Игра Льва - Демилль Нельсон. Страница 100

— Я понял.

— Могу я еще чем-то помочь вам, перед тем как займу свое место?

— Нет, спасибо.

— Отлично. Аварийный выход вон там; на иллюминаторах имеются шторки — если хотите, можете их опустить. После взлета я сообщу вам, когда можно будет отстегнуть ремень и ходить по салону.

— Спасибо.

— Всего доброго. — Пилот удалился в кабину и задвинул перегородку, отделявшую ее от салона.

Халил выглянул в небольшой иллюминатор и увидел, что самолет движется в направлении взлетной полосы. А ведь совсем недавно он прилетел сюда вместе с человеком, который сейчас сидит мертвый в кабине боевого самолета, унесшего, возможно, жизни многих людей. А рядом с ним — еще один убийца, заплативший за свои преступления. Достойный конец для кровожадных убийц. А еще это предостережение другим, если кто-то правильно истолкует символичность сцены убийства.

«Лир» остановился, и Халил услышал, как взревели двигатели. Самолет слегка завибрировал, а затем стремительно рванулся вперед по взлетной полосе. Через полминуты они уже были в воздухе, и Халил услышал толчок убирающегося шасси. А еще через несколько минут самолет выполнил небольшой разворот, продолжая набирать высоту.

Чуть позже из динамика внутренней связи прозвучал голос капитана:

— Мистер Перлеман, можете отстегнуть ремень. Кресло откидывается, если хотите поспать. Сейчас мы пролетаем над Манхэттеном, можете взглянуть.

Халил выглянул в иллюминатор. Самолет пролетал над южной оконечностью острова Манхэттен, и Асад Халил мог видеть небоскребы у края воды, включая башни-близнецы Международного торгового центра.

В Триполи ему говорили, что рядом с торговым центром, по адресу Федерал-Плаза, 26, расположено здание ФБР, куда доставили Бутроса. И если все пойдет не так, как запланировано, его тоже отвезут в это здание.

Малик тогда сказал: «Оттуда не убежишь, мой друг. Если уж попал туда, то ты целиком в их власти. Следующим местом пребывания станет соседняя федеральная тюрьма, потом здание суда, а затем снова тюрьма в каком-нибудь холодном районе, где ты и проведешь остаток жизни. Там тебе никто не поможет. Мы даже не сможем признать тебя нашим гражданином или предложить обменять тебя на вражеского шпиона. В американских тюрьмах много воинов ислама, но власти не позволят тебе видеться с ними. Ты будешь жить один в чужой стране, среди чужих людей, никогда больше не увидишь свой дом, не услышишь родной язык, не обнимешь женщину. Ты будешь, как лев, метаться по своей клетке, Асад. — Помолчав, Малик добавил: — Или ты можешь оборвать свою жизнь, что будет победой и для тебя, и для нашего дела, а для них поражением. Готов ли ты на такую жертву?»

На что Асад Халил ответил: «Если я готов пожертвовать своей жизнью в бою, то почему бы не пожертвовать ею ради того, чтобы избежать плена и унижения?»

Малик в задумчивости кивнул. «Для некоторых первый путь более легкий, чем второй. — Малик протянул Халилу лезвие бритвы. — Не стоит резать лишь вены на запястьях, американцы смогут вернуть тебя к жизни. Ты должен перерезать несколько главных артерий. — Откуда-то появился врач и объяснил Халилу, как отыскать сонную и бедренную артерии».

«А для большей уверенности перережь еще и вены на запястье», — посоветовал доктор.

Доктора сменил инструктор, который показал Халилу, как изготавливать петли из различных подручных материалов, включая простыню, электрический провод и одежду.

После демонстрации приемов самоубийства Малик сказал Халилу: «Нам всем суждено умереть, и мы все предпочли бы погибнуть в бою. Но бывают ситуации, когда мы должны умереть от собственной руки. Уверяю тебя, в конце каждого из этих путей тебя ждет рай».

Халил снова посмотрел в иллюминатор и бросил последний взгляд на город Нью-Йорк. Он мысленно поклялся, что никогда больше не вернется сюда. Его последней целью в Америке была Калифорния, после чего конечным пунктом назначения станет Триполи или рай. В любом случае, он будет дома.

Глава 42

Проснувшись, я уже через несколько секунд понял, где я, кто я и с кем сплю.

Часто бывает так, что напьешься с вечера, а утром просыпаешься и сожалеешь о том, что не проснулся один у себя дома. Но в это утро я такого сожаления не испытывал. Даже наоборот, я чувствовал себя прекрасно и с трудом сдерживал желание подбежать к окну и заорать: «Просыпайся, Нью-Йорк! Оказывается, Джон Кори еще мужчина хоть куда!»

Однако часы на ночном столике показывали уже пятнадцать минут восьмого, поэтому я потихоньку выбрался из постели и отправился в ванную. Там я почистил зубы, побрился и встал под душ.

Сквозь запотевшую дверь душевой кабины я увидел, как в ванную вошла Кейт. Она тоже почистила зубы, умылась, а затем отодвинула стеклянную дверь и шагнула ко мне в кабину. Даже не пожелав мне доброго утра, Кейт оттерла меня в сторону.

— Потри мне спину, — попросила она.

Я принялся тереть ей спину намыленной мочалкой.

— Ох как хорошо. — Кейт повернулась, мы обнялись и поцеловались.

Нас обоих охватило желание, и наши намыленные тела слились в любовном порыве.

Из душа мы вышли завернутые в банные полотенца. Окна спальни выходили на восток, сквозь них светило солнце. День обещал быть хорошим.

— Мне очень понравилась прошедшая ночь, — сказала Кейт.

— Мне тоже.

— А мы увидимся еще раз?

— Ты забыла, что мы работаем вместе.

— Да, точно. Ты тот самый парень, чей стол стоит напротив моего.

Никогда не знаешь, что ожидать утром, что говорить. Лучше всего шутить, что и делала Кейт Мэйфилд. Молодец, пять баллов.

Надо было собирать одежду, и насколько я помнил, моя одежда валялась где-то в гостиной.

— Ладно, ты приводи себя в порядок, а я пойду искать свою одежду, — сказал я.

— Твоя одежда выглажена и висит в шкафу в прихожей. Носки и трусы я постирала.

— Спасибо.

Десять баллов! Я забрал кобуру с пистолетом и вышел в гостиную, где с удивлением обнаружил свою одежду, разбросанную по полу. Должно быть, Кейт приснилось, что она все постирала и погладила. Минус десять баллов.

Я оделся, сожалея о том, что приходится надевать несвежее нижнее белье. Я трепетно отношусь к чистоте мужского начала, хотя, конечно, бывали всякие ситуации.

Пройдя на кухню, я отыскал чистый стакан и налил себе апельсинового сока. При этом я обратил внимание, что в холодильнике практически пусто. Правда, имелся йогурт.

Я снял со стены трубку телефона, набрал свой домашний номер и услышал свой голос, записанный на пленку:

— Резиденция Джона Кори, миссис Кори покинула это гнездышко, поэтому не оставляйте для нее никаких сообщений.

Наверное, через полтора года после развода пора было бы и сменить эту запись. Я набрал код, и механический голос ответил:

— Для вас поступило восемь сообщений.

Первое сообщение пришло вчера вечером, от моей бывшей жены.

— Смени эту дурацкую запись. Позвони мне. Я волнуюсь.

Ладно, как-нибудь позвоню.

Второе сообщение было от мамы и папы, они давно жили во Флориде и сейчас уже были похожи на высохшие от жажды томаты.

Следующим было сообщение от моего брата, который читал только «Уолл-стрит джорнал», он звонил по просьбе родителей.

Далее следовала пара сообщений от старых коллег — их интересовало мое возможное участие в расследовании трагедии рейса «Транс-континенталь». Было еще сообщение от бывшего напарника, Дома Фанелли.

— Эй, неблагодарный! Разве не я устроил тебя на эту работу? Может, те, кто отравил целый самолет и перебил кучу федералов, теперь охотятся за тобой? Ты еще живой? Позавчера вечером тебя видели у Джулио — ты пил в одиночестве. Купи себе белокурый парик. С тебя выпивка. Ариведерчи.

Я улыбнулся и пробормотал:

— Кукиш тебе, Дом, а не выпивку.

Следующим было сообщение от мистера Теда Нэша.

— Говорит Нэш… думаю, тебе следует прилететь во Франкфурт. Надеюсь, ты уже в пути. Если нет, то где ты? Ты должен находиться на связи. Позвони мне.