Дальняя дорога - Шидловский Дмитрий. Страница 24

Совсем иным был Питер. Выглядел он ровесником барона или чуть моложе. Был черноволос и смугл. Его глаза метали молнии и впивались, как кинжалы, даже когда он не был сердит. Когда же Артем обращался к Питеру, ему постоянно казалось, что тот держит его на прицеле крупнокалиберного пистолета. Питер был порывист и быстр. Он был одного роста с Артемом, то есть по местным меркам высок, и не расставался с кинжалом – широким клинком длиной сантиметров сорок. У Артема не было иллюзий по поводу того, кто настоящий страж и телохранитель в этом доме. Иногда, выходя на улицу, Питер брал с собой длинный посох, сделанный из чрезвычайно крепкого дерева, распознать которое Артем никак не мог. Хранил он этот посох с тем же тщанием, с каким барон хранил свою саблю. Однажды Артему удалось рассмотреть посох поближе, и он заметил на нем несколько зарубок, явно нанесенных холодным оружием. В том, что в руках Питера посох был грозным оружием, примененным неоднократно, сомнений не было.

Кроме Артема в доме жили еще старик “дворецкий”, а вернее, еще один слуга, по имени Франц, его жена Герда, выполнявшая роль экономки, и горничная Марта. Последняя, несмотря на молодость – было ей не больше двадцати – оказалась дамой весьма бойкой. Может, это объяснялось свойственной всем сиротам потребностью утвердиться; а может быть, просто неуемным характером, стремящимся захватить все, что только можно; так или иначе, но соблазнить Питера она попыталась в первый же день. Потерпела фиаско. Попыток не оставляла с неделю, а на восьмой день, вечером, заявилась в комнатушку к Артему и недвусмысленно предложила себя. Артем отказываться не стал. Марта была хоть и не сильно интересна ему как личность, но обладала стройной фигуркой, недурна лицом и, как оказалось, вполне опытна в вопросах секса. Кроме того, Артем истосковался по женской ласке. Так что вечера он теперь проводил с большим удовольствием, чем раньше. Хотя он прекрасно понимал, что этот “подарок судьбы” был обеспечен ему его новым социальным статусом. Теперь все, с кем он общался, – купцы, слуги других благородных господ, приказчики, ополченцы – говорили с ним как с персоной важной, слугой важного господина, советника самого Гроссмейстера. Обращались на “вы” и с неизменным поклоном, даже немцы. Ландскнехты, приходившие в дом с поручениями, говорили с ним теперь как с равным.

От прочих “благородных” домов дом борона отличало отсутствие кухарки. Сначала эту роль пыталась взять на себя Герда. По Питер решительно пресек все попытки. Готовил и покупал продукты только он сам. Вначале это вызывало большой интерес как челяди барона, так и слуг из соседних домов. Потом привыкли, сочтя барона чудаком, а Питера его поваром. С удивлением Артем понял, что то, что Питер является сильным бойцом, казалось, никто вокруг не видел. Для Артема сама кошачья манера Питера передвигаться говорила очень много. Он обратил внимание, что столь же мягко, по-кошачьи, ходил барон. Само чувство силы, которое, как ощущал Артем, исходило от этого человека, говорило: Рункель является очень сильным бойцом.

Еще бросилось в глаза Артему, что Питер всегда очень внимательно следил за каждым посетителем, которому в их доме было позволено зайти дальше прихожей. Даже когда Питер спал, его кинжал всегда был рядом с ним. Барона же Артем также никогда не видел дальше чем на расстоянии вытянутой руки от сабли. “Они что, на военном положении? – думал Артем. – Неужели здесь такие интриги, что барон из чужих рук даже стакан воды не принимает? ”

Достаточно часто в дом барона стал наведываться отец Александр. Увидев впервые Артема, нахмурился, ответил на приветствие коротким кивком и прошел в комнату к барону. Позже он стал приходить не реже раза в два-три дня и просиживать за закрытыми дверями у барона часами. Однажды Артем должен был зайти к ним, для того чтобы передать принесенное для барона из канцелярии Гроссмейстера срочное письмо. Он обнаружил собеседников за шахматной партией и услышал обрывок разговора на латыни.

Каждую неделю Артем, идя с каким-то поручением в город, заходил в таверну “У папы Фрица”, пропустить кружечку пива. Там его ждал человек отца Паоло, брат Франциск. Ему Артем и докладывал об увиденном и услышанном в доме барона. Особо ценной информации за все это время он сообщить так и не смог. При том, что ни барон, ни Питер почти демонстративно ничего не скрывали, кроме того, кто приходил и сколько отсутствовал барон в какой день, рассказывать было нечего. Хотя и об этом доносить не хотелось, Артем прекрасно понимал, что “отказ от сотрудничества” мгновенно будет стоить ему жизни. Очень быстро по вопросам монаха Артем догадался, что он не единственный осведомитель в этом доме.

Однажды, придя из замка Гроссмейстера, барон бросил, поднимаясь в свои комнаты:

– Завтра уезжаем. Со мной едешь ты, – палец уперся в Питера, – и ты, – палец показал на Артема. – Франц, на тебе и твоей жене остается мой дом. Следи за порядком.

Великий Инквизитор сидел в своем кабинете за тяжелым дубовым столом и угрюмо смотрел на сидящего перед ним отца Паоло.

– Я слушаю вас, – не вытерпев ожидания, произнес Паоло.

– Читай. – Инквизитор недовольным движением метнул через стол свиток. Паоло подхватил его и углубился в чтение. Документ был написан на латыни, впрочем, оба священника владели этим языком в достаточной степени.

– Ну что же, – начал Паоло, – они признают ваши заслуги и…

– И приказывают мне заниматься евреями, делающими обрезание своим детям, и не лезть в вопросы политики, – отрезал инквизитор. Он встал из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Паоло почтительно молчал. – Мне казалось, что я в достаточной мере убедил посланца Папы в необходимости преобразований на этой земле, – продолжал инквизитор, – но это отказ, и дай Бог, чтобы Гроссмейстер не узнал о наших переговорах.

– Гроссмейстер хороший воин, но плохой политик. Я думаю, что если бы он даже узнал, то не придал бы этому значения. Хотя я уверен, что тайна переговоров была соблюдена. Но может, нам тогда начать действовать самостоятельно? Папа слаб. Он будет вынужден признать свершившийся факт. Ведь в противном случае мы сможем вступить в союз с императором Священной Римской империи и Тевтонским орденом, и тогда у него вообще не останется союзников на всем востоке.