Подозрение - Дюрренматт Фридрих. Страница 2

– Врач.

– И живет в Швейцарии?

– Он владелец клиники в Зоненштайне, под Цюрихом, – ответил врач. – В тридцать втором году он эмигрировал в Германию, а оттуда в Чили. В сорок пятом вернулся и приобрел клинику. Один из самых дорогих госпиталей в Швейцарии, – добавил он тихо.

– Только для богатых?

– Только для очень богатых.

– Он хороший ученый, Самуэль? – спросил комиссар.

Хунгертобель помедлил.

– На этот вопрос трудно ответить, – сказал он. – Когда-то он был хорошим ученым; только мы не знаем, остался ли он таковым. Он работает методами, кажущимися нам сомнительными. Мы знаем о гормонах, на которых он специализировался, довольно мало. И, как всегда в областях, подлежащих завоеванию науки, часто ученые и шарлатаны, а иногда те и другие в одном лице, бродят в потемках. Что делать, Ганс? Эменбергера любят пациенты и верят в него как в бога. А это, как мне кажется, для таких богатых пациентов самое главное, без веры во что-либо далеко не уедешь, а особенно когда вас лечат гормонами. Так он добивается успеха, его обожают, и он зарабатывает свои деньги. Мы называем его «Наследным принцем».

Хунгертобель неожиданно замолчал, как будто раскаиваясь в том, что сказал прозвище Эменбергера.

– «Наследный принц». Почему именно эта кличка? – спросил Берлах.

– Клиника унаследовала состояние многих пациентов, – отвечал Хунгертобель неохотно. – Такая уж там мода.

– Итак, вам, врачам, это показалось странным! – сказал комиссар.

Оба молчали. В тишине висело что-то невысказанное, чего Хунгертобель так боялся.

– Ты не должен думать того, что думаешь, – сказал он в ужасе.

– Я только иду за твоими мыслями, – отвечал спокойно комиссар. – Будем точны. Пусть наш образ мыслей будет преступлением, даже в этом случае мы не должны его бояться. Мы ответственны только перед своей совестью и найдем в себе силы перепроверить наши мысли и, если окажемся не правы, отказаться от них. Давай, Самуэль, думать. Мы можем предположить, что Эменбергер при помощи методов, которые изучил в концлагере, заставляет своих пациентов завещать ему состояние, а затем их убивает.

– Нет! – горячо воскликнул Хунгертобель. – Нет! – и посмотрел беспомощно на Берлаха. – Мы не должны этого думать. Мы не звери! – воскликнул он вновь и взволнованно зашагал по комнате от стены к окну, от окна к стене. – Боже, – простонал врач, – что может быть ужасней этого часа?..

– Подозрение, – сказал старик в постели и затем непреклонно повторил: – Подозрение!

Хунгертобель остановился у постели больного.

– Забудем этот разговор, Ганс, – промолвил он. – Мы распустились. Иногда даешь волю своему буйному воображению. Он был в Чили, а не в Штутхофе, таким образом, наше подозрение утрачивает смысл.

– В Чили, в Чили, – сказал Берлах, и его глаза сверкнули, предвкушая приключение. Его тело вытянулось. Так он и лежал расслабленный, без движения, заложив руки за голову.

Когда Хунгертобель в дверях еще раз недоверчиво оглянулся на больного, комиссар уже спал.

АЛИБИ

На следующее утро в половине восьмого после завтрака старик, занимавшийся чтением объявлений, несколько удивился, когда вошел Хунгертобель. Обычно в это время Берлах засыпал вновь или, вытянувшись, отдыхал, положив голову на руки. Врачу показалось, что комиссар выглядел свежее, чем обычно, а его глаза сверкали былым блеском.

– Как дела? – приветствовал Хунгертобель больного.

– Дышу утренним воздухом, – сдержанно ответил тот.

– Я сегодня пришел к тебе раньше, чем обычно, и это вовсе не обход, – сказал врач, подойдя к постели. – Я принес тебе пачку медицинских газет. Швейцарский медицинский еженедельник, французский и прежде всего, поскольку ты понимаешь по-английски, различные номера английского «Ланцета» – известной медицинской газеты.

– Как мило с твоей стороны думать, что я интересуюсь подобными вещами, – ответил Берлах, не отрывая глаз от объявлений. – Однако я не знаю, подходящая ли это для меня литература. Ты знаешь, я не дружу с медициной.

Хунгертобель засмеялся:

– И это говорит тот, кому мы помогли!

– Вот именно, – сказал Берлах. – От этого болезнь не станет другой.

– Что ты читаешь в объявлениях? – спросил с любопытством врач.

– Предложения о продаже марок, – ответил старик. Врач покачал головой:

– Ты считаешь чтение газет более важным, чем медицина. Я хочу тебе доказать, Ганс, что наш вчерашний разговор был глупостью. Ты следователь, и я верю, что ни с того ни с сего можешь арестовать нашего подозреваемого модного врача вместе с его гормонами. Не понимаю, как я мог забыть, что доказательство о пребывании Эменбергера в Чили привести так легко. Он присылал оттуда и опубликовывал в различных медицинских газетах, в том числе в английских и американских, статьи главным образом по вопросам желез внутренней секреции и сделал на этом себе имя. Последняя статья появилась в «Ланцете» в январе сорок пятого года, незадолго до того, как он вернулся в Швейцарию. Конечно, это доказательство того, что наше подозрение было беспочвенно. Заклинаю тебя в будущем не испытывать меня в качестве криминалиста. Мужчина на фотографии не может быть Эменбергером, или это подделка.

– Да, это было бы алиби, – сказал Берлах и свернул объявления. – Оставь мне эти газеты.

Когда Хунгертобель в десять часов пришел к нему с обходом, старик лежал в постели, с интересом читая газеты.

– Кажется, я заинтересовал тебя медициной, – сказал удивленно врач, нащупывая пульс Берлаха.

– Хунгертобель, ты прав, – сказал комиссар, – статьи поступили из Чили.

Врач очень обрадовался и облегченно вздохнул:

– Вот видишь, а мы уже считали Эменбергера убийцей.

– В этом деле за последнее время сделаны колоссальные шаги, – ответил Берлах сухо. – Время, друг мой, время. Английские газеты мне не нужны, а швейцарские оставь.

– Статьи Эменбергера в «Ланцете» гораздо серьезнее, Ганс! – возразил Хунгертобель, убежденный, что друг заинтересовался медициной. – Прочти их.

– В медицинском еженедельнике Эменбергер пишет все-таки по-немецки, – сказал старик несколько насмешливо.

– Ну и что? – спросил врач, ничего не понимая.

– Меня занимает его стиль, Самуэль, стиль врача, обладавшего когда-то литературным талантом. Статьи написаны довольно-таки беспомощно, – сказал следователь осторожно.

– Ну и что с того? – спросил Хунгертобель, ничего не понимая и изучая кривую температуры на таблице.

– Так просто алиби не докажешь, – сказал комиссар.

– Что ты хочешь этим сказать? – воскликнул ошеломленный врач. – Ты еще продолжаешь подозревать?

Берлах задумчиво посмотрел на растерявшегося друга, на старое, благородное, покрытое морщинами лицо врача, никогда не искавшего в своем труде легкого пути и все же так мало знавшего людей, а затем сказал:

– Самуэль, ты ведь, как всегда, куришь сигары «Литл Роз»? Было бы великолепно, если бы ты мне предложил одну, я уже предвкушаю удовольствие закурить после овсянки.

Еще до обеда к больному, без конца перечитывавшему одну и ту же статью Эменбергера о поджелудочной железе, пришел первый посетитель со дня операции. В одиннадцать часов в палату вошел его шеф и, не снимая зимнего пальто, держа шляпу в руках, несколько смущенно сел у постели больного. Берлах прекрасно знал, что означает это посещение, а шеф прекрасно знал, как обстоят дела комиссара.

– Ну-с, комиссар, – начал Лютц, – как поживаем? Мы опасались худшего.

– Потихоньку выздоравливаю, – ответил старик и скрестил руки за головой.

– Что это вы читаете? – спросил Лютц, пытаясь отсрочить разговор о теме своего посещения. – Если не ошибаюсь, Берлах читает медицинские журналы?

Комиссар не смутился.

– Читаю запоем, как детектив, – сказал он. – Вот так, пока болеешь, понемногу расширяешь свой кругозор.

Лютц хотел узнать, как долго, по мнению врачей, старик должен соблюдать постельный режим.