Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы - Дюрренматт Фридрих. Страница 17

Первый из трех вошедших. Руки за голову.

Второй. Встань между окон.

Сен-Клод повинуется.

Третий. Повернись лицом к напольным часам.

Сен-Клод повинуется.

Выстрел.

Первый. Легкая смерть. Легче не бывает.

Сен-Клод продолжает стоять. Трое в плащах — правая рука снова в кармане — выходят в дверь справа. Сен-Клод поворачивается к публике и произносит, изображая то директора захудалого театра, то Мефистофеля, следующий монолог.

Сен-Клод. Дамы и господа, как вы, должно быть, изволили заметить, меня только что расстреляли, а незадолго до этого кончилась бессмертная Девятая. Пуля, я думаю, вошла в мое тело где-то между лопаток — сказать точнее я при всем желании не могу (он ощупывает рукой спину), — прошила внутренности, поразила сердце и вышла, мне кажется, вот здесь из груди, пробила фрак, погнула орден «Pour le merite» [17], что сопряжено с неприятностями, поскольку и фрак, и орден не мои, после чего повредила напольные часы; так примерно я себе это представляю. Мое нынешнее состояние не лишено приятности. Если не считать вполне понятного изрядного удивления, что после всего, что случилось, я все еще перед вами, чувствую я себя преотлично. Особенно это касается моей печени, которая вдруг перестала меня беспокоить. Она была поражена коварной болезнью, которую я, до того как умереть, трусливо пытался скрыть, руководствуясь исключительно принципами морали, но которой, должен теперь признаться, я обязан значительной частью своего излишне радикального миросозерцания. Моя смерть, которую вы только что видели, эта весьма тривиальная, но, к великому сожалению, — до чего странные выражения приходится теперь употреблять (он качает головой) — эта, стало быть, к великому сожалению, не такая уж необычная смерть случится, как легко догадаться, только в самом конце пьесы, ибо если уж появились типы с повязками на рукавах, то все кончается, игра уже проиграна. Но по соображениям, которые я назвал бы терапевтическими, мы показали мое убийство в самом начале — и сразу предвосхитили одну из самых жутких сцен. Кроме того, — об этом тоже нельзя не сказать — к моменту моей мучительной смерти здесь будут валяться и другие трупы — обстоятельство, которое сейчас могло бы вас смутить, но в котором нет ничего необычного, если иметь в виду, что в этой комедии речь, между прочим, идет о браке моего друга Миссисипи. Между прочим, потому что тут затрагиваются отнюдь не безоблачные судьбы трех мужчин (три патетических поясных портрета, изображающих слева направо Сен-Клода, Юбелоэ и Миссисипи, двое крайних в черной рамке опускаются сверху и остаются висеть в глубине сцены), которые по разным причинам вбили себе в голову ни больше ни меньше как отчасти изменить, отчасти спасти мир, но которым, надо сказать, ужасно не повезло — на их пути встретилась женщина (сверху опускается портрет Анастасии, тоже в черной рамке, и повисает между Юбелоэ и Миссисипи), которую нельзя было ни изменить, ни спасти, так как она больше всего на свете любила удовольствия — во всяком случае, отметим задним числом, очень даже привлекательная жизненная позиция, — так что и эту комедию с полным на то правом можно было бы назвать «Любовь графа Бодо фон Юбелоэ-Цабернзе», или «Приключения господина Сен-Клода», или коротко и ясно: «Госпожа Анастасия и ее любовники». (Произнося эти слова, он указывает на соответствующий портрет.) Правда, в результате осложнений все в конце концов рушится, да и вообще сюжет развивается самым решительным образом, что само по себе прискорбно, но тут уж — из любви к истине — ничего изменить нельзя, тем более теперь, когда известен финал. (Портреты снова исчезают.) И если вы видите, как один из немногих оставшихся в живых бредет, пошатываясь, мимо обоих окон — вот, пожалуйста (за окнами нетвердой походкой проходит граф Юбелоэ с синим флагом в руках), размахивая благочестивым флагом и торопясь вслед за смешной процессией Армии Спасения, то вы должны нас простить, такого просто быть не могло, так как мы находимся на втором этаже дома, об этом вы можете судить хотя бы по тому, что видите со своих мест верхушки деревьев, речь идет о кипарисе и яблоне. Но давайте все же начнем нашу историю. Мы могли бы, к примеру, начать с того, как я в Румынии затеваю ту самую революцию, которая привела к свержению царя Михаила, или как граф Юбелоэ в Тампанге, убогом захолустье в глубине Борнео, в пьяном виде пытается вырезать слепую кишку пьяному малайцу. (Сверху опускаются две картины, изображающие эти события.) Но останемся здесь, в этом знакомом нам помещении. Вернемся назад (картины опять поднимаются вверх), нам это сделать нетрудно, так как мы остаемся на этом же месте — хотя не совсем ясно, где, собственно, находится этот дом — сперва автор выбрал юг, отсюда кипарис, храм и море, затем север — отсюда яблоня и собор, — стало быть, давайте вернемся назад, в то время, когда до печального события, свидетелем которого вы были в самом начале, оставалось еще пять лет, назад в сорок седьмой или сорок восьмой год, на пять лет в прошлое, считая от настоящего момента, если такое вообще возможно. Итак, стоит месяц май, окна слегка приоткрыты (окна немного приоткрываются), на столике красная роза, над напольными часами висит портрет первого мужчины, которому выпало счастье жениться на Анастасии, портрет сахарного фабриканта, его звали Франсуа. Служанка вводит моего старого друга Миссисипи (служанка и Миссисипи входят через правую дверь), он, как всегда, корректен, на нем, как всегда, черный сюртук, он подает миловидной служанке трость, пальто и цилиндр, а я в это время — к сожалению, в прежней жизни мне часто приходилось лазить в окно — удаляюсь испытанным путем — путем, может быть, для покойников и не совсем привычным, но откуда мне, только что умершему, без всякой подсказки знать их способы превращения в ничто… Короче, пока я отправляюсь в то место (недоверчиво смотрит куда-то в глубь земли), о котором я не имею ни малейшего представления (вылезает в левое окно), пять лет тому назад господин Миссисипи принимает здесь важное решение.

Сен-Клод исчезает.

Служанка. Мадам сейчас придет.

Служанка выходит направо, Миссисипи рассматривает портрет сахарного фабриканта. Слева входит Анастасия. Миссисипи вежливо кланяется.

Анастасия. Что вам угодно?

Миссисипи. Меня зовут Миссисипи. Флорестан Миссисипи.

Анастасия. Вы мне написали, что должны поговорить со мной по срочному делу.

Миссисипи. Да, по срочному. К сожалению, из-за своей занятости я смог прийти только после обеда.

Анастасия. Вы были другом моего мужа?

Она бросает короткий взгляд на портрет в глубине сцены.

Миссисипи делает то же самое.

Миссисипи. Его внезапная смерть — большой удар для меня. (Кланяется.)

Анастасия (слегка смущаясь). Он умер от паралича сердца.

Миссисипи (снова кланяется). Примите мои глубокие соболезнования.

Анастасия. Можно пригласить вас на чашку кофе?

Миссисипи. Вы очень добры.

Они садятся за столик. Анастасия слева, Миссисипи справа.

Анастасия наливает. Сцену за кофейным столиком необходимо инсценировать очень точно, воссоздавая все движения действующих лиц: так, они одновременно подносят чашки ко рту, одновременно помешивают кофе ложечкой и т. д.

Анастасия. В своем письме вы настоятельно просили меня выслушать вас. Ради моего покойного супруга. (Она бросает взгляд на портрет.) В противном случае я бы не приняла вас всего через несколько дней после смерти Франсуа. Надеюсь, вы меня понимаете.