Великий перелом - Шидловский Дмитрий. Страница 58

— Да вот, ожидал, что смогу освободиться пораньше, а сейчас, вижу, дело затягивается. Четыре месяца в тюрьме вправляет мозги, знаете ли. Короче, я предлагаю вам сделку. Я вам — все оставшееся у меня имущество, вы мне — свободу.

— Да уж, мы в России надолго и всерьез, — самодовольно заметил Чернов. — Ладно, выкладывайте, где тайник и как нам его обезвредить.

— А разве у вас есть толковые минеры в ЧК? Давайте так. Я поеду с вами и сам обезврежу тайник. Думаете, я сбегу от конвоя? Я даже могу закрыть глаза на то, что вы не занесете в протокол часть найденных ценностей. В обмен вы отпустите меня прямо там. Должен же я иметь определенные гарантии.

На лице Чернова отразилась борьба чувств. С одной стороны, у него наверняка был приказ ни за что не отпускать арестованного. С другой — соблазн обогатиться и получить ценные бумаги без риска для жизни был слишком велик.

«Ну, давай, — мысленно убеждал его Чигирев. — Решайся. Ты ведь жаден до чужих денег. Захочешь хапнуть мои несуществующие бриллианты. Значит, и конвой возьмешь поменьше, чтобы не делиться со многими. Ведь если начальство узнает о таких „вольностях", то тебя и к стенке поставить могут. Так что лишних свидетелей тебе не надо. Остальное уже мое дело. Ну же, решайся».

— А бриллиантов и золота там много? — спросил наконец Чернов.

— Тысяч на двадцать царскими, — небрежно бросил Чигирев.

«Вот идиот! — раздраженно думал он. — Убежден, что, если человек был у власти, значит, наворовал миллионы. Сам при реквизициях наверняка себя не забывает, значит, и все другие для него воры. Ладно, мне это на руку».

— Хорошо, попробуем сделать так, — решился наконец Чернов. — Лучшие минеры действительно брошены под Нарву против немцев. — Он снял трубку телефона и сказал в нее: — Товарища Урицкого, пожалуйста. Товарищ Урицкий? Чернов у аппарата. Арестованный бывший товарищ министра Чигирев дал показания, что в его квартире имеется тайник с документами, касающимися деятельности Временного правительства. Прошу вас выделить автомобиль и конвой… Думаю, двух человек достаточно… Да куда он побежит? От балтийских матросов-то? После четырёх месяцев отсидки?.. Нет, без него нельзя. По показаниям арестованного, тайник заминирован. Требуется, чтобы он сам обезвредил заряд… Да, я все помню. Конечно… Черный «руссобалт»? Понял. Спасибо. По возвращении немедленно доложу.

Чернов положил трубку на рычаг аппарата:

— Что же, собирайтесь, арестованный. Покажете нам ваш тайник.

И в этот момент Чигирев прочел в глазах чекиста уготовленную ему судьбу. Конечно же, Чернов не собирается отпускать арестованного. Нет у него таких полномочий. Да и товарищ Урицкий только что напомнил, что отпускать Чигирева нельзя ни в коем случае. Но и возвращать бывшего товарища министра в камеру нельзя. Поняв, что его обманули, тот может сболтнуть начальству о прикарманенных следователем Черновым золоте и бриллиантах. Значит, арестованный будет убит «при попытке к бегству». Взятки гладки. Бумаги, разоблачающие антинародную сущность Временного правительства, лягут в ЧК. Драгоценности достанутся товарищу Чернову. Ну а бывший товарищ министра… Что ж делать, так получилось. Не он первый, не он последний. Все одно контрой был.

«Но, по крайней мере, пока не открыт тайник, время у меня есть», — подумал Чигирев.

До квартиры Чигирева от Петропавловской крепости ехали в вечерних сумерках минут десять с небольшим. Но и за это время, сидя на заднем сиденье автомобиля рядом с Черновым, историк сумел рассмотреть город. Петроград представлял собой печальное зрелище. Столица даже в сравнении с дореволюционным Петроградом казалась безжизненной. Чигиреву, который сидел в заключении с первого дня октябрьского переворота, было больно видеть, во что превратился этот великолепный город за считанные месяцы. В редких окнах мелькал тусклый свет. Заметенные снегом улицы были почти пусты. Никто даже не попытался убрать многочисленные прокламации и листовки, которые в невероятном количестве висели на стенах домов, валялись на тротуарах и проезжей части. Редкие прохожие с опаской жались к домам. Только патруль из десятка солдат, матросов и каких-то непонятных личностей в штатском и с красными повязками на рукавах брел прямо по середине улицы, по-хозяйски, лениво и безразлично. Патрульные отрешенно посмотрели на машину и, увидев водителя в кожанке и двух матросов с винтовками, отвернулись.

«Неудивительно, — подумал Чигирев. — Судя по воспоминаниям тех, кто пережил революцию, все автомобили были реквизированы в первые же дни переворота. Значит, для патрулей машина — это свой. Что ж, мне только на руку».

Парадная произвела на Чигирева еще более гнетущее впечатление. Большинство лампочек были вывернуты из светильников или разбиты. Исчезла ковровая дорожка, и лестница сейчас была грязная, затоптанная, а на площадках валялись окурки. Давно не мытые витражи местами были выбиты. Да, не такую парадную покинул Чигирев, направляясь в октябре на аудиенцию к Керенскому.

«Эх, если бы тогда удалось предотвратить все это!» — мелькнула горькая мысль.

Чернов даже не стал звонить в дверь, а изо всей силы забарабанил по ней кулаком. Через некоторое время из квартиры послышался испуганный старушечий голос:

— Кто там?

— ЧК, открывайте! — рявкнул Чернов.

Защелкали засовы, и дверь распахнулась. Чигирев следом за Черновым шагнул в квартиру и замер на пороге. В нос ударил запах квашеной капусты, мочи и махорки. Весь коридор был перегорожен бельем, развешанным на веревках. На полу и на мебели Чигирева валялась всякая рухлядь. Из дверей, ведущих в комнаты, высунулись несколько испуганных физиономий.

«Уплотнили, — догадался Чигирев. — И имущество, видать, „трудовому народу" перешло. Быстро они профессорскую квартиру в вонючую коммуналку превратили».

— Спокойно, товарищи, — поднял вверх руку Чернов. — Мы прибыли сюда для дополнительного обыска и изъятия документов и ценностей, принадлежавших бывшему хозяину квартиры. Я — следователь ВЧК Чернов. Ордер на обыск у меня имеется. Показывайте, Сергей Станиславович, — повернулся он к Чигиреву.