Тайна Иеронима Босха - Демпф Петер. Страница 39

Петрониус почувствовал, как наполнилась силой его плоть и уперлась в бедро женщины. Зита тихо заворковала, прижала его к себе и ловко села к юноше на колени. От их тел исходил пьянящий запах страсти и вожделения. У Петрониуса все поплыло перед глазами. Чувства смешались. Зита взяла его руку и провела ею между своих ног. Подмастерье почувствовал ее влагу, дотронулся до сокровенных мест, которые жаждали ласки. И он ласкал их, пока Зита не выгнулась, отбросив голову назад, и не издала глубокий вздох наслаждения. Прошла, казалось, целая вечность, возбуждение Петрониуса достигло предела, он чувствовал боль.

— Теперь твоя очередь, — прошептала Зита, покрывая его поцелуями…

Но вот пробил час конвента.

— Ты должен уходить. Скоро настоятельница придет будить нас на молитву.

Петрониус вскочил и быстро оделся, не забыв поцеловать Зиту.

— Подожди. Обещай мне не становиться между патером Берле и мастером Босхом. Не вмешивайся! Обещай мне, Петрониус!

Все еще опьяненный ее ароматом, он спросил:

— Что тебе известно обо всем этом? Почему они бросаются друг на друга, будто голодные волки?

Зита встала, прижалась к Петрониусу и обняла его.

— Если ты вмешаешься, то окажешься на костре или в Доммеле, как многие до тебя.

— Многие до меня? — повторил Петрониус. И тут ему пришла в голову мысль, которую не следовало высказывать вслух. — Как Ян де Грот? И Питер?

Зита отвернулась. Потом быстро схватила свое одеяние и надела. Когда девушка снова повернулась к нему, в ее глазах блестели слезы.

— Ян де Грот заслужил смерть. И Питер был не лучше. А теперь исчезни.

Петрониус стоял как вкопанный. Зита знала о судьбе обоих!

— Что случилось с Яном де Гротом? Я должен знать, я получил от него сообщение, которое у меня украли в трактире «У орла».

Зита отошла и села на сундук. Она оперлась спиной о стену, будто боялась упасть.

— Что он написал?

Петрониус пожал плечами:

— Понятия не имею. Я не смог прочесть, потому что записка написана невидимыми чернилами.

Зита вздохнула:

— У кого она теперь?

Юноша снова пожал плечами, встал перед Зитой на колени и коснулся ее рук.

— Я не знаю, Зита. Листок вырвали у меня из рук, и даже Длинный Цуидер не понял, кто украл его.

На другом конце коридора просыпалась жизнь. Стук в дверь, тихий шепот, переходящий в молитву, становились все ближе.

— Ты должен идти. Будят на молитву, — настаивала Зита. — Увидимся завтра. Мистерия начинается.

Петрониус выглянул в коридор и смог различить фигуру со свечой, свет которой то опускался, то поднимался. Женщина хромала. Она останавливалась перед каждой дверью, стучала и ждала, пока очередная монахиня не присоединится к процессии. Все вместе шли к следующей двери. Петрониус уже собирался выскользнуть из кельи, как вдруг почувствовал у себя на плече легкую как перышко руку Зиты.

— Беги из города, Петрониус, и никогда не возвращайся, если жизнь и искусство дороги тебе! Забудь меня, беги сегодня ночью!

У Петрониуса не оставалось времени ответить. Когда процессия остановилась у очередной двери, он выскользнул из кельи и поспешил вниз по лестнице.

XII

— Зачем вы заманили меня в кабинет раритетов?

Петрониус старался произнести вопрос невинным тоном, в третий раз счищая краску с лица ученого на портрете. Грунтовка едва держалась, а доска уже истончилась от постоянных прикосновений скребка.

— Вам известно, что значит наука, Петрониус? Когда любопытство не отпускает вас, когда вы одержимы в своем желании узнать типичную суть вещей и явлений? Вы имеете хоть малейшее представление о том, что заставляет таких людей, как Христофор Колумб, отправляться в дальние путешествия?

— Не двигайтесь, пожалуйста, меестер. Подбородок и щеки нужно наконец закончить, — прервал Петрониус разглагольствования Якоба ван Алмагина.

Уверенной рукой он водил кистью по серой поверхности, нанося контуры. От лба и волос перешел к лицу и уже после первых штрихов понял, что они снова не получатся. Щеки выходили слишком мягкими, а подбородок — круглым.

— Скоро я сдамся, меестер.

— Видите, даже работа с кистью и красками может стать приключением. Иной раз это сравнимо с открытием Колумба.

— Только в отличие от меня мореплаватель открывает вещи, которые существуют в природе, тогда как художник в своих путешествиях должен изобретать. Но вы не ответили на мой вопрос.

Взгляд Петрониуса постоянно переходил от картины к модели, и от него не ускользнуло внимание, с которым ученый наблюдал за его работой.

— А разве вам не любопытно было узнать, что скрывается за таинственной дверью?

Петрониус кивнул, отошел от картины на несколько шагов, чтобы лучше ее рассмотреть, и тихо выругался, потому что не понимал, что мешает нарисовать лицо ван Алмагина. Если смотреть на его голову, это был мужчина, но женское платье, грудь и бедра подошли бы ему больше.

— И все же я не вижу смысла, меестер. Вы могли бы показать мне кабинет после сеанса, или мастер Босх привел бы меня туда и объяснил все сам.

В последней попытке Петрониус провел кистью по лицу, и образ получился мужской, вот только он не был похож на Якоба ван Алмагина.

— Разные вещи — обнаружить что-то самому или открыть тайну с помощью третьего лица. Таков принцип работы наших университетов. Никто из студентов не задумывается, каким может быть наш мир, потому что все получают объяснения от профессоров. Нужно принять модель, верить в нее. Самое страшное, что это заслоняет путь для других решений. Сравните с красками, Петрониус. Если сами толкли и смешивали пигменты — вы создали цвет и знаете, как его изменить, чтобы он получился ярким и стабильным. Если вы купите готовую краску, то не будете знать всех ее свойств, поскольку процесс ее приготовления вам неизвестен.

Петрониус сдался и закрыл картину тканью.

— На сегодня все, меестер. Ваши объяснения просветили меня. Но к чему вы клоните?

— К результату! — прогремел за спиной голос, услышав который, подмастерье выронил палитру,

Петрониус не заметил, как в мастерскую вошел Иероним Босх. Он быстро наклонился и поднял свои инструменты.

— Если я объясню вам, что сова — символ мудрости, то, увидев ее на картине, вы скажете: речь идет об олицетворении мудрости. Если же вы, Петрониус, были однажды в лесу и наблюдали за ночной охотой совы, пролетавшей над вами и испугавшей вас до смерти, то осознаете, что сова может быть символом страха и испуга. Вот так просто!

Читая эту лекцию, Босх прошел в дальний угол мастерской, подвинул полотна, убрал мольберты и достал картину, которую подмастерье очень хорошо знал. Художник резко сбросил покрывало, и Петрониус удивился. Казалось, прошло много времени с тех пор, как он в последний раз видел эту работу. Либо Иероним Босх не спал ночами, либо работу за него делал кто-то другой.

— Вы видите третью часть триптиха, Петрониус. Все думают, что триптих — это картина для алтаря, и содержание должно быть соответствующим. На внешней и внутренней створках я рисую сотворение мира, первых людей, рай, а справа — доска, которую вы еще не знаете.

— Я думаю, это ад.

Босх довольно улыбнулся, посмотрел на Якоба ван Алмагина, который ехидно ухмыльнулся, повел бровью и хлопнул рукой по бедру.

— Сцена ада! Правильное христианское произведение, которое нужно каждому священнику для его церкви. Но в наши планы не входит умножать число обычных алтарных картин. Через это полотно мы хотим передать послание, и вы, Петрониус, уже поняли, что именно скрыто в нем.

Подмастерье кивнул, но прежде чем ответить, поджал губы. Что это — экзамен, или мастер Босх хочет дать готовое решение, о чем его предупреждал ученый?

— Если я правильно понял, то в нем скрыто учение братства адамитов, мужчин и женщин свободного духа, — услышал он свой голос.

— Вы попали в самую точку, Петрониус. Наше братство подвергается враждебным нападкам, которым мы ничего не можем противопоставить. Жители Хертогенбоса на нашей стороне. Но влияние инквизитора налицо. Еще немного, и нас станут преследовать, как всех homines intelligentiae 20 в Эйндховене, Антверпене и Брюсселе. Кто проводит закрытые службы, связан с темными силами. Тех, кто невинно и открыто совершает евхаристию в память о первом человеке рая и ищет путь к высокому без мешающей одежды, потому что только так могут подействовать радости рая, того обвиняют в ереси. Магистр Якоб давно предостерегал нас — и мы верим ему. Теперь мы знаем, что время пришло. Влияние доминиканцев становится сильнее. Поэтому необходимо заключить послание адамитов в такую форму, которую не уничтожат вместе с нами, когда мы будем гореть на костре.

вернуться

20

Люди понимающие (лат.).