Самозванцы. Дилогия (СИ) - Шидловский Дмитрий. Страница 40

– Ты все врешь. Ты убил мою жену. Ты взял в холопы моего сына! – прокричал Чигирев и сделал большой шаг вперед.

И тут же Селиванов вскинул пистолет. Теперь дуло было нацелено точно между глаз историка.

– Ты, кажется, неправильно понимаешь ситуацию, мальчик, – насмешливо произнес генерал. – Нас разделяет метра три, и прежде чем ты успеешь сделать еще шаг, я изрешечу тебя. Я не стану отвечать тебе, а вот ты у меня заговоришь, как миленький. Выкладывай немедленно, кто привел тебя сюда. Куда исчез канал? Почему Крапивин не выполнил приказ?

– Так значит был приказ убрать меня, – тихо произнес Чигирев.

– Черт, – по лицу генерала пробежала гримаса гнева. – Дурак ты, Чигирев. И жена твоя была дура и сука, – он потрогал левой рукой закрытый повязкой глаз. – Но мы теперь с тобой по‑другому поговорим. А ну к стене!

Чигирев не шелохнулся.

– К стене лицом, или убью, зараза! Ителлигентишка паршивый, демократ засранный!

Почувствовав, что в случае дальнейшего неподчинения Селиванов выстрелит, Чигирев отошел к стене и повернулся к ней лицом.

– Руки за голову, – последовал приказ.

Чигирев подчинился.

Спрятав руку с пистолетом за спину, Селиванов громко позвал:

– Эй, Семен!

Никто не отозвался. Генерал тихо матюгнулся и снова гаркнул:

– Семен, Василий, уснули, что ли?

Вновь тишина была ему ответом.

Раздраженно матерясь, но не спуская глаз с Чигирева, генерал подошел к двери, распахнул ее… и лицом к лицу столкнулся с Басовым.

– Ты?! – выдохнул Селиванов, отступая в глубь комнаты.

– Я, – улыбнулся Басов, делая шаг вперед.

– Как?

Генерал отступил еще на шаг.

– Отдай оружие, – потребовал Басов, шагая следом.

Генерал поднял пистолет, но фехтовальщик неожиданно мягким и проворным движением отобрал его у генерала с легкостью, с какой взрослые мужчины отбирают игрушечный пистолет у расшалившегося восьмилетнего малыша.

– Игорь, что ты задумал? – генерал отступил ещё на два шага назад, но Басов больше не преследовал его.

Он вынул обойму, передернул затвор, удаляя патрон из патронника, щелкнул спусковым крючком и спрятал разряженное оружие в карман. Чигирев развернулся и сделал пару шагов от стены. Через открытую дверь он увидел, что в приемной на полу лежат трое стражников. Двое даже не успели вытащить оружие, и было непонятно, убиты они или нет, а вот третий лежал с обнаженной саблей в руке. У него было перерезано горло.

– Нехорошо так, Андрей, – наставительно произнес Басов, исподлобья разглядывая генерала. – К тебе человек, можно сказать, по душам поговорить пришел, а ты в него пистолетом тычешь.

– Игорь! Зачем? Как? – с трудом выговорил Селиванов.

– Я не люблю, когда совершаются подлости, Андрей, – спокойно объяснил Басов. – Ты наносишь обиду Сергею, а когда он приходит требовать сатисфакции, пользуешься своим преимуществом и зовешь охрану. Здесь это считается трусостью.

– Игорь, это все неправда! – выкрикнул Селиванов.

– Кому другому расскажи, – усмехнулся Басов.

– Игорь, я не знаю, что у тебя на уме, – сглотнув пересохшим горлом, выдавил из себя Селиванов, – но поверь, с этими, – он показал на Чигирева, – связываться глупо. Один демократию в Средние века протащить хочет. Другой до седых волос дожил, в подполковники вышел, а все в казаки‑разбойники играет. Мы‑то с тобой реалисты. Мы знаем, что надо брать от жизни. Я здесь многого добился. Ты, я думаю, тоже зря времени не терял. Давай объединимся. Мы знаем, как будут развиваться события. Ты – потрясающий боец. Я знаю, как работать с теми, кто у власти. Пока на троне Годунов, шансов немного. Но скоро начнется смута, во время которой откроются потрясающие возможности. Это как революция в семнадцатом, когда любой слесарь или суконщик мог стать генералом или министром. А мы‑то с тобой поумнее будем. Вместе мы можем дойти до вершин власти. Потом захватить Польшу. Я выяснил, это реально. А дальше…

– Меня не интересуют твои прожекты, – прервал его Басов. – Я просто не хотел, чтобы ты зазря погубил еще одного человека. Может, он и глуп, но не подонок, это точно.

С этими словами Басов повернулся на каблуках и вышел в приемную. Взяв с лавки оружие Чигирева, отстегнул от пояса одного из стражников саблю и вернулся в кабинет.

– Раз уж залезли в Средние века, то ведите себя соответственно, – произнес он, кидая первую саблю к ногам историка, а вторую генералу. – Не буду вам мешать.

После этого он вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь.

Чигирев исподлобья посмотрел на генерала.

– Сергей, это же бред, средневековье, дикость, – произнес Селиванов. – Давай поговорим как цивилизованные люди.

Историк медленно обнажил клинок и двинулся на генерала.

– Сергей, не иди на поводу у этого сдвинувшегося на самураях идиота! – взвизгнул Селиванов и упал на колени. – Мы можем договорится, мы можем сотрудничать. Клянусь, не убивал я твоей жены! Все это наветы моих врагов. Единственно, чего я хочу, это предотвратить смуту. Я знаю, ты тоже хочешь этого. Мы должны быть вместе!

Чигирев остановился в полутора метрах от противника. Еще минуту назад он готов был растерзать его, но теперь не мог нанести решающего удара, настолько был жалок и ничтожен стоявший перед ним на коленях человек.

И в этот момент Селиванов ударил. Невероятно ловким движением он поднял лежащую перед ним саблю, выхватил ее из ножен и, привстав на одном колене, сделал молниеносный выпад. Только интуиция и великолепно усвоенный на занятиях по фехтованию рефлекс позволили историку парировать выпад. А генерал уже стоял на обеих ногах и снова атаковал, отбросив в сторону ножны. Рубящий удар слева, колющий выпад в живот, рубящий сверху в голову, показ укола в пах и тут же атака в область сердца… Да, Селиванов хорошо освоил фехтование за прошедшие годы. Чигирев отступал, оборонялся, с трудом уходил от опаснейших и коварных выпадов противника. Внезапно он наткнулся на что‑то твердое. Стена. Чигирев быстро присел, пропуская над собой саблю противника, нырнул влево и полоснул по животу. Генеральская сабля ударила в дерево, но и оружие историка просвистело в воздухе, не причинив противнику никакого вреда.

Теперь оба противника стояли друг напротив друга.

– Подлец, – сквозь зубы процедил Чигирев.

– Салага, – огрызнулся генерал.

Чигирев сделал выпад, генерал отразил его и контратаковал. Теперь противники кружили, обмениваясь ударами. Звон сабель заполнил комнату. Враги то сближались, то расходились. Если бы в этот момент в комнате присутствовал ценитель исторического фехтования, он заметил бы, что уровень обоих соперников примерно одинаков и лишь случай должен решить, в чью пользу склонится чаша весов.

Внезапно во время одной из атак Чигирева Селиванов как‑то странно присел, отражая выпад, и тут же историк ощутил острую боль в правом боку. От неожиданности он даже выронил ножны и освободившейся рукой схватился за раненное место. Пальцы ощутили теплую жижу. Быстро отступив, Чигирев увидел, что генерал стоит, сжимая в левой руке окровавленный кинжал, который, очевидно, только что вытащил из голенища, и злорадно улыбается.

Издав яростный вопль, Чигирев снова атаковал, он все бил и бил по ускользающей, подобно тени, фигуре противника и все никак не мог дотянуться до него своим оружием. Генерал легко уклонялся, лишь парируя атаки и не предпринимая никаких попыток контратаковать. Рана в боку саднила и отдавала при каждом движении. В конце концов, утомленный безрезультатными атаками и измученный болью, Чигирев остановился. Селиванов застыл в двух метрах от него. Плотоядно оскалившись, он произнес:

– Ты скоро умрешь. Просто истечешь кровью, истратишь силы в бесполезных атаках. А потом я тебя прирежу, как теленка на бойне. И никакой Басов тебе не поможет, – он быстро скользнул к двери и задвинул засов. – Мне бы только до оружейной добраться и взять АКМ. Ни один каратист в мире не прыгнет с места на десять метров, а я с того же расстояния не промахнусь, уж поверь. Таков конец всех этих дурачков, играющих в благородство. Их просто пристреливают. Но ты… Я приготовил для тебя особый сюрприз. Ты будешь умирать в муке и бессильной злобе. Я расскажу тебе, как визжала под кнутом твоя жена. Я расскажу тебе, как я наслаждался, когда видел ее агонию, потому что никому не позволено безнаказанно противиться мне. А еще, умирая, ты будешь знать, что твой сын навеки останется моим холопом. Он будет подавать мне сапоги, и я буду пороть его на конюшне за малейшую провинность. Но он будет благодарен мне за это. Он будет боготворить меня. Все холопы с радостью целуют плеть строгого хозяина – таков их удел. Но ты этого не увидишь. Ты только умрешь, зная, что так будет. А сейчас я тебе расскажу, как умирала твоя жена. После того как она выбила мне глаз, я приказал двум конюхам привязать ее к лавке…