Крик Новорождённых - Баркли Джеймс. Страница 43

Кессиан отнял руки от лица и улыбнулся ей.

— Ты собираешься сказать мне, чтобы я перестал видеть все в таком мрачном свете, так ведь?

— Я все еще здесь благодаря им, так ведь? — парировала она.

Ступени собрались в центральной приемной виллы. Позади кресла Кессиана шумел теплый воздух в трубах гипокоста. Это его чуть-чуть успокаивало. Простые обыденные звуки. В последнее время было так мало простого и понятного! Каждый день давался Кессиану с трудом. И не просто потому, что наступило время дуса. Ноги у него ныли, одышка стала невыносимо жестокой. И он едва мог писать из-за дрожи в руках. Он стар, он умирает. Ему следовало бы испытывать радость при мысли о скором возвращении в объятия Бога, но радости не было. Отец Кессиан не мог оставить Ступени и Вестфаллен, не решив все назревшие проблемы.

— Ардол?

Дженна. Кессиан вздрогнул.

— А? О, извини. Увы, старческие мысли такие рассеянные.

— Нам не обязательно делать это сегодня, — вмешалась Эстер Наравни. — День был длинный.

— Нет смысла ложиться в постель, чтобы лежать там без сна, — отозвалась Меера, сидевшая рядом с сестрой. Она была снова беременна и казалась более усталой и напряженной, чем сам Кессиан. Восходящие питали серьезные надежды на то, что она, Йен Шалк и Гвитен Терол вынашивают двенадцатую прядь. Однако под вопросом оставалось то, будет ли Вестфаллен рад новорожденным. — Он мой сын. Мне нужна ваша помощь, чтобы понять, что с ним делать.

— Безусловно, — откликнулся Кессиан, отметив, что все присутствующие тоже кивнули. — И как он сейчас?

— Так же, как все, — сухо отозвался Виллем Гесте.

— Конечно. Давайте по одному. Меера?

— Ах, Ардол, я просто ничего не понимаю! — Меера чуть не плакала. Эстер положила ладонь на ее руку. — Я провела с ним несколько часов — все то время, когда я не извинялась перед бедной матерью Оссакера. Он глух.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Андреас Колл.

— Он считает, что не сделал ничего плохого, — прошептала Меера.

В комнате воцарилось молчание. Слышались только шум воздуха в гипокосте и хриплое дыхание Кессиана. Они ждали, чтобы Меера продолжила объяснение. Кессиан видел, как она собирается с мыслями под их сочувствующими взглядами.

— Он считает, что имел право немедленно узнать то, что понял Оссакер, а когда Оссакер отказался ему объяснить, он должен был заставить его заговорить. Он не признает вины и не проявляет раскаяния. И он считает, что винить надо Оссакера.

— А как же Ардуций? Ведь по его действиям Гориан должен был понять, что поступает нехорошо? — спросила Дженна, выражая растущее потрясение.

Меера покачала головой.

— Он этого совершенно не ощущает. Он сказал, что в жизни сильные добиваются успеха потому, что берут то, что им нужно, и тогда, когда им нужно. Слабые способны отважно сражаться, но всегда терпят поражение. Ардуций травмировал себя сам.

— Он все это сказал? — ахнул Виллем.

— Почти слово в слово.

— Ему еще нет четырнадцати, — прошипел Виллем. — Как он может говорить такое?

— Он всегда был вспыльчивым.

— Это не вспыльчивость, — возразила Эстер. — Это холодный расчет. Виллем прав. Он слишком юн, чтобы быть таким. Не правда ли?

Всякий раз, когда Ступени испытывали неуверенность, они единодушно обращались к Кессиану. И этот раз не стал исключением. Что они будут делать, когда он вернется в землю? Он слушал их реплики, мрачнея все сильнее. Им хотелось, чтобы он нашел объяснение поведению Гориана, представив его поступок не в столь скверном свете. Но Кессиан не собирался сглаживать то, чему нет оправдания.

— Не стоит заблуждаться. Время для происшествия едва ли могло быть более неподходящим. Арван Васселис сейчас рассказывает Адвокату, что у нас происходит. Несомненно, он расписывает ей триумфы и победы, которые мы можем принести всему Конкорду, если программе будет позволено процветать сейчас, когда она добилась первых Восхождений. И сегодня мы продемонстрировали всем, кто только хотел увидеть, что способности Восходящих можно использовать для того, чтобы наносить вред и творить зло.

Наши дела наверняка будут внимательно изучать представители Адвокатуры. И как только станет известно, что здесь происходит, начнется давление со стороны ордена. И если в городе будут шептаться о том, что мы вывели опасных и склонных к насилию уродов, тогда кто-то из жителей Вестфаллена неизбежно попросит орден разобраться с этим. Давайте не забывать, что с точки зрения ордена мы — еретики и нас сожгут сразу после вынесения приговора. И хотя сейчас город остается на нашей стороне, людей беспокоят все четверо Восходящих. И я их не виню. Нужно совсем немного, чтобы некоторые горожане отвернулись от нас. Века доверия ничего не значат, когда люди чувствуют угрозу со стороны тех, кому они до этого доверяли.

— Мы всегда знали, что мир за пределами наших границ представляет для нас опасность. Теперь нам надо понять, что для нас могут стать опасными и те, кто к нам ближе всего, если мы не изменим поведение Гориана. — Отец Кессиан замолчал и обвел взглядом Ступени.

Ни на одном из обращенных к нему лиц не наблюдалось и тени удивления, вызванного его словами. Он кивнул и заставил себя улыбнуться.

— Мы — первопроходцы, — проговорил Кессиан мягко и ободряюще. — И перед нами стоят проблемы, которых не будут знать те, кто пойдет за нами. Наш долг — найти решения и сделать так, чтобы вера в Восхождение оставалась крепкой и неколебимой. Я знаю, что это нелегко. Боже Всеобъемлющий, я сегодня пережил тяжелый момент, как и все вы. Я сомневаюсь, чтобы кому-то из нас удалось сегодня спокойно заснуть. Так что давайте сделаем все, что в наших силах. Мы — люди практичные, изобретательные и решительные. Итак. Самое главное. Дженна, как дела у Оссакера и Ардуция?

Объявляющая Боль вздохнула и провела руками по волосам.

— Сейчас с ними сидит Шела. Мы перевели их в одну комнату, чтобы они были вместе. Оссакер молчит. Он отказывается говорить. Мы промыли и перевязали ему руку. К счастью, ожоги оказались не очень глубокими. Если бы Ардуций не вмешался, Гориан мог бы лишить Оссакера руки. Ему повезло с защитником, однако сам защитник находится в плохом состоянии. У него сломаны оба запястья. Одно плечо снова вывихнуто, а левый локоть раздулся, как больной мочевой пузырь. Я наложила шины на переломы и вправила плечо. На локоть каждый час кладем лед. Но меня тревожит его подвижность в будущем. У него такие хрупкие кости!

— Но их раны заживут, — вступила в разговор Эстер. — И это значит, что мы сможем заняться их эмоциональными и психическими ранами. Их гораздо труднее оценить и вылечить.

— Ты сказала как раз то, о чем я подумал, — отозвался Кессиан. — Утром я поговорю с Горианом. Нам надо до конца разобраться с тем, что он думает. Я льщу себе мыслью, что он по-прежнему благоговеет передо мной и даже временами меня побаивается, что неплохо, как вы наверняка согласитесь. Он уже проявлял дурные наклонности. Помните, когда он рос? Каким серьезным он всегда был и как легко выходил из себя? И помните: когда у Миррон произошел прорыв, он тоже прибег к насилию. Разница в том, что на этот раз его способности были намеренно использованы для того, чтобы причинить вред. Что мы запретили делать раз и навсегда. Я до него достучусь. Обязан. А пока, Гвитен, поговори с дочерью. Я уверен, ты знаешь, какой будет ее реакция.

Гвитен пожала плечами.

— Она сделает то, что делает всегда, когда Гориан совершает проступок. Она начинает с того, что выражает свое негодование, а заканчивает тем, что оправдывает его поступки. Мы все знаем, отчего это. — По комнате пронесся сухой смешок. — Не думаю, чтобы что-то изменилось.

— Да уж, — согласился Виллем. — Но все же мы можем этим воспользоваться. Гориан будет к ней прислушиваться, так ведь? В конце концов, это чувство не одностороннее.

— Не стоит обольщаться, — возразила Меера. — Мне неприятно об этом говорить, но он хитрит. Он очень мил с ней, когда ему это нужно. Не удивляйтесь, если он будет воплощенным очарованием в течение пары дней, пока не решит, что с него снята опала. Мы это уже проходили.