Совершая ошибки (ЛП) - Эрлих Сигал. Страница 53

— Было бы неплохо нарисовать вас; у вас такие тонкие черты.

Я посылаю ей робкую застенчивую улыбку.

— Точно, я тогда куплю эту картину, — говорит Дэниел случайно, поднимая другую вилку ко рту.

— Вы не едите таджин? — я спрашиваю Ирис во время обеда, после того, как мы обсудили ее жизнь в Бахе, и тот факт, что она не любит Сан-Франциско, но приезжает изредка туда только из-за Дэниела.

— Я вегетарианка, — отвечает она.

Почему-то я совсем не удивлена. У нее аура святая.

Позже она мне рассказывает, что это случилось тогда, когда Дэниел уехал в колледж, и она наконец-то исполнила свое желание переехать в Бахи. Я спрашиваю ее, почему она выбрала именно этот город, для своего дома, и один из ее первых ответов является вопросом о том, была ли я здесь ранее и видела ли это место. Я сразу понимаю, что она имеет в виду. Она говорит о том, что это спокойное и уединенное место. Я удивлена, узнав, что Дэниел — человек, который первоначально показал ей этот рай, взяв ее с собой в одну из его поездок для серфинга. Она также рассказывает мне о художественном сообществе; по-видимому, есть больше, чем несколько художников, которые предпочитают жить в этом же очаровательном городе.

— Вы, кажется, очень счастливы здесь, — говорю я.

Она смотрит на меня с теплой улыбкой, ее глаза блестят от удовольствия.

— Безумно. Я чувствую, что принадлежу этому месту, тем более, что я могу делать то, что мне нравится больше всего. Я не могу просить большего, — она переводит свой задумчивый взгляд к открытому окну и обратно на меня. — Я очень рада, — подтверждает она.

Хотя ее улыбка не меняется, я чувствую, что ее чувство глубже, чем просто счастье. Женщина передо мной, кажется, ангелом.

Затем она кладет свою нежную руку на мою и говорит своим мелодичным голосом:

— Вам просто нужно хорошенько подумать о том, что вы хотите на самом деле. После того, как вы поймете, вы будете жить в мире полном блаженства. До тех пор, вас будут мучить постоянные сомнения.

Я думаю о ее мудрых словах и не могу не согласиться. Я смотрю, чтобы проверить реакцию Дэниела, ожидая увидеть либо суженные глаза, либо какой-то намек на насмешку в выражении его лица. Я удивлена, заметив, что он, кажется, задумался. После того, как он замечает мой взгляд, уголки моих губ поднимаются вверх, и он медленно кивает головой в знак согласия. Я отвечаю ему взаимностью с нежной улыбкой на глубокое признание того, что между нами образуется связь, которая не требует слов.

Я слушаю внимательно рассказы Ирис о детстве Дэниела, о нем будучи безрассудным, беспокойным и харизматичным ребенком. «Ничего не изменилось», — думаю я.

— Я просто ненавидела тот период, когда он стал таким интровертом. Вы знаете, когда Майк ушел…

Майк, это имя его отца, а не «трус, который ушел от нас». Я замечаю, что рука Дэниела застывает на моей спине. Он сжимает челюсть, хотя его досада кажется не столь грозной, чем ранее. Я кладу свою руку на его бедро и ласкаю нежными движениями, пытаясь его успокоить.

— Даже не начинай, — предупреждает он тихим стальным голосом.

— Это часть тебя. Тебя бы не было без него, Дэниел. Ты не можешь игнорировать этот факт, — спокойное поведение Ирис находится в полном противоречии с растущим раздражением Дэниела. Проигнорировав его растущий гнев, она продолжает, говоря, что Майку было просто страшно, и именно поэтому он ушел.

— Когда твоя семья нуждается в тебе больше всего, ты должен помогать ей, а не убегать, — утверждает Дэниел. — Ты должен заботиться о тех, кого любишь. Должен бороться за них ради Бога.

— Моя любовь, тебе нужно простить и отпустить свой гнев. Он не хотел причинить нам вред, это не было его намерением, — ее голос почти умолял, когда она ищет его взгляд.

— О, конечно, он нас не обидел, — Дэниел скривил лицо в полном презрении.

— Он не был достаточно зрелым, и ему было страшно. Он не мог заботиться о нас. Он был смущен. Молодой, испуганный человек, который не знает, как бороться с болезнью.

Как она может быть настолько снисходительной?

— Прекрати нести эту чушь, когда дело доходит до него. Черт побери, остановись, — это первый раз с тех пор, как мы сюда пришли, когда Дэниел позволяет себе такое оскорбительное отношение к своей матери, а затем он выключается полностью. Он даже не отвечает на мое прикосновение руки под столом.

Его гнев дошел до красной отметки. Когда я пытаюсь поймать его глаза, я замечаю, что он как бы занят обедом, его взгляд непроницаем.

Пытаясь сменить тему, я спрашиваю Ирис о ее чудесном исцелении от рака. Она рассказывает про экспериментальные методы лечения, которые ей довелось пройти, что в конечном итоге привело к излечению конкретного типа рака, от которого она страдала. Я узнала, что Дэниел часто жил в домах друзей и семьи, когда она была далеко на лечении. Она была не в состоянии заботиться о нем сама в течение нескольких лет, когда он был еще в начальной школе. Мысль о том, что он рос таким образом, режет меня изнутри.

Пока мы общались, Дэниел успокоился и снова присоединился к разговору, держа меня за руку, иногда целуя в шею, щеку или губы.

Веселая мелодия играет на телефоне Дэниела, что сразу же привлекает наше внимание.

— В субботу вечером? — комментирует Ирис, морща нос.

Я думаю о том, что она имеет в виду. Он когда-нибудь забывал про работу? Когда-нибудь игнорировал телефонный звонок по работе?

Увидев имя на экране, выражение лица Дэниела становится обеспокоенным.

— Крис, — отвечает он несколько устало и, не дожидаясь ответа, добавляет: — Насколько все серьезно на этот раз?

Дэниел сжимает челюсть, слушая некоторое время.

— Так помоги мне, — он дышит тяжело, — если мы будем тянуть это до конца и не обозначим срок, я уволю весь отдел. А где Роб, черт возьми? — он хмурит лоб. — Что значит он недоступен? Разве он сейчас не со своей командой? Кто-нибудь пытался решить этот вопрос, кроме меня? — полная ярость застилает его уже итак раздраженное лицо, и он уходит в соседнюю комнату.

Остановившись на мгновение, он кивает мне, показывая, что скоро вернется.

Это что-то новенькое, и мне это определенно нравится. Не так давно он бы просто ушел, безразличный к тому, была ли я рядом или нет. Погруженная глубоко в своих мыслях, меня отвлекает вспышка камеры. Откуда это? Ирис снимает меня на Polaroid, размахивая фото по воздуху, дожидаясь его высыхания.

— Вот, посмотри, как ты прекрасна, — говорит она, показывая мне фото, — выражение твоих глаз, когда ты смотришь на него, — она протягивает мне фотографию, оставаясь довольной увиденным. Когда я смотрю на нее внимательно, я должна согласиться с ней. Мои глаза нежные и блестящие, мое лицо расслабленно, а на моих губах маленькая улыбка. Мой внешний вид, в общем, почти кричит от чистого обожания. Ничего себе, это действительно отражает мои эмоции. Я думаю, это правда, что картина говорит больше, чем тысячи слов.

— Я люблю его, — я интерпретирую фото в слова.

— Я это вижу. Он тоже любит тебя, ты же знаешь. Я не могу никак нарадоваться, что он нашел тебя. Я так рада за вас двоих, — Ирис улыбается мне. — Убедись в том, чтобы удержать его, даже когда он становится грубым. Не сдавайся даже тогда, когда ты чувствуешь, что больше нет сил.

Я поворачиваюсь к ней, чтобы спросить ее, о чем именно она говорит, но, кажется, она находится глубоко в своих мыслях, и я воздерживаюсь от того, чтобы отвлечь ее от мыслей.

Когда я смотрю в сторону, куда Дэниел ушел, я думаю о том, насколько глубоки мои чувства к нему. Это какой-то абсурд, я даже скучаю по нему, когда он находится в соседней комнате.

— Иди, успокой его, — уговаривает меня Ирис тихим, приятным голосом с небольшой улыбкой на губах. Я смотрю на остатки от обеда.

— Иди, Хейли, я уберу здесь, просто иди, — говорит она.

Я нерешительно открываю дверь, заметив, что студия Ирис: узкая комната с голыми стенами и широкими окнами. Несколько угольных эскизов стоят на полу, прислонившись к стенам. В середине комнаты расположены два больших мольберта, один с пустым холстом, а другой с незаконченной картиной гроздей винограда.