Подозрение - Дюрренматт Фридрих. Страница 7

– Однако практически это невозможно; значит, ты проглотил шнапс вместе с бутылкой! – воскликнул удивленный врач.

– Выходит, так, – улыбнулся старик. Хунгертобель стал протирать очки. Он делал это всегда, когда волновался.

– Дорогой Самуэль, – сказал комиссар, – я понимаю, что нелегко лечить криминалиста, и даже согласен быть в твоих глазах тайным алкоголиком, а потому прошу тебя позвонить в клинику Зоненштайн и положить меня в нее в качестве недавно оперированного, нуждающегося в постельном режиме, но богатого пациента под именем Блэза Крамера.

– Ты хочешь к Эменбергеру? – спросил Хунгертобель озадаченно и сел.

– Конечно, – ответил Берлах.

– Ганс, – сказал Хунгертобель, – я тебя не понимаю. Ведь Неле мертв.

– Один Неле мертв, – поправил старик. – Теперь надо установить какой.

– Существовали два Неле? – спросил взволнованный врач.

Берлах взял документы в руку.

– Давай рассмотрим это дело вместе и выделим самое важное. Ты увидишь, что наше искусство состоит немного из математики и немного из воображения.

– Я ничего не понимаю! – простонал Хунгертобель. – Все утро я ничего не понимаю!..

– Прочтем приметы, – продолжал комиссар. – Высокий рост, худой, волосы седые, раньше рыжевато-коричневые, глаза голубовато-серые, уши торчат в стороны, под глазами мешки, зубы здоровые. Особые приметы: шрам над правой бровью.

– Это точно он, – сказал Хунгертобель.

– Кто? – спросил Берлах.

– Эменбергер, – ответил врач. – Я узнал его по приметам.

– Однако это приметы Неле, найденного мертвым в Гамбурге, – возразил старик. – Так значится в актах уголовной полиции.

– Что ж, это естественно, я их перепутал, – констатировал Хунгертобель удовлетворенно. – Каждый из нас может походить на убийцу. Ты должен согласиться со мной, что спутать по приметам очень легко.

– Это один вывод, – сказал комиссар. – Возможны и другие выводы. На первый взгляд они кажутся маловажными, однако их надлежит исследовать – ведь они существуют. Итак, другой вывод: в Чили был не Эменбергер, а Неле под именем Эменбергера, в то время как Эменбергер под другим именем – в Штутхофе.

– Это невероятно, – удивился Хунгертобель.

– Конечно, – ответил Берлах, – однако допустимо. Нужно принять во внимание все возможности.

– Куда же это нас заведет! – запротестовал врач. – Выходит, Эменбергер убил себя в Гамбурге, а врач, руководящий сейчас клиникой в Зоненштайне, и есть Неле?

– Ты видел Эменбергера после его возвращения из Чили? – спросил старик.

– Только мельком, – отвечал Хунгертобель и растерянно схватился за голову.

– Вот видишь, эта возможность существует, – продолжал комиссар. – Возможен также вывод, что мертвец остался в Гамбурге. Возвратившийся из Чили и есть Неле, а Эменбергер вернулся в Швейцарию из Штутхофа, где носил имя Неле.

– Чтобы защищать это странное предположение, следует сделать вывод, что Неле убит Эменбергером, – сказал Хунгертобель, покачав головой.

– Совершенно верно, Самуэль! – кивнул комиссар, – Предположим, что Неле убит Эменбергером.

– Исходя из твоей безграничной фантазии, мы с тем же успехом можем предположить обратное: Неле убил Эменбергера.

– Это предположение тоже допустимо, – сказал Берлах. – Его мы тоже можем допустить, по крайней мере на нынешней стадии следствия.

– Все это чепуха, – сказал раздраженный врач.

– Возможно, – отвечал спокойно Берлах. Хунгертобель оборонялся энергично:

– Этими примитивными приемами, с какими комиссар обращается с действительностью, можно легко доказать что угодно. Этим методом можно поставить под сомнение вообще все, – сказал он.

– Следователь обязан поставить под сомнение действительность, – отвечал старик. – Приблизительно это так. Мы подобны двум философам, ставящим сначала под сомнение все и доказывающим от противного различные положения, начиная от искусства умирать и кончая жизнью после смерти. Мы вместе пришли к различным предположениям. Все они возможны. Это первый шаг. Следующим шагом мы выберем самые вероятные. Возможные и вероятные не одно и то же. Поэтому мы должны исследовать степень вероятности наших предположений. У нас два человека, два врача: с одной стороны – преступник Неле, с другой – знакомый твоей юности Эменбергер, руководитель клиники Зоненштайн в Цюрихе.

По существу, у нас два положения, и оба возможны. Их степень вероятности на первый взгляд различна. Первое положение утверждает, что между Неле и Эменбергером не существовало никаких отношений, оно вероятно; второе допускает эти отношения, и менее вероятно.

– Вот это я и говорю все время, – прервал Хунгертобель старика.

– Дорогой Самуэль, – отвечал Берлах, – я, к сожалению, следователь и обязан отыскивать преступления в человеческих отношениях. Первое положение, не допускающее между Неле и Эменбергером отношений, меня не интересует. Неле мертв, а Эменбергера не в чем обвинить. Моя же профессия вынуждает меня подробнее рассмотреть второе, менее вероятное, положение. Что в этом положении вероятно? – Берлах глубоко вздохнул. – Во-первых, оно свидетельствует о том, что Неле и Эменбергер поменялись ролями, что Эменбергер под фамилией Неле был в Штутхофе и проводил над арестантами операции без наркоза; далее, Неле в роли Эменбергера был в Чили и оттуда посылал сообщения и статьи в медицинские журналы; не говоря о дальнейшем: смерти Неле в Гамбурге и теперешнем пребывании Эменбергера в Цюрихе.

Согласимся, что это предположение очень фантастично. Оно возможно только в том случае, если Эменбергер и Неле врачи. Здесь мы поднялись на первую ступеньку, на которой и остановимся. Это первый факт, возникающий в наших предположениях, в этой мешанине возможного и вероятного.

– Если твои предположения верны, ты будешь подвергаться страшной опасности, ибо Эменбергер – дьявол, – сказал Хунгертобель.

– Я знаю, – кивнул комиссар.

– Твой шаг не имеет никакого смысла, – сказал врач еще раз, тихо, почти шепотом.

– Справедливость всегда имеет смысл, – ответил Берлах. – Позвони Эменбергеру. Завтра я поеду к нему.

– Перед самым Новым годом? – Хунгертобель вскочил со стула.

– Да, – отвечал старик, – перед Новым годом. – Затем в его глазах появились насмешливые искорки. – Ты принес мне трактат Эменбергера но астрологии?

– Конечно, – сказал врач. Берлах засмеялся.

– Тогда давай сюда. Мне хочется узнать, что говорят звезды. Может быть, и у меня все же есть один шанс остаться живым.

ГОСТЬ

Беспокойный больной, к которому медсестры все более неохотно входили в комнату, этот замкнутый человек с непоколебимым спокойствием плел сеть огромной паутины, нанизывая один вывод на другой. Всю вторую половину дня что-то писал, затем позвонил нотариусу. Вечером, когда Хунгертобель сообщил, что комиссар может отправляться в Зоненштайн, в больницу пришел гость.

Посетитель был маленьким, худым человечком с длинной шеей. Он был одет в плащ, карманы которого были набиты газетами. Под плащом был серый с коричневыми полосами до предела изношенный костюм, вокруг грязной шеи был обмотан запятнанный лимонно-желтый шелковый шарф, на лысине как бы приклеился берет. Под кустистыми бровями горели глаза, большой нос с горбинкой казался великоватым, а рот совсем ввалился, ибо зубы отсутствовали. Он сыпал с удивительно скверной артикуляцией словами, среди которых, как островки, выплывали знакомые выражения: троллейбус, дорожная полиция – предметы и понятия, по-видимому, раздражавшие человечка до крайности.

Без какого-либо повода посетитель размахивал элегантной, однако совершенно вышедшей из моды – такими пользовались в прошлом столетии – черной тростью с серебряной ручкой… Войдя в вестибюль, он столкнулся с медсестрой, пробормотал извинения и поклонился, затем безнадежно заблудился в отделении для рожениц, чуть было не влетел в родильную, где врач как раз принимал ребенка, а затем споткнулся об одну из ваз е гвоздиками, стоявших перед дверями. В конце концов посетителя отвели в новый корпус (его поймали, как загнанного зверя), однако, прежде чем он вошел в комнату старика, трость попала ему между ногами, вылетела из рук и с грохотом ударилась о дверь палаты тяжелобольного.