Настоящие - Белецкая Екатерина. Страница 10

В этот раз всё оказалось более чем хорошо.

А вот в прошлый…

Им пришлось вернуться вне плана, Сеть по полной программе отыгралась на Пятом за ситуацию с Керр, и через четыре месяца после начала рейса пришлось срочно выходить — сдало тело. Ренни с Тон за две недели до этого работали на Встрече 780-го, измотаны были до предела, и на свой экипаж у них не хватило сил. Сразу после выхода Встречающие 785-го, позвав на помощь Рино с Гаспаром, кинулись заменять то, что надо было срочно заменить, а Лин всё это время сидел в гостиной, в английской части дома (Пятого не рискнули оставить в реакционной зоне, привезли домой сразу), и ждал. Утром к нему спустился Ренни, сказал, что через два месяца они смогут вернуться в рейс Лин молча выслушал его, потом встал и вышел.

Он побрёл в сторону сада, потом сел у стены на корточки и против воли заплакал. Ничего не было, кроме иссушающей душу вселенской пустоты, никакого тепла, никакого света. Мир вокруг становился чёрен и зол, и Рыжий смутно понимал то, в чём признаться в обычное время было очень трудно. Если бы они знали тогда, на «трёшке», во что это выльется!.. Если бы сам он тогда хоть на секунду предположил подобное, неужели он позволил бы Пятому остаться в живых! И уж точно не жил бы сам!..

Слёзы лились не переставая, утро сменил серый зимний день, а он всё сидел, скорчившись, у стены и плакал, не в силах остановиться. Несколько раз подходил Ренни, но Лин гнал его. Под вечер ему сделалось худо — разболелась голова и носом пошла кровь, стали рваться сосуды. Тон, сменившая Ренни, полчаса уговаривала Лина вернуться в дом, но в дом он пошёл, повинуясь собственному решению, принятому несколько минут назад. «Я убью его, — думал Лин. — А потом себя. Нельзя так больше».

В коридоре, проходя мимо зеркала, он испугался своего отражения — мокрые волосы, совершенно безумные глаза, перемазанное кровью лицо.

Он бы убил, наверное, но решимости не хватило. Он ушёл к себе и снова заплакал, сидя в тёмной комнате — на этот раз от дикой головной боли и отчаяния.

Через пару часов пришёл Ренни, уговорил Лина разрешить снять боль — и Рыжий тут же провалился в сон как под лёд.

Проснулся он ночью. Рядом с его постелью сидела Тон, лицо её было настолько несчастным, что заготовленная фраза, чтобы она «убиралась отсюда», застряла у Лина в горле, и он лишь молча сглотнул. Свет в комнате был приглушённым, рассеянным, зимняя ночь за маленьким окном крутила снежную муть, словно стремясь войти в дом, разрушить преграду. Окна в английской части дома Тон и Ренни были стеклянными, и сейчас Лину почудилось, что снег вот-вот разрушит стекло и ночь вольётся в комнату…

— Прости меня, — на пределе слышимости сказала Тон. — Лин, прости меня, пожалуйста, если сможешь.

Лин молча смотрел на неё, с трудом понимая, о чём она говорит. Голова болела меньше, но соображал он с трудом.

— За что? — спросил он неуверенно.

— За бессилие. — Встречающая опустила голову. — Лин, я… мы… Недавно пришёл семьсот восьмидесятый, мы работали на Встрече, и… У нас почти не осталось потенциала. В том, что с тобой сегодня произошло, виновата я.

«Она меня обманывает, — отрешённо подумал Лин. — Это неправда. Она меня утешает. Я сам виноват».

— Ты ни при чём. — Лин с усилием сел. — Я сам. Тон, понимаешь, я до сих пор думаю, что, если бы мы умерли тогда, всем было бы лучше. Нам в том числе.

Тон расплакалась.

— Не надо, — попросила она. — Лин, пожалуйста. Я тебя очень прошу. Откройся, и давай хотя бы попробуем поработать.

В тот момент Лину было почти всё равно. Он покорно кивнул, лёг — и вдруг, стоило Встречающей коснуться его разума, всё внезапно стало на свои места. Он в секунду осознал чудовищность того, что говорил и думал в последние часы. Что-то внутри него словно срасталось воедино, восстанавливалось, принимало должную форму. Лин не заметил, как уснул.

Он проспал сутки, а потом неделю почти ни с кем не разговаривал.

Ему было стыдно.

С Пятым он не встречался практически месяц, лишь когда они начали готовиться к возвращению в рабочий режим, им поневоле пришлось пересечься.

— Я принёс тебе кое-что, — сказал тогда Пятый, войдя в Линову комнату. — Может быть, потом пригодится.

На стол между ними лёг тяжёлый армейский нож без ножен, железо глухо стукнуло по дереву столешницы. Рыжий удивился. Вроде бы Пятый собирал только ложки, а вот поди ж ты. Откуда что берётся.

Лин молчал.

— Не буду тебе мешать и попрошу остальных, чтобы тоже не делали этого, — сухо сказал Пятый.

— Я не хотел… — начал было Лин, но Пятый, треснув по столу ладонью, едва ли не выкрикнул:

— Хотел, не ври! Я ничего не имею против, но можно хотя бы предупредить!

Лин покачал головой, взял со стола нож, покачал в руке и, не готовясь, метнул в стену.

— Мир? — спросил он.

— Мир, конечно, — проворчал Пятый. — Свела судьба с придурком. Я сам про это думал, но такие решения надо всё-таки принимать вместе. Тем более что права на них у нас пока просто нет.

— Вот это верно, — кивнул Лин.

В комнату вошёл Ренни, обозрел Сэфес, затем перевёл взгляд на нож, торчащий из стены, осуждающе покачал головой.

— Вы неисправимы, — констатировал он. — Это когда-нибудь кончится?

— Кончится, — пообещал Пятый. — Когда-нибудь.

— Вот закопаешь нас… — начал Лин.

— Лучше в море, — перебил его Пятый.

— А ещё лучше сжечь, — подытожила только что вошедшая Тон. — Семьсот восемьдесят пятый в своём репертуаре. Всё, на глупости больше нет времени.

Слава богу, в этот раз всё было совсем иначе.

Голос Клео прозвучал настолько реально, что Лину показалось — блонди стоит рядом. Обернуться — и увидишь: вот он, такой же безупречный, как всегда, невозмутимый, только на холодном лице едва заметная улыбка. Высший знак расположения для представителей этой расы.

Лин оглянулся, но, разумеется, за спиной никого не оказалось. Клео был далеко, на Эвене.

«Наконец-то вы вышли из рейса, Рыжий. Мы давно вас ждём. Ты получил моё сообщение?»

— Получил, — ответил он вслух немного раздражённо. — И Пятый получил. И Ренни тоже. Теперь мы сидим и гадаем, что ты хотел сказать. Кстати, визуалы что — ещё не придумали?

— Придумали. — На этот раз голос раздался вживую. — Я не хотел без разрешения вторгаться в приватное пространство, извини.

Клео проявился перед Лином, огляделся и уселся в ближайшее кресло. На самом деле, конечно, сидел он там, у себя на Эвене, но умный детектор позаботился, чтобы всё выглядело достоверно.

— Мне не нравится, что происходит на Эвене. Я не верю в случайности и совпадения, а тем более…

— Слушай, Клео, — перебил его Лин, сев на своей кровати по-турецки. Он с интересом посмотрел на блонди. — Я, конечно, всё понимаю, но вот где все эти «здравствуйте», «как доехали» и так далее? Я понимаю, что утилитарное отношение к нам — дело для большинства естественное, но хотелось бы иногда простой человеческой вежливости. Вот я из рейса, да? И я тебе говорю, несмотря ни на что: здравствуй, дорогой Клео! Что у тебя случилось, что ты припёрся ко мне в закрытую зону, Встречающих не спросив? Что такое стряслось архиважное?

Блонди оторопело слушал эту отповедь.

— Так что давай колись. — Лин, довольный произведённым эффектом, снова лёг на спину, положил руки под голову и приготовился слушать.

— Извини, — вежливо и с оттенком сожаления в голосе сказал Клео. — Ты же помнишь — на Эвене не принято выражать эмоции открыто. Отвык. Надеюсь, тебя не придётся убеждать, что я очень рад вашему возвращению?

Дождавшись кивка, Клео продолжил:

— За короткое время мы стали свидетелями ряда необычных событий. В основном это забавные мелочи, но они не поддаются рациональным объяснениям, и у меня ощущение, что на Эвене нарушается закон причинно-следственных связей… точнее, что на происходящее начал влиять иной закон, нами совершенно пока не изученный. Это меня тревожит. И наконец — картина, которую Радал недавно подарил нам с Раулем. В отчёте есть её снимок, полюбопытствуй… Очевидно, она способна быть своего рода ментальным проектором — Рауль рассказывал, подобные вещи умели делать на его древней родине, Арде… и опасались подобных предметов. Я пытался его убедить хотя бы не вешать картину в спальне, но тщетно. Похоже, ему даже нравится с ней экспериментировать. Но я отнюдь не уверен в безопасности этих снов-видений для его психики. Его способности к ментальному самоконтролю в последние годы не получали тренировок, так что наверняка ослаблены.