Убийства — мой бизнес - Дюрренматт Фридрих. Страница 40
Бросив трубку и повернувшись к Хенри, я обнаружил, что он тянет виски прямо из бутылки, которую достал из своего кармана.
— Хенри! — крикнул я возмущенно.
Не отрываясь от бутылки, он смерил меня взглядом, в котором читалась решимость.
— Слушай, друг, — сказал он. — Из твоего с ними разговора я все понял. Тебе придется встречаться с этими подонками где-то в темном месте среди густых зарослей. Я отлично знаю, чем кончаются такие встречи. Они дадут тебе по башке и оставят валяться без чувств, а сами удерут, прихватив и денежки, и ожерелье. Нет, так дело не пойдет! Верно тебе говорю: не пойдет!
Последние слова он почти прокричал.
— Хенри, — возразил я ему спокойно. — Это мой долг, и я обязан его выполнить.
— Ерунда! — усмехнулся Хенри. — Ты, конечно, чокнутый, но парень в общем-то славный. И я говорю: нет. Хенри Эйхельбергер из Висконсина — а впрочем, меня можно назвать и Эйхельбергером из Милуоки — говорит решительно: нет. А слово мое твердое.
И он еще раз приник к горлышку бутылки.
— Ты вряд ли сможешь помочь делу, если нарежешься, — заметил я довольно-таки язвительно.
Он опустил бутылку и посмотрел на меня с неподдельным изумлением, которое читалось в каждой черточке его некрасивого лица.
— Я нарежусь? — переспросил он обиженно. — Ты действительно считаешь, что я могу напиться? Разве кто-нибудь видел когда-нибудь пьяного Эйхельбергера? Чтобы это увидеть, нужно по меньшей мере месяца три. У нас с тобой просто нет на это времени. Вот когда у тебя будут свободные месяца три, пять тысяч галлонов виски и воронка, чтобы заливать его мне в глотку, я с радостью посвящу свой досуг и покажу, как выглядят Эйхельбергеры, когда они пьяны. Зрелище будет невероятное, можешь мне поверить. От этого города не останется ничего, кроме груды дымящихся развалин и битого кирпича, и ни души живой в радиусе миль эдак пятидесяти. А посредине будет преспокойно валяться на спине и щуриться на солнышке Хенри Эйхельбергер. Пьяный Хенри Эйхельбергер. Причем не в стельку, не в дугу и не в дупелину. Но по крайней мере тогда я не обижусь, если ты назовешь меня пьяным.
Произнеся эту речь, он сел и выпил еще. Я хмуро смотрел в пол. Мне было нечего сказать ему.
— Но это как-нибудь в другой раз, — сказал Хенри. — А сейчас я просто принимаю необходимое мне лекарство. Я сам не свой без небольшой дозы алкоголя. На нем меня взрастили. Я отправляюсь с тобой, Уолтер. Где расположено то место?
— Поблизости от пляжей, но только ты не поедешь со мной, Хенри. Хочешь пить — пей, но со мной ты не поедешь.
— У тебя просторная машина, Уолтер. Я спрячусь сзади на полу и накроюсь ковриком. Это прекрасная мысль, согласись.
— Нет, Хенри.
— Уолтер, ты — отличный малый, и я поеду с тобой, чтобы помочь обтяпать это дельце. Можешь не сомневаться, моя помощь тебе понадобится. Глотни-ка виски, у тебя что-то нездоровый вид.
После битого часа препирательств с ним у меня разболелась голова. Меня стали одолевать усталость и дурные предчувствия. Именно в тот момент я совершил ошибку, которая могла оказаться роковой. Уступив уговорам Хенри, я выпил немного виски, — чуть-чуть, в чисто лечебных целях. Мне сразу же стало настолько лучше, что я принял еще одну, более крупную дозу. Этим утром я вообще ничего не ел, а ужин накануне был очень легким. К концу следующего часа Хенри успел сбегать еще за двумя бутылками виски, а я чувствовал себя легким, как птичка. Все проблемы исчезли, и теперь уже я охотно согласился, чтобы Хенри отправился со мной на это рандеву, спрятавшись между сиденьями.
Словом, мы приятно проводили время, но в два часа я почувствовал, что меня неудержимо клонит в сон, завалился на постель и погрузился в забытье.
7
Когда я проснулся, уже почти совсем стемнело. В панике я вскочил с кровати, и мои виски снова прорезала острая боль. Часы показывали половину седьмого, и это меня несколько успокоило. В квартире я был один. Выставка пустых бутылок на столике произвела на меня удручающее впечатление. Пораженный внезапной мыслью, которой я, правда, почти в ту же секунду устыдился, я кинулся к пиджаку, висевшему на спинке стула, и запустил руку во внутренний карман. Пачка банкнот оказалась на месте. После мгновенного колебания я с легким чувством вины аккуратно пересчитал деньги. Ни одна бумажка не пропала. Положив деньги в карман, я включил свет и отправился в ванную, где чередованием горячего и ледяного душа попытался вернуть себе утраченную ясность ума.
Растеревшись полотенцем, я как раз надевал белье, когда в замке проскрежетал ключ, и в квартиру ввалился Хенри Эйхельбергер с двумя завернутыми в бумагу бутылками под мышками.
— Ну и здоров ты дрыхнуть, приятель, — сказал он. — Пришлось вытащить у тебя из кармана ключ, чтобы не разбудить. Мне нужно было пожрать и купить еще выпивки. Я пропустил пару стаканчиков в одиночестве, хотя, как я тебе уже говорил, это против моих правил. Но ведь и день сегодня особый. Вот только с пьянкой придется пока завязать. Мы не можем себе позволить расслабленности.
С этими словами он снял крышку с одной из бутылок и налил мне немного виски. Я тут же проглотил его и сразу почувствовал, как тепло разливается по моим жилам.
— Держу пари, ты уже слазил к себе в карман и проверил, целы ли твои доллары, — сказал Хенри с усмешкой.
Я понял, что краснею, но не сказал ничего.
— Ладно, ладно, ты поступил правильно. В конце концов, ты же совсем не знаешь, что за тип этот Хенри Эйхельбергер, верно? А у меня есть еще кое-что.
Он запустил руку в карман брюк и достал короткоствольный автоматический револьвер.
— Если парни начнут зарываться, эта железка поможет мне преподать им хороший урок. Можешь мне верить, Эйхельбергеры редко промахиваются, когда стреляют.
— А вот это мне не нравится, Хенри, — сказал я сурово. — Это нарушение уговора.
— К черту уговор, — сказал Хенри. — Мальчики получают наличность, но только я считаю своим долгом проследить, чтобы взамен они честно вернули жемчуг и не вздумали отмачивать номера.
Я понял, что спорить с ним бесполезно.
Когда я полностью оделся, мы еще понемногу выпили. Хенри сунул пустую бутылку себе в карман и вслед за мной вышел из квартиры. В лифте он сказал:
— Там внизу меня ждет тачка, чтобы я смог сначала поездить за тобой и проверить, нет ли хвоста. Ты покружи немного по улицам, ладно? Хотя, честно говоря, я думаю, что они возьмут тебя под наблюдение уже там, на месте.
— Все это стоит тебе, должно быть, уйму денег, — сказал я и протянул ему еще двадцатидолларовую бумажку. С неохотой он все же взял деньги, и, сложив, сунул в карман.
Я последовал совету Хенри и некоторое время колесил взад-вперед по улицам, прилегающим к Голливудскому бульвару, пока не услышал за спиной настойчивые сигналы таксиста. Я остановился у тротуара. Хенри вышел из такси, заплатил водителю и уселся в машину рядом со мной.
— Горизонт чист, — сказал он. — Хвоста за тобой нет. Теперь хорошо бы где-нибудь подкрепиться. Силы могут нам с тобой сегодня очень пригодиться, если начнутся осложнения.
Я повел машину в западном направлении к бульвару Сансет и остановился у небольшого, заполненного народом ресторанчика. Мы наскоро перекусили омлетом, выпили по чашке кофе и продолжили путь. Когда мы достигли Биверли Хиллз, Хенри еще раз заставил меня покружить по улицам, а сам внимательно наблюдал через зеркало заднего вида, нет ли чего подозрительного.
Убедившись, что с тыла нам ничего не угрожает, мы вернулись на Сансет, беспрепятственно достигли сначала Бель-Эйра, а затем въехали на окраину Вествуда. Там есть одно очень тихое местечко, которое называется Мандевильским оврагом. Хенри попросил меня пересечь эту низину, после чего мы сделали небольшую остановку и отхлебнули понемногу из бутылки. Затем Хенри снова скорчился в три погибели сзади и исчез под покрывалом. Пистолет и бутылка виски были у него под рукой. После этого мы продолжили наше путешествие.