Одиссея Талбота - Демилль Нельсон. Страница 15

Кэтрин знала также, что некоторые документы УСС так и не перешли к ЦРУ, а находились где-то в этом здании, несколькими этажами ниже.

Арнольд поставил на столик большую чашку, достал салфетку и чайную ложечку.

– Без сахара и без сливок.

Он налил чай через ситечко.

– Спасибо.

Арнольд исчез где-то среди шкафов и скоро вернулся с папкой темно-желтого цвета.

– Карбури, Рандольф. Майор. Тот же человек, только звание теперь другое, я думаю.

Он включил пыльную зеленую лампу и достал из папки маленькую фотографию с удостоверения личности.

– Это он?

Кэтрин внимательно посмотрела на старую фотографию.

– Мне трудно его узнать.

Она спросила себя, почему он решил, что она может его узнать? Значит, он предполагал, что Кэтрин встречалась с Карбури? Она взглянула на Арнольда, и он показался ей немного встревоженным.

– Я хотел спросить, мисс, видели ли вы его фотографию когда-нибудь раньше?

– Нет, не видела.

Она начинала подозревать, что Карбури был здесь до ее прихода. Но даже если и так, то что же тут подозрительного? Полковник мог получить доступ к делам, если предположить, что он обладает правом на это. Такое право, как намекал О'Брайен, могло быть одним из условий наследования архивов.

Кэтрин пролистала страницы тонкой папки. Это было личное дело, составленное в достаточно произвольной форме, не то что толстые коричневые досье на немецких агентов, работавших в Америке. В деле Карбури отсутствовали прямые упоминания об операциях, в которых он участвовал, но приводились их цифровые коды. Как оказалось, Рандольф Карбури не был «солдатом виски», он был уважаемым человеком и имел много наград. Кэтрин дошла до закодированной телеграммы из «Уэстерн Юнион» с написанным карандашом расшифрованным текстом внизу. Она прочитала это послание, датированное 12 февраля 1945 года.

Кэтрин перечитала текст еще раз. Даже в расшифрованном виде он был малопонятен. Видимо, послание тщательно защищали от любопытных. Она предположила, что «Охотничья Луна» – название операции. Кэтрин довелось читать большое количество секретных документов времен войны, и она привыкла улавливать мысль между строк. Она опять взглянула на потертый лист бумаги. «Пролить свет» – видимо, означает, что требуется отчет о ходе операции. «Марс уже закатится» – война закончится. «Благоприятные условия ухудшатся» – прекратится действие военного положения, делая охоту сложнее, или что-то в этом роде. Ну вот, уже хоть что-то.

«Срочно нужен мартини». Кэтрин провела рукой по волосам и задумалась. Лейтмотивом была охота, а отсюда следовало и все остальное. Охота, луна и упоминание Марса. Что-то мифологическое. Похоже на Черчилля.

Она вспомнила письмо леди Уингэйт. Вспомнила, как полковник Карбури упомянул, что письмо имеет отношение к «Вольфбэйн» – американской контрразведывательной операции по выявлению советского агента, находившегося на высоком посту в УСС. Возможно, что «Охотничья Луна» – просто английское кодовое название американской операции «Вольфбэйн». Если все было именно так, то последняя строчка становилась понятнее. «Срочно нужен мартини» – не крик отчаяния, с которым мистер Черчилль в любом случае справлялся с помощью бренди. Это все метафоры Черчилля. На американском сленге «мартини» называют «серебряной пулей». Кто же должен был срочно получить серебряную пулю? Мифологический волк-оборотень?

Кэтрин перешла к следующему логическому построению. Самым странным волком-оборотнем, изображенным Лоном Чейни-младшим в классической кинокартине времен войны, был Лоуренс Талбот. Имя Талбот стало кодированным названием неизвестного советского агента, который был целью охоты, развернувшейся в ходе операции «Вольфбэйн», или «Охотничья Луна».

Итак, если понимать последнюю строчку буквально, «Талбота», по приказанию Черчилля, должны были ликвидировать. Разумеется, в том случае, если его смогут найти. Его не нужно было ни арестовывать, ни судить. Его нужно было сразу же убить, как бешеную собаку. И она подумала, что знает почему. Это решение не было продиктовано местью. Просто «Талбот» занимал такой высокий пост, что его раскрытие могло бы нанести непоправимый вред общественному спокойствию и морали. К тому же из-за военного союзничества с Россией суд над советским шпионом с политической и дипломатической точек зрения был бы не разумен.

Кэтрин откинулась на стуле и сделала глоток чая.

«Талбот» так никогда и не получил эту серебряную пулю. Многие годы он изводил умы и нервы сотрудников американских и британских спецслужб. Время от времени он давал о себе знать: на дне канавы валялся очередной труп. Потом наступила тишина. Высказывались разные предположения: «Талбот» умер своей смертью… Его наконец убили… Он просто ушел в отставку… Существовала и более странная версия: «Талбот» решил не рисковать дальше как двойной агент и залег на дно, с тем чтобы обеспечить себе уверенное продвижение по служебной лестнице. «Известная личность, близкая к Вашему Президенту». Человек, который сумел сдержать свою тягу к измене, дожидаясь того момента, когда он обеспечит себе положение, достаточно высокое для того, чтобы в максимальной степени удовлетворить свой инстинкт предателя. «Ужасные последствия для страны и всех нас».

Кэтрин вернулась к досье. Она быстро просмотрела справки, телеграммы, докладные записки. Ей встретилась служебная записка, адресованная Карбури от Уильяма Стефансона, начальника британской части Отдела по координации деятельности американских и британских спецслужб, человека, известного под кличкой «Неустрашимый», босса Карбури во время войны. Записка, похоже, относилась к делу, и Кэтрин отметила, что ее следует прочитать попозже.

Она взглянула на часы. Здесь было много интересного, и ей придется провести за изучением этих материалов еще много дней. Она допила чай и покосилась на Арнольда. Он читал лондонскую «Дейли миррор» недельной давности.

Закрыв досье, она спросила:

– Вы знали Рандольфа Карбури лично?

Арнольд отложил газету.

– Я всех их знал. Карбури отличался тем, что больше интересовался красными, чем нацистами. У него была несколько другая работа, если вы понимаете, что я имею в виду.

И он многозначительно подмигнул Кэтрин. Она внимательно посмотрела на него. Этот человек был навсегда заточен в архиве. Несмотря на то, что он прожил в Штатах сорок лет, у него сохранились акцент и манеры, свойственные, по ее представлению, британскому сержанту времен войны. Раньше он говорил о своей жене и взрослом сыне, живущих в Нью-Йорке, но уже долгое время о них не упоминал.

На первый взгляд человек этот казался сравнительно простым и открытым, но внутренний его мир, несомненно, был весьма сложным. В отдельные минуты в его речи и манерах проскальзывали детали, свойственные скорее офицеру, чем сержанту.

Она вдруг вспомнила фразу из старого английского фильма про шпионов: «Я сержант Уильямс. Сержант – не мое звание, а Уильямс – не моя фамилия».

– А есть на Карбури что-нибудь компрометирующее?

– Насколько я помню, ничего. – Голос у Арнольда вдруг приобрел какую-то резкость. – Но ведь вокруг нас всегда крутилась куча предателей, не правда ли?

Он пододвинул досье к себе и начал разговор как бы ни о чем:

– Мы не станем делать с этих материалов микрофильмы или вводить эти данные в компьютер. По крайней мере, пока я жив. Знаете почему, мисс? Видите ли, в старых досье есть что-то особенное: потертые бумажки; резолюции, нацарапанные в разных местах; подчеркнутые фразы и загнутые уголки страниц. Даже пятна от пролитого кофе и тому подобные вещи. Каждая папка содержит в себе что-то свое. Она рассказывает вам даже о том, что в ней не написано. Вы меня понимаете?