Противостояние - Шидловский Дмитрий. Страница 53

Сейчас, в начале января сорок четвертого, Павел уже не думал об этом. Ему лишь хотелось, чтобы война с ее потоками крови, с горами мерзостей, с волнами озверения прекратилась как можно скорее. Он вдруг осознал, что все же есть некая черта, которую он не готов преступить, даже ради великой цели. "Может, я плохой коммунист? - иногда спрашивал он себя и тут же отвечал: Но я же человек, а не зверь".

* Военная доктрина утверждает, что при наступательной операции атакующие несут потери, в три раза превышающие потери обороняющихся.

В самом начале войны, после того как он вышел из окружения и был подвергнут стандартной процедуре проверки, его неожиданно вызвали в Москву, где товарищ Жданов сообщил ему, что Политбюро ЦК приняло решение о воссоздании североросской народной армии, численность которой предполагалось довести до дивизии. Откуда столько северороссов? Не проблема. Еще во время войны тридцать девятого - сорокового годов на территорию СССР была депортирована часть населения, не уличенная в яром антикоммунизме или противодействии советской власти (тех или сразу направляли в лагеря, или расстреливали), а, так сказать, потенциально неблагонадежная: зажиточные крестьяне, интеллигенция, мелкие предприниматели. В основном их расселили в самых труднодоступных районах Сибири. Органы внимательно следили за ними, выявляя склонных к сотрудничеству с советской властью. И теперь, когда представилась возможность, им было предложено кровью заслужить доверие и обрести равные с советскими гражданами права*. Конечно, для формирования дивизии этого было недостаточно, но спасла история Северороссии. От самого своего создания эта страна принимала эмигрантов со всего света. Полная веротерпимость и отсутствие национальной розни привели к тому, что любая страна, испытывавшая те или иные сложности (гражданская война, поражение и разорение от внешнего врага, голод), сразу вбрасывала в нее мощный поток эмигрантов. Французские гугеноты, немецкие и шведские католики, фламандцы, скрывающиеся от испанского гнета, и шотландцы, бегущие от англичан, люди, спасающиеся от Тридцатилетней войны, находили в ней приют и шанс начать новую жизнь. Поэтому, ничтоже сумняшеся, советское правительство направляло в североросскую народную армию всех оказавших на территории Советского Союза представителей национальностей, не являвшихся "титульными" для СССР, но готовых сражаться на его стороне. В дивизии Павла служили немцы, голландцы, бельгийцы, французы, итальянцы, испанцы, норвежцы, шведы, венгры, болгары, греки, румыны, было даже несколько японских и китайских коммунистов. Не посылали к нему только поляков и чехов, поскольку для них были сформированы отдельные части. Впрочем, когда потери были высоки, а притока "всяких прочих шведов" не хватало, часть доукомплектовывали простыми русскими мужиками из Центральной России, Поволжья, Сибири. Сейчас таких "интернационалистов" у Павла было уже больше трети.

* Примерно так же советские власти действовали по отношению к бывшим польским гражданам, оказавшимся на территории СССР. Возможно, кто-то помнит польский фильм "Четыре танкиста и собака", главный герой которого, шестнадцатилетний поляк, в сорок первом году страстно рвется па фронт, докучая военкому... маленького сибирского городка. Создатели фильма, по понятным причинам, "забыли" сказать, как туда попал юноша. Но вот в самой Польше, полагаю, вопросов это не вызывало. Скорее всего, он сын чиновника, или мелкого предпринимателя, или врача, или инженера, а может, и ксендза из Львова или Вильно, репрессированного после сентября 1939 года. Семьи же таких "врагов народа", по советскому обычаю, ссылались в Сибирь.

Вначале их бросили под Киев. Но потом, убедившись в лояльности, еще в конце сорок первого перевели на Северный фронт, против северороссов. Пользуясь случаем, советское правительство объявило, что в Северороссии усилилось национально-освободительное движение и началась гражданская война.

Вообще, дивизию берегли и в самое пекло не посылали (хотя под Киевом в сорок первом и при наступлениях на Вологду в сорок втором и сорок третьем ей досталось крепко. Павел быстро понял, что дивизия нужна Сталину больше для пропаганды. Вот и сейчас они сидели в резерве, готовые устремиться в прорыв, как только первый эшелон Красной армии, во главе со штрафными батальонами, сломит оборону очередной линии укрепрайона.

Дверь распахнулась, и на пороге возник командир разведроты, румын капитан Пасху.

- Товарищ генерал-майор, - произнес он на ломаном русском, - пленных привели. Те, что утром колонну с боеприпасами обстреляли. Будете смотреть?

Павел кивнул, застегнул полушубок, натянул портупею, надел ушанку и вышел на трескучий январский мороз. Рядом с блиндажом, под охраной солдат разведроты, стояли в неровном строю полтора десятка пленных. Почти у всех на лицах были отметины побоев. Было видно, что разведчики не церемонились, захватывая и обыскивая их. Большая часть была в потрепанных североросских мундирах. Павел понял - это остатки батальона новгородского гвардейского пехотного полка, два месяца назад попавшего в окружение. Но были среди солдат и крестьяне в телогрейках, ватных штанах и валенках.

"Опять местное население против нас, - раздраженно подумал Павел. Почему? Ведь это не только кулаки, но и не слишком зажиточные крестьяне".

Его внимание привлек парнишка лет пятнадцати! в крестьянской одежде. Подойдя к нему, Павел спросил:

- Имя?

- Василий, - пробубнил тот.

- Почему ты воюешь против нас?

- А зачем вы сюда пришли? - резко ответил парнишка. - Это наша земля.

- Это ваше правительство объявило нам войну в сорок первом, наставительно произнес Павел.

- А вы на нас в тридцать девятом напали. Батю моего убили, - прокричал Василий и отвернулся, чтобы вражеский офицер не видел слез на его глазах.

Павел отошел в сторону и обратился к капитану:

- Как обычно, всех в распоряжение штаба фронта. Пасху козырнул и отошел.

- Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться. - К Павлу неожиданно шагнул один из разведчиков, охранявших пленных. Матерый сибирский мужик с автоматом "ППШ" на шее.