Самозванцы. Дилогия (СИ) - Шидловский Дмитрий. Страница 74

– Так, может, он на нашу сторону еще встанет, – возразил Крапивин. – Тогда и нашей силы прибудет.

– С божьей помощью справимся, – перекрестился Федор. – Сам не хочешь, так я его порешу. Не можно дело царя православного ведуну заморскому поручать.

– Подожди, – ухватил его за руку Крапивин. – Дай мне с ним поговорить сперва.

– Ладно, – с сомнением протянул Федор. – Но ежели откажет, порешим.

Крапивин откинул полог басовской палатки и заглянул внутрь. Фехтовальщик словно ждал его, сидел в центре, поджав под себя ноги по‑японски. Его сабля лежала слева от хозяина.

– Здоров, заговорщик! – весело приветствовал он гостя.

– Здравствуй, – Крапивин прошел в палатку и уселся напротив старого приятеля по‑турецки. – Ты все знаешь о заговоре?

– В общих чертах. Князь рассказал нам. Он умный человек и понимает, что без поддержки шведского корпуса ему пока не справиться.

– Минин и Пожарский сделают все и без шведов, – заметил Крапивин.

– Через четыре года, когда нация снова объединится. А пока в стране смута. Без шведов вам не выстоять. Скопин это знает и действует соответственно. Он будет хорошим царем, Вадим.

– Так ты не будешь нам мешать? – с надеждой в голосе спросил Крапивин.

– Зачем? Это не нарушит глобального баланса. Более того, может быть, Москва не будет оккупирована поляками, а сценарий смуты кажется менее кровавым.

– Так присоединяйся к нам, – предложил Крапивин.

– Упаси боже, – усмехнулся Басов. – Вы и сами не понимаете, что затеяли! В государстве, где власть священна, вы вводите традицию военных переворотов. За сто пятьдесят лет до Елизаветы! Я надеюсь только на то, что страна устала от смуты и не войдет в штопор из серии путчей.

– Но мы ведь выкликнем его на царство. И Шуйского, и Годунова выкликал на царство народ. По крайней мере, формально было так.

– Вы – армия. Вы приведете к власти своего главнокомандующего, и вся страна будет знать об этом.

– И здесь нашел что покритиковать, – скривился Крапивин.

– А что ты хочешь? Лекарств без побочных эффектов не бывает. Особенно таких радикальных лекарств, которые применяете вы. Когда же ты поймешь, что быт людей определяется сознанием, а не условиями жизни?

– Значит, ты остаешься в стороне, – вздохнул Крапивин.

– Примерно.

– А может, тебе вообще уехать?

– Не могу, видишь. Я на службе у его величества короля Швеции.

– Зачем тебе все это надо? Сидел бы в своей Ченстохове, торговал солью, тискал барышень.

– Бесконечный покой так же надоедает, как и вечное беспокойство, – усмехнулся Басов. – У тебя свои игры, у меня – свои.

– Я пытаюсь спасти страну.

– Тебе это только кажется. На самом деле все мы лишь плывем по течению. Дай Бог каждому из нас спасти хотя бы себя.

– Кстати, Федор считает тебя колдуном, – предупредил Крапивин. – Он хочет тебя убить.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – отмахнулся Басов. – Мы уже сражались с ним. Он проиграл.

– Он хочет выставить против тебя два десятка стрелков.

– Пока они будут заряжать и целиться, я уже десять раз смоюсь, – расхохотался Басов. – Не зря я в кавалерии.

– Как знаешь. Кстати, спасибо, что заметил огрехи моего плана. Действительно мог получиться конфуз.

– Всегда пожалуйста, – расцвел в улыбке Басов. – Просто в военном деле, как и в любом другом, надо мыслить категориями текущего века. Неплохо заглянуть чуточку вперед, но и отрываться от почвы не следует.

– Что ты думаешь о завтрашнем сражении?

– Мы победим, – уверенно сказал Басов. – Скопин‑Шуйский выиграл его и в нашем мире.

– Как это было?

– Поляки и казаки смяли русских на флангах. Но шведская пехота отбросила тушинцев до самой реки. Соответственно пришлось ретироваться и кавалерии. В нашем случае, полагаю, при моей поддержке твой полк выстоит. Твоя идея о соединениях с повышенной огневой мощью действительно неплоха. Так что победа будет еще более впечатляющей.

– Выходит, победу одержим за счет шведов?

– Почти. Я же говорил тебе, русские еще не созрели для настоящей войны. Главное – психологически быть готовым к сражению. Дисциплина, умение воевать, отвага появляются только там, где люди идут в бой сознательно. Смута, мой друг. Она начинается со смятения в умах и завершается только их успокоением. Ни раньше, ни позже. Московия созреет для этого только через четыре года, увы.

– И изберут Романовых, – криво усмехнулся Крапивин. – Этих властолюбцев, которые уже больше десятка лет рвутся к власти и которые заварили ради этого смуту.

– Когда народ понимает, что достойного человека избрать не может, он избирает подлеца, который хотя бы в состоянии прекратить гражданскую войну. Это тоже выбор нации, и его стоит уважать. В конце концов, ты знаешь, что дом Романовых сделает для России немало хорошего. Великой империей она станет именно под их управлением.

– Меня удивляет твой фатализм.

– Да нет, я просто принимаю мир таким, какой он есть. Как Чигирев безрезультатно читал Отрепьеву лекции по политэкономии, так и тебе не удастся построить крепкое государство во время смуты. Для некоторых вещей надо созреть. Подумай об этом. Ладно, полковник, заболтались мы с тобой. Ночь уж на дворе. Завтра битва, спать пора. А о судьбах народов после поговорим, когда времени больше будет.

– Спокойной ночи, господин Басовсон, – поднялся со своего места Крапивин.

– Бывай, Вадим.

Крапивин вышел из палатки. Федор ждал его метрах в ста.

– Ну что? – тихо спросил он Крапивина.

– Он не вмешается.

– Но он и не с нами?

– Нет, он будет в стороне.

– Ой, не верю я в это, – с сомнением покачал головой Федор. – Может, лучше порешить его, и концы в воду?

– Не смей, – строго приказал Крапивин.

Утром, как только рассеялся туман, две армии встали друг напротив друга. Из‑за выстроенного бойцами тына Крапивин наблюдал за расположенной напротив его полка польской кавалерией.

– А что, господин полковник, дадим жару ляхам? – весело спросил командир первой сотни.

– Бог даст, поддадим, – отозвался Крапивин, понимая, что собеседник, как и остальные стрельцы, смертельно боится и ждёт ободрения.

«Да что говорить, – подумал он, – перед боем только дурак не боится. Просто один гонит от себя страх, делает что должен и поэтому зовется храбрецом, а другой поддается панике и получает прозвище труса. Эх, мне бы первых побольше!»

На противоположной стороне взвыли боевые трубы и ударили барабаны, и тут же польская конница медленно двинулась на русских. Вначале шляхтичи пустили коней шагом, потом перешли на рысь и лишь после сорвались в безудержный галоп. Засверкали на солнце поднятые сабли.

Крапивин в который раз залюбовался невообразимой красотой польской конной атаки, но тут же спиной ощутил страх своих бойцов. Выхватив саблю и вскочив на тын, полковник громко прокричал:

– Товсь! Без команды не стрелять.

Первый ряд стрелков придвинулся к тыну и изготовил оружие. Артиллеристы заняли свои позиции. Кавалерия неумолимо приближалась.

– Нет, еще нет, – тихо повторял про себя Крапивин. – Только заряды растратим. Эх, дальнобойность здесь ни к черту.

Видя, что через считанные секунды противник выйдет на ту роковую линию, за которой огонь его полка окажется наиболее эффективен, Крапивин поднял саблю и громко скомандовал:

– Цельсь!

Шорох и стальной лязг пробежали по рядам. Прошла секунда, другая, третья, и вот полковничья рука с саблей рухнула вниз, а из глотки вырвался отчаянный крик:

– Пли!!!

Мгновенно весь строй окутался пороховым дымом и потонул в грохоте залпа. Рявкнули пушки, выплюнув свой смертоносный заряд. Сквозь клубы порохового дыма Крапивин видел, как летят на землю сраженные шляхтичи.

– Сменяйсь! – отчаянно завопил Крапивин. – заряжай!.. цельсь!.. пли!..

Очевидно уже не слушая его приказов, стрельцы автоматически выполняли многократно отработанные на ученьях действия. На смену разрядившего оружие ряда вставал другой. Отстрелявшие быстро перезаряжали оружие и становились в очередь для нового залпа. Изрыгнули по второму заряду картечи пушки.