Тайна Иеронима Босха - Демпф Петер. Страница 15

Якоб ван Алмагин укрыл дрожащего мастера одеялом. Провел рукой по лицу художника, и снова на нем появилась странная улыбка. Затем Алмагин пояснил:

— Ответ даст понимание, Петрониус Орис. Подумайте. А теперь оставьте нас. Я буду здесь и дождусь его пробуждения. Идите спать!

Петрониус спустился вниз по лестнице и лег на свою койку. Но сон не приходил, воспоминания не давали заснуть. Пережитое бродило внутри, как плохо переварившаяся пища. Он что-то упустил на этой картине. Если Иероним Босх упрекнул его за сцену рая, где Ева выходит из головы Господа Бога, и сказал, что это прямой путь на костер, то сам он — первейший кандидат для псов инквизиции.

Внезапно Петрониус вспомнил, что у него спрятана картина, ставшая причиной гибели Майнхарда. В голове все смешалось. Он должен найти Длинного Цуидера и спрятать картину!

Петрониус решительно поднялся с постели и надел сапоги. День обещал быть трудным, и начать его нужно было пораньше.

XIX

На несколько дней солнце и жара накрыли город бархатным покрывалом. Горожане были измучены душными летними днями. Женщины в легких платьях привлекали восхищенные взгляды мужчин, которые, собравшись в группы, обсуждали, как идут торговые дела в Брюгге и Антверпене, подшучивали над причудами политики Максимилиана и удивлялись быстрым темпам строительства собора Святого Иоанна.

Свежий дневной ветер с необычайной легкостью нес Петрониуса сквозь уличную толпу к собору.

Длинного Цуидера он увидел перед храмом. Нищий сидел на корточках с вытянутой вперед ногой, спрятав голову под капюшоном и протянув для подаяния костлявую руку.

— Подайте, пожалуйста, самую малость, самую малость!

Петрониус узнал Цуидера по палке с характерным набалдашником, сунул нищему медную монетку и прошептал, чтобы тот следовал за ним. Длинный Цуидер кивнул. Вскоре Петрониус открыл тяжелую дубовую дверь собора и скользнул внутрь. Он прошел по еще строящемуся храму, в котором разносился стук топоров каменотесов и гул многочисленных голосов, улетающих в небо, — крыша до сих пор не была завершена. Через северные ворота Петрониус снова вышел на улицу. Величественные своды храма бросали мрачную тень на переулок, и молодому человеку на мгновение стало холодно. К большому удивлению, нищий уже ждал его там.

— Художники в этом городе становятся все щедрее, — съязвил Цуидер и повертел медной монеткой. — Мне отложить ее на черный день? Ну не смущайся, Петрониус, что тебе нужно?

Петрониус рассказал о нападении на возницу и о разбойниках.

— Я уверен, это были доминиканцы. Монахи, переодетые в разбойников!

Длинный Цуидер кивнул:

— Я знаю. Босх выехал из своего имения навстречу. Он нашел сожженную повозку и костюмы, сразу же отправился в Ден-Бос и рассказал о нападении в ратуше. Однако вряд ли он чего-нибудь добился бы, даже если бы схватил патера Берле за руку.

Петрониус укутался в куртку. От собора веяло холодом. Он собирался задать следующий вопрос, когда из-за угла показалась процессия.

— Кающиеся! — прошептал нищий и увлек приятеля в тень собора.

Процессия проследовала на рыночную площадь. Звон цепей на ладанках, монотонное пение в такт шагов и удары плетки сопровождали шествие. Лица кающихся были скрыты черными шапками, грудь обнажена, черные штаны едва прикрывали ноги. Они стегали себя по спинам плетками-семихвостками, пропитанными потом и кровью.

Пока процессия приближалась, нищий ворчал:

— С тех пор как монахи стали платить кающимся супом и медными монетами, появилось много желающих. Почти каждую неделю такая процессия проходит по городу. Нельзя допускать, чтобы кровавые следы последнего бичевания были видны на спине. Поэтому умельцы заменяют металлические шарики на концах плетки узелками из ткани. Кожа остается целой, и кающиеся могут через неделю снова выходить на улицу зарабатывать деньги. А спрос на бычью кровь растет.

Процессию в черных капюшонах сопровождали несколько доминиканцев; те размахивали ладанками и держали в руках свечи.

— Если попадешься им на пути, они заставят и тебя взять в руки плетку. Таким образом они хотят очистить тебя и весь мир. Тупые болваны! — добавил он. — Что еще ты хотел узнать?

Петрониус оторвал взор от кающихся.

— Что говорят о Якобе ван Алмагине? Тебе удалось что-нибудь выяснить?

Нищий ухмыльнулся, подождал, пока бичующие себя грешники не прошли мимо и не свернули к соборной площади.

— Я могу выяснить все, мой друг! Якоб ван Алмагин — еврей. Добрых сорок лет назад — это было еще до моего прихода в Ден-Бос — он сменил веру. Но не так, как все. Влиятельный человек. Если бы ты назвал мне настоящее имя, под которым он живет здесь, я бы сразу сказал тебе, кого ты имеешь в виду. Его имя магистр Филипп ван Синтиан. Большой ученый с непререкаемым авторитетом и высоким положением. Весь мир стекается к нему, если речь идет о церковных и научных делах. Он академик и профессор в университете.

Петрониус присвистнул.

— Подожди, друг, самое интересное впереди. Представь себе, на его крещении присутствовал Филипп Прекрасный со свитой. Правитель Брабанта. С Босхом он познакомился в братстве любимых женщин. Ладно, для начала хватит, мой друг. Надеюсь, это удовлетворит тебя. Ты рисуешь одного из самых известнейших людей мира. Не много и не мало. Он переписывается с величайшими умами.

Длинный Цуидер подошел ближе. С соборной площади к ним приближалась еще одна группа доминиканцев.

— Ну а теперь — самое интересное. Про него говорят, что он тайно занимается алхимией. Хотя никто до сих пор не мог доказать это. Филипп Прекрасный запретил проверять ученого, но четыре года назад он умер. Господь Бог на стороне Алмагина. С тех пор ничего не слышно про эксперименты этого ученого. Одно время он путешествовал по Европе. И вот полтора года назад снова появился в городе.

Монахи подошли совсем близко. Нищий увлек Петрониуса к боковой двери собора.

— Уйдем отсюда. Здесь пахнет паленым! — проворчал он, когда закрылась дверь.

Вслед за ними дверь снова скрипнула, но они не обратили на это внимания.

XX

Петрониус не видел монахов, однако почувствовал их присутствие. Когда он вошел в трактир, в нос ударил запах пива и вина, да еще аромат ладана. И действительно, в дальнем углу рядом со стойкой, перед выходом во двор он нашел святош. Один из жестянщиков, сидевших вокруг старой бочки, поймав взгляд Петрониуса, шумно потянул носом и плюнул на пол.

— Сброд! — проревел он.

Петрониус кивнул. Если псы Господни сидят в трактире, это означает только одно. Они готовятся к проповеди прямо здесь. Художник уже слышал, что в своем миссионерском усердии монахи сами шли к тем, кто не хотел по доброй воле посещать храмы. Они проникали во все трактиры и проповедовали там, служили мессы и вечерни и провозглашали, что Бог среди них. А в конце посылали по кругу шапку.

После нападения на Майнхарда Питер не появлялся в доме мастера Босха. Петрониус стал всерьез подозревать товарища в том, что тот предал его, но выяснить это можно было только при встрече. К тому же его удивляла странная манера назначить свидание: зачем понадобилось прибегать к записке?

В трактире было необычно тихо, и виной тому являлись монахи. Своим присутствием они убивали свободу и веселье.

Петрониус протискивался сквозь толпу, мимо широких спин и потных кожаных кафтанов. Раздался свист. Петрониус прислушался. На другом конце пивной он увидел странный головной убор Питера, незаметный от дверей. Петрониус помахал рукой. Пробираясь к приятелю, он получал пинки и удары, слышал брань, но добрался до места целым и невредимым.

— Где ты был? — спросил Питер и снова опустил голову.

— Мне помешали. Но что случилось? Почему ты прячешься?

Питер взглянул на Петрониуса, и тот обратил внимание на странный блеск в его глазах.

— У тебя неприятности? Тебе нужны деньги? Я могу тебе чем-нибудь помочь?