Крик Новорождённых - Баркли Джеймс. Страница 139

— Джорганеш…

Возможно, никто не звал его. Или, возможно, это Парнфорста уводили прочь — таким далеким был зов. Джорганеш закашлялся и почувствовал соленый привкус во рту. Кто-то стоял над ним. Цардит. Один из бесчисленного множества. Он помолился за жизнь Адвоката и попросил Бога о милосердии.

Боль. Недолгая боль.

ГЛАВА 52

848-й Божественный цикл, 11-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

Прошло уже тридцать дней, а чувство потери не притупилось. Свет жизни погас на двадцать пятый день от рождения соластро и не возвратился. Конечно, люди продолжали жить. Но все изменилось — и внутренне, и внешне. Благословенные стали проклятыми.

Эстер Наравни открыла ставни навстречу новому дню неуверенности и тревоги. Так пусто кругом. Нет смеха и радости. Нет всего, что когда-то составляло суть Вестфаллена. Теперь он стал просто провинциальным городком, полным серых и хмурых лиц. Винят ли они Восхождение? Возможно. Однако открыто этого никто не показывал.

Эстер отвернулась от окна и вышла из своей комнаты в гулкую пустоту виллы. Ей все еще казалось, будто в самых дальних уголках слышится эхо голосов юных Восходящих. Она ждала, что голос Ардола Кессиана разнесется в библиотеке или столовой. Или поднимется вверх над шумом фонтанов. Но на самом деле Эстер слышала только шлепки собственных сандалий по камню. Странно, что все Ступени больше не могли определять местонахождение друг друга. Раньше это казалось таким естественным, но смерть Кессиана разорвала узы, которые связывали их всех, и они потерялись в общем пространстве.

Ничто больше не радовало сердце Эстер. Даже голоса пяти малышей, которые вполне могут оказаться следующей прядью истинного Восхождения. Им было уже почти семь лет, и они хорошо развивались. Их обучением занимался Андреас, и потому они не ощущали потерю Кессиана так остро, как те, которых сейчас нет с ней. А нынешние младенцы уже не узнают улыбки Ардола, не ощутят его надежной силы. Такая трагедия! Возможно, когда они подрастут, о Кессиане уже смогут говорить с теплой любовью, а не с горечью утраты в сердце.

Эстер собралась с силами и направилась в Вестфаллен, чтобы совершить ежедневное паломничество к Дому Масок. Этот ритуал давал ей силы пережить очередной день, ощущая на плечах тяжелый груз, который теперь лег на нее как на Мать Восхождения. Путь был недлинный, но он всегда возрождал ее печаль и заставлял вспомнить о нерешенных вопросах.

Звуки пил и молотков и крики людей разносились по окраинам города. Куда ни глянь, везде под бдительным присмотром Васселиса и Аркова шло строительство. Строилось все исключительно уродливо, хотя сейчас эстетика мало занимала Эстер. Происходящие события заставляли ее сомневаться в том, во что она верила всю жизнь.

Теперь за чертой города пять сторожевых башен надзирали за всеми подступами к Вестфаллену по суше. Они торчали над землей, словно грозящие пальцы, их сконструировали прочно, функционально и безобразно. В каждом в случае необходимости можно установить баллисту и разместить двадцать лучников, так сказал Арков. Если бы только на этом все закончилось! Но видимо, угроза была столь сильна, что Васселис приказал окружить Вестфаллен барьером из дерева и камня.

Строительство укрепленной стены шло полным ходом. Ее строили от северного берега залива, с того места, где тропа по скалам поднималась к фруктовому саду. Высотой в двадцать футов, из толстых и тяжелых деревянных досок, специально обработанных для огнестойкости, стена связывала между собой каменные башни, на которых установят баллисты или катапульты. Они сами создавали себе тюрьму, и каждый день при виде ее Эстер трясла головой, не чувствуя себя способной примириться. Неужели на свете столько ненависти, что они оказались в такой беде?

Ступени Восхождения не имели права навлекать все это на Вестфаллен. Не имели права подвергать этих чудесных людей ежедневному страху и неуверенности. Эстер подавила в себе гнев и зашагала вверх по склону к Дому Масок, где, как всегда, встретила Дженну Кессиан.

Эстер коснулась коленями травы рядом с ней. Дженна повернулась и уткнула лицо в грудь Эстер, с плачем цепляясь за нее. Она стала такой старой и дряхлой! Гибель Ардола убивала Дженну вернее злокачественной опухоли. Осталось уже недолго.

Спустя какое-то время Дженна успокоилась и отодвинулась. Эстер почти не ощутила ее тяжести, настолько бедняжка похудела.

— Он так долго был со мной! Намного дольше, чем я могла мечтать, Бог благословил его, — проговорила Дженна тихим ломким голосом. — И все равно мне кажется, что его украли у меня до срока. — Она подняла на Эстер полные отчаяния глаза. — Мне так хотелось бы радоваться его возвращению в землю и спать спокойно, зная, что он в объятиях Бога. Она лишила меня этого. Она забрала у меня покой.

— Ох, Дженна! — отозвалась Эстер, не находя ответа.

— Я не хочу ненавидеть. Но больше у меня в сердце ничего не осталось.

Эстер ощутила себя опустошенной и раздавленной. Какой смысл пытаться отвратить Дженну от чувства, которое каждый день пробуждалось в ней самой? Новый гнев загорелся в сердце Эстер. Чтобы эта чудесная женщина уходила из жизни с ненавистью в сердце!

— Не испытывай ненависти, когда ты ляжешь рядом с Ардолом, — прошептала Эстер,

— Я надеюсь, что он сможет избавить меня от этого. — Дженна улыбнулась.

— Он сможет, — отозвалась Эстер. — Он дает нам всем силы, чтобы идти дальше. Вот почему я здесь.

— Он будет счастлив, что теперь Ступени в твоих руках, — сказала Дженна. — Он всегда гордился тем, какая ты сильная.

Эстер вздохнула. Она совсем не чувствовала себя сильной.

— Где они, Дженна? В безопасности ли они? И живы ли вообще?

Дженна похлопала ее по колену.

— Направляются в Сирран, где будут недосягаемы для ордена. Это наше единственное благословение.

Но Эстер не разделяла уверенности Дженны. Высоко в Дуканских горах ясное небо омрачало пятно дыма и огня, которое служило сигналом, оповещающим о вторжении. Васселис получил известие, что огни зажглись из-за разгрома армии Конкорда в Царде и вторжения в Атреску. Горе Дженны ослепило ее. Восходящие направляются в зону военных действий. Эстер молилась, чтобы с ними рядом оказался кто-то надежный, как обещал маршал-защитник.

Она какое-то время слушала негромкие слова Дженны, присоединила к ним свои молитвы и обращения и встала, чтобы дотронуться до маски Кессиана. Для того, что хотели сказать и поднести Ардолу люди, не хватило места, так что их новая чтица-мирянка разрешила использовать как внутреннюю сторону маски, так и специально размеченный лист книги. Такое обильное выражение чувств шло вразрез со священными писаниями, но, как сказала чтица, она не единственное лицо в ордене, создающее правила для собственного удобства. При этом она даже не пыталась скрыть горечь, прозвучавшую в ее голосе.

Эстер сжала плечи Дженны и пошла обратно в город. На форуме в эти дни было тихо. После трагедии, вызванной визитом канцлера, торговцы в город не приезжали. Васселис заверил жителей, что в результате никто в убытке не останется, и многие мастерские, трудившиеся в расчете на торговлю с другими провинциями, закрылись, а ремесленники приняли участие в оборонительных работах. Пусть город был лишен радости, но его переполняла решимость выжить.

Эстер направилась к центру строительства. Накануне днем из Гленхейла пришла баржа с камнем из каменоломен, и строители усердно трудились, сооружая очередную башню защитной стены. Она искала Васселиса и обнаружила его вместе с Арковом под одним из ближайших навесов. Оба рассматривали чертежи, но рядом на столе лежала и карта, что встревожило Эстер, хотя она не сразу поняла почему.

Васселис вышел из-за стола, чтобы расцеловать ее в щеки и лоб и проводить внутрь. Он держался с прежней властностью и энергично отдавал приказы и распоряжения. Но Эстер могла заглянуть в сердце Арвана Васселиса глубже, чем те, кто был под его началом. Маршалу не давало покоя воспоминание о Коване, убегающем навстречу неизвестной судьбе. И хотя он скрывал тревогу за оживленной деятельностью, так же как это делала и Нетта, она разъедала ему душу. Кован, как сказал сам Васселис в один из первых дней после случившегося, почти полностью сформировался как личность, но все-таки еще слишком молод.