Мастер - Шидловский Дмитрий. Страница 18
Глава 17
Петербург
И Петр, и Басов были коренными питерцами, однако, приближаясь к родному городу, оба в равной мере оказались не в состоянии узнать его окрестностей – ни дальних, ни ближних. Да и родной ли город? Сейчас они находились не только в другом времени, но и в другом мире. И здесь Петербург возник на четыре с половиной века раньше. Обоих распирало любопытство, как выглядит город, заложенный крестоносцами в тринадцатом веке.
Они с удивлением смотрели на здешний Гатчинский замок – одну из резиденций великого князя, построенную немцами еще во времена, когда рыцари только намеревались освоиться на этой земле. Вокруг все чаще звучала немецкая речь, встречались мельницы и фермы, построенные по европейскому образцу. Петр проявлял ко всему живой интерес. Басов, казалось, полностью ушел в себя.
Лишь когда дорога, сделав странный изгиб, пошла вниз по склону, оба догадались, что спускаются с Пулковских высот. Но впереди вместо ожидаемого города виднелись только леса. Дорога снова вильнула, и Басов подумал, что она слишком отклоняется направо.
Петр теперь ехал на одной лошади с Федором. Мальчишка явно был неплохим наездником, и в глазах его постоянно читалась насмешка над неумелостью ученого. Хотя Федя осмотрительно помалкивал, опасаясь гнева Петра и уж тем более Басова, которому просто смотрел в рот, ловя каждое слово, Петр чувствовал себя неуютно, садясь в седло под его ироничным взглядом.
Еще в Заплюсье, когда Басов отослал Федора готовить лошадей к отъезду, Петр спросил:
– Ты зачем его взял?
– Думаю, он нам поможет, – нехотя ответил Басов.
– Или погубит. У него ушки на макушке, и неизвестно еще, кому он что расскажет.
– У человека свои трудности, – пожал плечами Басов. – Надо помочь.
– У нас у самих такие трудности… – начал было Петр, но осекся под жестким взглядом Басова.
…Сейчас Федор изо всех сил тянулся в седле, стараясь заглянуть подальше. Басов отметил про себя, что едва они миновали столб, означающий границу ингрийской земли, мальчик заметно повеселел. «Интересно, государство единое, а в одной земле политэмигрантов выдают на расправу, тогда как в другой им ничего не грозит… Странно это. Надо обдумать. Похоже, мы не зря оттуда смылись».
Лес расступился, и они оказались на улице, идущей вдоль длинных, без окон, срубов – судя по всему, складов. Через несколько сот метров они выехали к большой деревянной пристани на берегу Невы. У причала грузилось несколько судов. На противоположном берегу был виден большой средневековый город – с высоким замком, стоящим у самой воды, а также множеством шпилей готических соборов и луковок православных церквей.
– Ух, красота! – не выдержал Федор.
– Ты ушами-то не хлопай, – одернул Басов. – Сбегай узнай, как нам переправиться.
– Я мигом, – крикнул мальчишка, спрыгнул с коня и заспешил к реке.
– Неплохо. Пожалуй, много умнее, чем у нас, – процедил Басов на русском двадцатого века, когда Федор удалился на достаточное расстояние.
– О чем это ты?
– Ты понял, где мы?
– Никак не разберу. Нева широкая. Стрелки Васильевского острова не вижу. Вон там изгиб какой-то…
– Город стоит при впадении Охты в Неву, – пояснил Басов. – Примерно там, где мы сейчас стоим, в нашем Питере перекинут Болынеохтинский мост. Пожалуй, те, кто закладывал город здесь, поумнее твоего царственного тезки были. Наводнений-то здесь не бывает.
– А-а-а, – протянул Петр, – и правда… Только до Петра здесь шведская крепость Ниеншанц была и город.
– Значит, и они умнее были, – бросил Басов, спрыгивая с коня.
Петр тоже спешился. Вокруг царила портовая суета. Грузчики катили бочки, тащили тюки, волокли носилки, впрочем, вежливо обходя двух вооруженных господ, расположившихся полюбоваться славным городом Санкт-Петербургом прямо посреди главной дороги. Петр хотел было посторониться, но Басов стоял как вкопанный.
«Странный он все-таки человек, – подумал Петр. – И хамоватый. Никого в грош не ставит, никого не уважает. Пацана вон вообще затретировал – тот ни жив ни мертв. И зачем он вообще этого мальчишку взял? Даже меня не спросил, а ведь мы напарники. А что мне приходится играть роль слуги, он, похоже, не как одно актерство воспринимает. Нравится ему барином себя чувствовать. Самодур. Неуютно с ним. Но без него только пропадать и остается. На что я годен в этом мире, кроме как языком работать? А это здесь мало ценится…» Дикая смесь запахов рыбы, дегтя и сырой пеньки щекотала нос и в конце концов заставила чихнуть. Басов даже не обернулся. «Мог бы хоть „Будь здоров!" сказать», – обиженно подумал Петр. Через несколько минут перед ними возник Федор.
– Договорился, – затараторил он. – Нас с лошадьми вон на той лодье перевезут. За полталера.
– Тебя где так долго черти носили? – грозно сдвинул брови Басов.
– Торговался, – опешил мальчишка. – Хозяин целый талер запросил, а я…
– Ну так бери под уздцы лошадей и марш на лодью, – рявкнул Басов, отвешивая пацану легкий подзатыльник.
– Слушай, ты не слишком с ним? – тихо спросил Петр, когда Федор отскочил в сторону.
– Нормально, – так же тихо ответил Басов. – Парень – боец от природы. Из него такое может получиться… Только построить его сначала надо. Иначе получится бандит… как я в его возрасте.
В Петербург вступили уже в сумерках. Прямо из порта они попали в европейский средневековый город, словно сошедший со страниц книг Ганса Христиана Андерсена и Вальтера Скотта. В уши ударила многоголосая речь – русский, немецкий, финский образовывали вавилонское смешение. На одном углу Петр разглядел лавку торговца явно южного происхождения.
Вездесущий Федор сразу нашел подходящую гостиницу, договорился о ночлеге и отвел лошадей в конюшню. Басов же подошел к патрулю и осведомился у офицера, где находится резиденция командира Ингрийской гвардии рыцаря Эрика Макторга и когда у него приемные часы. В басовской седельной сумке лежало рекомендательное письмо к этому человеку от барона фон Бюлофа.
Глава 18
Командир гвардии
Рыцарь Эрик Макторг смотрел на посетителя поверх тяжелого письменного стола из резного дуба. На шее у него красовался широкий испанский воротничок безукоризненной белизны; одет он был в черный, шитый золотом камзол и узкие, по европейской моде, штаны. На ногах красовались туфли прекрасно выделанной кожи, а лицо обрамляли тонкие усики и бородка. Рука гвардейца небрежно лежала на изящном эфесе длинной шпаги испанской работы.
Посетитель, напротив, был облачен в русский кафтан, штаны и сапоги, но брит. На боку висела сабля – персидского, как решил командир гвардии, происхождения.
– Ваши предложения весьма необычны, – произнес рыцарь. – Скажу по чести, если бы не письмо моего старого друга, с которым мы бок о бок сражались во многих битвах, я бы просто указал вам на дверь. Мы принимаем в гвардию только лучших юношей из благородных семей Ингрии. Все они с детства обучены фехтованию и вольтижировке. Они постоянно совершенствуют свое искусство. Мы не практикуем найма учителей, поскольку гвардейцы уже отменно подготовлены. Вот если бы вы согласились поступить на службу… Увы, Ингрийская гвардия комплектуется исключительно выходцами из самых благородных домов Ингерманландии, и язык гвардии – немецкий. Вы не сможете служить у нас. Но я с удовольствием рекомендовал бы вас в конный полк графа Дашевского. Это не менее привилегированная часть, и в ее рядах вы сможете сделать себе карьеру на поле брани, а также завоевать и положение при дворе.
– Благодарю, – склонился посетитель, – но я намерен жить, преподавая искусство фехтования, и не готов пока присягать никому из правителей.
– Дева Мария! – воздел руки к небу командир гвардии. – Воистину торгашество погубит мир. Если уж люди благородного сословия не желают служить, а намерены, подобно купцам, продавать свое искусство, печальные дни ждут нас впереди.