При реках Вавилонских - Демилль Нельсон. Страница 2

Алжирец извлек из кармана комок белой, напоминающей замазку субстанции весом примерно в полкило и аккуратно пришлепнул его к краю топливного бака номер одиннадцать. Поймав болтающийся конец зеленого провода, подтянул к себе металлический цилиндр, вдавил в «замазку» и тщательно обмазал по краям. Резко и громко прозвучавший звонок, возвестивший окончание смены, заставил Нури вздрогнуть.

Он быстро поднялся и вытер влажные от пота лицо и шею. Пробираясь по темному хвостовому отсеку к балке, Саламех почувствовал, что его бьет нервная дрожь. Пройдя к лесам, алжирец перепрыгнул на верхнюю платформу и остановился. Вся операция, показавшаяся ему вечностью, заняла менее четырех минут.

Саламеха еще трясло, когда на платформу поднялись двое клепальщиков из второй смены. Они с любопытством посмотрели на него, и Нури постарался взять себя в руки.

Один из рабочих был французом, второй алжирцем. Признав в Нури соотечественника, алжирец обратился к нему по-французски:

– Все готово? – Он протянул руку.

Саламех на мгновение замешкался, но потом понял, что их интересует журнал, висящий у него на поясе. Он быстро отстегнул его и подал рабочему.

– Да. Да. Все в порядке. Все готово. Электрика. Гидравлика. Все проверено. Можно закрывать.

Клепальщики просмотрели журнал, поочередно кивая, потом стали готовить инструменты, заклепки и алюминиевые пластины. Некоторое время Саламех наблюдал за ними, потом, когда колени перестали дрожать, неуверенно спустился по лестнице и поспешил к проходной, чтобы отметить время ухода.

Заняв место в одном из дожидавшихся на стоянке автобусов, Нури Саламех молча наблюдал за другими рабочими, пившими вино прямо из бутылок. Вскоре машина медленно тронулась и покатила по дороге в Сен-Назер.

Сойдя с автобуса в центре города, Саламех долго шел по петляющим мощеным улицам к своей грязной, изобилующей тараканами квартирке, расположенной над булочной. Поприветствовав на арабском жену и четверых детей, Нури объявил, что ужин откладывается до его возвращения и что ему нужно выполнить некое важное поручение. Захватив стоявший на узкой и темной лестничной площадке велосипед, Нури вышел из подъезда и покатил к месту встречи. Путь его лежал к набережной, туда, где Луара встречается с водами Бискайского залива. Он ехал, тяжело выдыхая белый пар, растворявшийся в сыром, холодном воздухе. Покрышки следовало бы подкачать, и Нури то и дело чертыхался, когда колесо попадало на камень.

Людей и машин становилось все меньше и меньше, улицы погружались в темноту. Проехав по набережной, Нури оказался на пустынном берегу. Он не остановился, продолжая путь к тому месту, где находились громадные бетонные доки для подводных лодок, построенные немцами во время Второй мировой войны. Рассчитанные на то, чтобы выдержать силу взрыва авиационной бомбы, они поднимались из черной воды – серые, уродливые, со следами бомбежек. Последние лучи заходящего солнца освещали высокие, нависающие над доками заградительные боны.

Нури направил велосипед к старым, полуразвалившимся ступенькам, которые спускались к самой воде, затем, соскочив с велосипеда, спрятал его в прибрежных зарослях лавра. Потом осторожно прошел по скрипучим ступенькам.

У края воды Нури ступил на покрытую мхом и рачками подпорную стену и, стараясь не свалиться, прошел к одному из доков. В нос ему ударил запах дизельного масла и морской воды. Остановившись возле ржавой, едва держащейся на петлях двери, он отыскал на осклизлой бетонной стене полустершуюся надпись на немецком «Achtung!» и цифру 8.

Дверь с протяжным скрипом открылась, и Саламех переступил через едва заметный порог. Оказавшись внутри дока, он вначале не услышал ничего, кроме доносящегося снаружи плеска волн. Через оставленную приоткрытой дверь проникал лишь слабый свет горевших за рекой огней. Осторожно, проверяя каждый шаг, он двинулся вперед по напоминающему туннель доку. Воздух здесь был сырой, холодный и затхлый, и Саламеху отчаянно хотелось откашляться.

Неожиданно в лицо ему ударил яркий луч мощного фонарика, и Саламех заслонил глаза ладонью.

– Риш? – негромко позвал он. – Риш?

Ахмед Риш выключил фонарик и тихо заговорил по-арабски:

– Все сделано, Саламех?

В его устах это прозвучало не столько вопросом, сколько утверждением.

Нури не видел других людей, но ощущал их присутствие. Они стояли где-то рядом с ним в темноте, на этом же узком мостике.

– Да.

– Да, – повторил Риш, – да.

Теперь в его голосе отчетливо прозвучала нотка злорадства.

Саламех вспомнил темные глаза алжирца-клепальщика и глаза других алжирцев, весь день наблюдавших за ним с плохо скрытым сочувствием посвященных в тайну заговорщиков.

– Значит, проверка закончена? Хвост закроют сегодня?

Риш говорил с уверенностью человека, уже знающего ответы на свои вопросы.

– Да, сегодня.

– Ты поставил радио туда, куда было сказано, так? В верхнюю часть хвоста, поближе к наружной обшивке?

– Я прикрепил его к самой наружной обшивке, Ахмед.

– Хорошо. Антенна?

– Я ее вытащил.

– Соединение? Радио ведь будет подзаряжаться от аккумуляторов самолета?

Мысленно Саламех уже сотни раз отвечал на эти вопросы.

– Провод идет от хвостового аэронавигационного огня. Заметить его практически невозможно, даже если смотреть с близкого расстояния. Я подобрал провод того же цвета, зеленый. Радио никто не увидит, а если кто и увидит, то примет за какой-то прибор – на нем маркировка «Аэроспасиаль». Чтобы понять что к чему, нужен инженер-электрик. Рабочие его не найдут, а если и найдут, то ничего не заподозрят.

Риш кивнул в темноте:

– Отлично сработано. Отлично.

Некоторое время он молчал, но Нури слышал его дыхание и ощущал исходящий от него запах. Потом Риш снова заговорил:

– Электрический детонатор установлен там, где и нужно?

– Конечно.

– Plastique?

Он употребил универсальное французское слово, обозначающее взрывчатку.

Саламех ответил так, как будто повторял давно и прочно заученный урок:

– Я прикрепил ее к верхнему краю топливного бака. Поверхность в этом месте слегка закругленная. От детонатора до бака примерно десять сантиметров. Детонатор помещен в самую середину заряда. Сила взрыва направлена в глубь топливного бака.

Он облизал пересохшие губы. Алжирец не питал симпатии к этим людям и не сочувствовал делу, за которое они боролись. И еще он знал, что совершил великий грех. С самого начала у него не было ни малейшего желания вмешиваться в чужие проблемы. Но, по словам Риша, каждый араб, от Касабланки в Марокко до высушенных солнцем пустынь Ирака, каждый араб на этой протянувшейся на пять тысяч километров территории должен считать себя воином. По словам Риша, все они братья, все сто с лишним миллионов человек. Нури не верил ни единому слову этого человека, но его родители и сестры остались в Алжире, что послужило веским аргументом убеждения.

– Я горжусь тем, что сделал, – сказал Саламех, чтобы как-то заполнить гнетущую тишину, хотя и понимал, что его слова ничего уже не изменят.

Он вдруг с отчетливой ясностью понял, что судьба его решилась в тот момент, когда эти люди в первый раз пришли к нему.

Риш словно и не слышал ничего, думая, вероятно, о том, что занимало его куда больше.

– Plastique? Ты сказал, что она не заметна на фоне бака? А может быть, тебе следовало покрыть ее алюминиевой краской? – рассеянно спросил он.

Саламех с готовностью ухватился за предоставленную возможность сообщить добрую весть, успокоить присутствующих или даже рассеять демонов сомнения:

– Туда никто не заглянет. Отсек отделен от кабины герметичной переборкой. Управление гидравликой и электрическими системами ведется снаружи, с эксплуатационной панели. Чтобы снять заклепанную пластину, нужна серьезная причина, например, выход из строя какого-то компонента. Ни один человек никогда не увидит эту сторону топливного бака.

Теперь Нури уже ясно слышал нетерпеливое дыхание по крайней мере трех человек, скрывавшихся в тени за спиной Риша. К этому времени в конце туннеля стало совсем темно. Иногда с реки или залива доносился звук корабельной сирены, приглушенным диссонансом прокатывавшийся над водой и проникавший в холодный и темный док.