с ее губ, и отвернулась от окна.

Сидящий перед нею Истормун с хрипом втянул в легкие воздух. Ему было больно. Руки у него дрожали, а на лбу выступил пот. На висках пульсировали жилки. Он открыл глаза, и у Силдаан перехватило дыхание. Они были белыми. Зрачков не было вовсе. Тем не менее, он видел и ее, и стоявшего рядом с нею мужчину. Колдун внимательно рассматривал их обоих, взвешивая свои первые слова. Что-то шевельнулось в молочной белизне его глаз, и Силдаан подумала, что сейчас ее стошнит.

— Время летит, — сказал наконец Истормун. — Есть вещи, которые мне просто необходимо знать.

Голос колдуна тоже изменился, став прерывистым и неблагозвучным, словно во рту у него было несколько языков, каждый из которых чуточку запаздывал с произнесением одних и тех же слов.

— Что вы хотите знать, лорд Истормун? — спросил мужчина, которому невероятно повезло в том, что он остался жив и мог стоять в его присутствии.

— А. Джерал. Получил временную отсрочку в исполнении приговора из рук животного, не так ли? Я бы, пожалуй, с пристрастием расспросил тебя о том, как так вышло, что, располагая сильным отрядом магов и солдат, ты оказался неспособен разбить безоружных эльфов и их любимиц-кошек. Но я уверен, что услышу бессмысленные бредни о быстроте, скрытности и лесных тенях. Вместо этого я спрошу тебя только об одном месте в твоем отчете, которое вызвало мой интерес.

Истормун небрежно повел рукой в сторону одинокого свитка.

— Это — честный отчет.

— Да, в котором в подробностях описаны некомпетентность, неумение руководить и незнание первого правила обращения с шарпами в полевых условиях. В воздухе обязательно должен находиться маг. А теперь скажи мне, Джерал, в твоем рапорте говорится, что эльфы и их пантеры действовали сообща. Говоря твоими же словами, «у них словно был один разум на двоих». Объяснись.

— Благодарю вас, милорд, за предоставленную возможность.

— Я не сказал, что это сохранит тебе жизнь.

У Джерала перехватило дыхание. Запнувшись, он откашлялся.

— Атака была стремительной. Защититься от нее не было никакой возможности, потому что каждого эльфа сопровождала пантера, и они действовали без слов, слаженно и по плану. Я видел, как их вожак, то есть, я думаю, что это был вожак, посмотрел своей пантере в глаза, после чего они, словно единый организм, атаковали наших магов, а потом взялись за солдат. Это были животные, но они совершенно точно знали, кого надо убивать в первую очередь. Так выдрессировать обычного зверя невозможно. Да, я знаю, что у нас есть заклинания, с помощью которых можно добиться почти того же, но у эльфов-то похожей магии нет. Я стоял рядом с Нуином, и он не почувствовал применения какой-либо магии. Это случилось как раз перед тем, как пантера разорвала ему горло, не тронув меня.

— Какой позор, — проговорил Истормун. — Но этим стоит заняться. Силдаан, ты хорошо выглядишь сегодня. С каждым днем ты все лучше переносишь то, как с тобой распорядилась судьба.

— Это получилось нечаянно, — ответила бывшая жрица.

Истормун рассмеялся, но смех его быстро перешел в сухой кашель, и черты его лица заострились и затвердели.

— Ты признаешь подобные таланты за своими подданными?

— Когда я в последний раз была в тропическом лесу, то не видела ничего подобного.

— Значит, Джерал лжет. А я почему-то недолюбливаю лгунов.

Джерал пролепетал отчаянное «Нет!».

— Но я не возьмусь утверждать этого со всей определенностью, — быстро поправилась Силдаан, ощущая некоторое родство с Джералом. — Хотя теоретически я вполне допускаю их существование.

Истормун взял со стола свиток и развернул его.

— Да, прошу тебя. Джерал называет их Обращенными. Кто они такие?

— У нас всегда ходили легенды о том, что некие эльфы чуть ли не породнились с подданными Туала. Их не кусали змеи, не жалили насекомые, не трогали хищники. Поговаривают, что Молчащие Жрецы давно искали подлинного единения со всеми созданиями в тропическом лесу, чтобы добиться большего понимания того, что создал Туал, а через него — Инисс.

— Я внимательно прочла рапорт Джерала, и у меня нет сомнений в том, что эльфы, которых он описывает, — это Молчащие Жрецы, хотя и сильно изменившиеся. Очень может быть, что большую часть времени они работали именно с пантерами, хотя я не смогу объяснить тебе, как им удалось установить с дикими кошками столь сильную ментальную связь. Я могу сказать лишь, что это вполне возможно, поскольку и Инисс, и Туал обладали подобным даром.