Великий перелом - Шидловский Дмитрий. Страница 18

— Экономика здесь ни при чем, — прервал друга Басов. — Экономические неурядицы приводят лишь к экономическим революциям. К социальным революциям приводят противоречия социальные. А в социальном плане Российская империя прогнила. Ладно, ребята, не хочу я об этом больше говорить. А то снова все переругаемся. Давайте лучше выпьем за нас, хороших. А еще за то, чтобы всем нам целыми в грядущей переделке остаться.

Они сдвинули бокалы с вином.

— Убивали меня уже однажды, — заметил Крапивин. — Мы ведь в каком-то роде бессмертные. Хоть это радует.

— Умирать, даже если знаешь, что все равно останешься жив, — дело неприятное, — ответил Басов. — Так что экспериментировать с этим не советую.

— Да и задачу свою хотелось бы выполнить, — добавил Чигирев. — Ведь если не выживем, вход в этот мир для нас будет закрыт. Кстати, Вадим, мог бы я у тебя немного поучиться стрельбе?

Крапивин внимательно посмотрел на Сергея.

— Отчего же, — медленно произнес он. — Приходи.

— И я, — подал голос Янек. — Можно, я тоже буду учиться у вас стрельбе, дядя Вадим?

— Ну хорошо, — довольно усмехнулся Крапивин. — Мужчина должен уметь владеть оружием.

— Ты бы лучше на латынь подналег, — укоризненно посмотрел на мальчика Басов.

— Да выучу я эту латынь, — проворчал Янек.

— Вот выучишь, тогда и стреляй в свое удовольствие.

— Зачем мне эта латынь, если война надвигается? — вспыхнул Янек. — Да и кому она вообще здесь нужна в двадцатом веке?

— Ну, положим, если захочешь стать врачом, она тебе очень пригодится, — заметил Басов.

— Я буду офицером!

— Жаль, — вздохнул Басов. — В ближайшие сто лет на этой планете будет слишком много тех, кто разрушает и убивает, и слишком мало тех, кто созидает и лечит. Впрочем, вольному воля, спасенному рай. Я лишь хочу, чтобы ты получил хорошее образование. Давай заключим договор. Ты обещаешь прилежно учиться, а Вадим тебя за это учит стрельбе.

— Согласен, — кивнул Янек.

— Значит, так, Вадим, — повернулся Басов к Крапивину, — каждую неделю проверяешь у этого сорванца дневник. Если по латыни неуд, никаких ему стрельб. Пусть отметку исправляет.

— Хорошо. — Крапивин насмешливо посмотрел на притихшего Янека. — Будь спокоен, камрад.

— А не отведать ли нам, господа, телятинки, под бордо третьего года? — азартно потер ладони Басов. — А то мне от салата из политэкономии да винегрета из политики что-то кисло стало.

Остаток ужина протекал спокойно. Словно заключив друг с другом молчаливое соглашение, друзья больше не заговаривали ни о грядущих событиях, ни о вариантах изменения истории. Басов весело балагурил, сравнивая кулинарное искусство поваров «Астории» и их коллег из парижских отелей. Чигирев с юмором рассказывал о чопорности петербургского высшего света и невероятных формальностях, с которыми связано там общение. Янек поделился наблюдениями о проказах местных гимназистов. Один лишь Крапивин сидел погруженный в себя и не принимал участия в беседе.

Когда ужин закончился, Басов взглянул на часы, поднялся из-за стола, пожал руку Чигиреву, крепко обнялся с Крапивиным и сказал:

— Что ж друзья, рад был с вами провести сегодняшний вечер. Однако до поезда всего три часа, а у меня вещи еще не все сложены. Провожать меня не надо. Долгие проводы — лишние слезы. Если только не возражаешь, Сергей, Янек чуть задержится и поможет мне упаковать чемоданы. Я дам ему потом денег на извозчика.

— Конечно, Игорь, — улыбнулся в ответ Чигирёв. — Счастливого пути.

— Удачи тебе, Игорь, — поддержал его Крапивин.

Когда Чигирев с Крапивиным вышли, Янек хитро посмотрел на Басова и заметил:

— Мне кажется, я знаю, дядя Игорь, почему вы отказали нам в поддержке.

— Почему, позволь узнать? — спросил Басов.

— Вы не согласны с тем, чего мы хотим.

— Что ты имеешь в виду?

— Крапивин хочет сохранить Российскую империю, а вы считаете, что она должна погибнуть. Отец хочет построить в России демократическое государство, а вы не верите, что Россия может быть демократической страной. Поэтому вы не участвуете в их затеях. И вы русский. Поэтому вам безразлично, обретет Польша независимость или нет. Поэтому вы не хотите помогать мне. Я прав?

— Нет. — Басов сделал небольшую паузу. — Я тебе могу точно сказать, что империю можно сохранить, Россия вполне может стать демократической страной. И я искренне поздравлю поляков, если они обретут независимость. Просто все это мне… безразлично.

— Неужели вас не волнует грядущая гибель миллионов?! — воскликнул Янек. — Неужели безразлична предстоящая тирания?!

— Это мне небезразлично. Но, видишь ли, дело в том, что форма не имеет значения. Если люди хотят диктовать свою волю другим, неизбежна война. Если хотят жить за счет других, неизбежна социальная несправедливость. Все зло кроется в основных человеческих пороках: жадности, трусости, честолюбии. Для людей, живущих здесь, это более чем актуально. Значит, будет большая драка, много жестокостей и несправедливости. В какие одежды будет рядиться насилие, произойдет оно под флагом религии, империи или коммунизма, не суть важно.

— Почему же вы здесь остаетесь? — удивился Янек.

— А ты думаешь, в других веках иначе? — расхохотался Басов. — Каждому кажется, что те времена, которые выпали на его долю, — самые худшие. В Средние века гвельфы дерутся с гибеллинами. В двадцатом веке — Запад с коммунистами. В основе одно — желание власти и денег. Я не в силах вразумить все человечество. Мне достаточно одного малолетнего балбеса, который так и рвется в гущу драки. Ладно, заболтались мы с тобой, а время идет. Давай поднимемся ко мне в номер.

Понурясь, Янек последовал за Басовым. Вместе они прошли через роскошный, наполненный богато одетой публикой ресторан, поднялись по устланной красным ковром лестнице и вошли в номер, который занимал Басов. К удивлению мальчика, ни упакованных, ни раскрытых чемоданов, ни каких-либо вещей, которые следовало собирать, в номере не было.

— Где же ваш багаж? — повернулся он к Басову.

— В пути, — неопределенно буркнул тот, закрывая дверь.

— Зачем же вы меня позвали?