Самозванцы - Шидловский Дмитрий. Страница 66

— Берем! — дружно закричали шляхтичи.

Крапивин быстро оценил обстановку. Было ясно, что если он сейчас откажется, его оставят в покое. Слишком дорого досталась бы шляхтичам скромное содержимое его кошелька и Красотка. Но, с другой стороны, путешествуя с этими авантюристами, он получал возможность познакомиться с обычаями противников и собрать некоторые разведданные. По крайней мере, дорога в составе такого отряда давала определенные гарантии того, что больше никто не попытается ограбить его.

— Согласен, — громко сказал он. — Я сам московит. На службу к Дмитрию иду. А уж самозванец он али истинный царь, про то Бог ведает.

Дальнейшее путешествие протекало без особых приключений. Новые спутники Крапивина оказались людьми беспокойными, не слишком заботившимися о нравственности и порядочности своих действий, но чрезвычайно уважавшими грубую силу. А именно это и продемонстрировал им Крапивин во время скоротечного боя, сразу заслужив себе достойное место в их компании.

Все помыслы наёмников концентрировались в основном на возможности пограбить. Это был известный тип авантюристов, в той или иной пропорции встречавшийся в любом народе. Примерно такая публика уже более ста лет выезжала из Испании, Португалии, Англии и Франции, чтобы грабить заморские колонии, формировала пиратские экипажи и должна была через двести с лишним лет составить кровавую «славу» дикого Запада, а в двадцатом веке наполнить собой всевозможные иностранные легионы и отряды солдат удачи.

Сам Крапивин представился своим спутником дворянином, который скрылся от гнева Бориса Годунова в Речи Посполитой, попал за кое-какие грехи в тюрьму, сбежал оттуда и решил снова испытать судьбу на родине. Какие грехи привели его на суд Речи Посполитой, он расшифровывать не стал, но, как ни странно, это нашло понимание у спутников. Очевидно, у польской Фемиды к ним тоже имелись немалые претензии.

Вскоре они пересекли границу Московского государства. После зажиточных польских и белорусских деревень видеть разоренную войной и непрестанными грабежами русскую землю было тягостно. Поляки тоже приуныли, поняв, что поживиться в этих краях будет нечем. Согревала их лишь мысль о лежащих впереди все еще богатых землях. Из Речи Посполитой к армии Лжедмитрия спешили многочисленные отряды малорусских казаков и шляхтичей-авантюристов, в основном таких же бандитов, как и спутники Крапивина. Эти, впрочем, предпочли ехать самостоятельно, полагая украинских казаков «песьим племенем» и рассматривая соотечественников исключительно как конкурентов в предстоящем грабеже.

На одной из мельниц им удалось захватить старика-мельника. Тот сообщил, что войско «царя Дмитрия» уже несколько дней осаждает Брянск, но, по слухам, на помощь городу из Москвы уже идет Шуйский. Поляки долго пытали мельника, чтобы выяснить, куда он спрятал дочерей (благородные рыцари сильно соскучились по женскому полу). Ничего не добившись, убили старика и принялись обсуждать, стоит ли им присоединяться к войску «Дмитрия» до сражения с царскими войсками, чтобы потом потребовать с «царя» соответствующую плату, или дождаться, чем дело кончится, а дальше уж либо присоединиться к мятежникам, либо тихо убраться восвояси. К общему мнению не пришли и решили весь следующий день посвятить поиску дочерей мельника, о существовании которых догадались по содержимому сундуков в доме.

Ночью Крапивин поочередно перерезал глотки всем своим бывшим «товарищам», оседлал Красотку и, большим крюком обогнув Брянск, пустился на поиски царского войска. Уже к вечеру следующего дня он встретил разъезд царской дворянской конницы и вскоре предстал перед воеводой князем Куракиным. Там разведчик сообщил, что был послан царем (правда, не уточнил, каким) в Речь Посполитую, с тем чтобы разжигать рокош, но попал в плен, а ныне бежал и хочет воевать с ратью самозванца. Князь, судя по всему, не поверил ни одному слову перебежчика, но зачислил его простым ратником в конный отряд, чтобы тот с саблей в руках доказал свою верность государю. Собственно, это Крапивину и требовалось. Начиналась новая служба на благо отечества.

ГЛАВА 31

Командировка

Тушинцы появились внезапно. По промерзлой земле загрохотали сотни копыт, и из-за холма появилась лава польских всадников. Крапивин резко повернулся к Прошке.

— Ты куда смотрел, сучий сын?! — заорал он. — Опять в кустах отсиживался?! Почто я тебя в дозор посылал?

— А что я, дурак, башку свою под польскую саблю подставлять? — плаксивым голосом прокричал десятник Прошка, отъезжая подальше от командира. — От них-то верхами не уйдешь!

Крапивин с трудом поборол желание броситься вслед предателю и зарубить его. Трус не выполнил приказа. Вместо того чтобы со своим конным отрядом провести разведку, наверняка опять заехал в ближайшую деревню, чтобы пограбить дворы да побаловаться с девками. Теперь весь полк оказался под ударом кавалеристов Яна Сапеги. [21] Крапивин выхватил саблю, привстал в стременах и во всю мочь своих легких прокричал:

— Стройся, православные! Стрельцы, заряжай! Кто с пиками да рогатинами, становись в первый ряд! Отпор врагу всем купно дать надобно, иначе все здесь ляжем.

Первая, любимая сотня полковника, которую он специально набирал из самых боеспособных и дисциплинированных воинов, быстро начала формировать правильный квадрат, только несколько человек бросились в сторону леса. Но остальной полк «потек». Бросая оружие, ратники побежали к лесу, где им мерещилось спасение от страшных польских сабель. Пушки, двигавшиеся в арьергарде, никто даже не попытался развернуть в сторону противника.

— Куды? — пришпорив коня, Крапивин преградил дорогу одному из бегущих.

— Да не буду я за Ваську Шубника смерть принимать. Мне самому жить охота! — испуганно прокричал тот.

Вне себя от ярости, Крапивин одним мощным ударом сабли рассек его от макушки до пупа. Лошадь поднялась на дыбы, и Крапивин, воздев над собой окровавленное оружие, прогудел:

— Стой, не то сам жизни лишу! Там впереди Троицко-Сергиев монастырь. Там ваши братья и сестры второй месяц в осаде сидят, с голоду пухнут, от мора гибнут. Не за царя, так хоть за землю свою бой примите.

Может, под влиянием его слов, а скорее из страха быть зарубленными, многие из тех, кто оказался рядом с командиром, стали разворачиваться и присоединяться к формирующемуся у дороги строю. Остальные сломя голову продолжали бежать к лесу. Крапивин понимал, что уже не в состоянии остановить их и заставить сражаться. Паника овладела людьми, страх за собственную жизнь гнал их прочь, затмевая собой чувство долга, стыда, лишая возможности рассуждать. Да Крапивин и не хотел останавливать их. Он слишком хорошо знал, что с ними будет через считанные минуты. И он их не жалел.

Крапивин оценил на глаз количество оставшихся в строю. Человек сто пятьдесят, не больше. Он пришпорил коня и въехал внутрь образовавшегося каре.

— Кто готов, — скомандовал он, — цельсь, пли!

Полтора десятка разрозненных выстрелов прозвучало над строем. К небу устремилось несколько сизых облачков порохового дыма. Крапивин увидел, как один из всадников откинулся назад и вывалился из седла. Впрочем, что это могло означать для несущейся во весь опор кавалерийской лавы?

Атакующие разделились на три группы. Две начали огибать выстроившееся на дороге каре, а третья, пришпорив коней, со всего маху налетела на строй. Пространство наполнилось страшным грохотом, криками и проклятьями, храпом коней, треском ломающихся копий, лязгом оружия. Строй дрогнул, но выдержал. Несколько всадников свалились, сраженные копьями и алебардами оборонявшихся, но и четверо царских воинов пали, рассеченные польскими саблями. Теперь пехота первого ряда сражалась с напиравшими на нее кавалеристами, но главное преимущество атакующих — удар с разгона — было утеряно.

Крапивин быстро осмотрелся. Правое крыло поляков настигло бегущих и безжалостно рубило их. Отряд, зашедший слева, достиг обоза и принялся увлеченно грабить.