Самозванцы. Дилогия (СИ) - Шидловский Дмитрий. Страница 88

Янек обвел глазами площадь, и взгляд его задержался на стоявшем поблизости конном памятнике. Сила, экспрессия, державная мощь читались в скачущем на бронзовом коне неведомом всаднике.

– Кто это? – спросил Янек.

– Это памятник Николаю Первому, – вступил в разговор Чигирев‑старший.

У Янека в ярости сжались кулаки. Не было для него во всей истории Российской империи более ненавистного персонажа, чем этот царь – душитель польской свободы. Только образ Иосифа Сталина, человека, уничтожившего независимость воссозданного Польского государства, вызывал в нем большее отвращение.

– Пошли в гостиницу, что ли? – прогудел Крапивин, заботливо оглядывая компанию. – Морозец‑то знатный. Замерзли небось?

Швейцар при входе низко поклонился гостям. Выбежавшие на улицу носильщики бодро подхватили багаж вновь прибывших. В холле у стойки регистрации перед путешественниками предстал господин средних лет.

– Чем могу быть полезен? – осведомился он.

– Я Игорь Петрович Басов, – чуточку надменно сообщил Басов. – Для меня и моих спутников заказаны апартаменты.

– Так точно‑с, – легко поклонился господин, раскрывая лежавший на стойке журнал и заглядывая в него. – Две комнаты класса «люкс» вас ожидают. Изволите занять немедленно?

– Разумеется. И распорядитесь об обеде.

– Прикажете подать в номер?

– Да, и побыстрее.

– Меню вам принесут в номер. Не желаете ли чего с дороги, пока заказ приготовят? Есть великолепная астраханская осетрина. Только поутру привезли.

– Распорядитесь. И водки на всех. Пусть доставят свежие газеты и репертуар императорских театров.

– Слушаюсь‑с, – низко склонился распорядитель.

При виде апартаментов у Янека перехватило дыхание: он сроду не видел такой роскоши. Вышколенная прислуга в мгновение ока доставила багаж и принесла все заказанное. Небрежно скинув на обитый шелком диван соболью шубу и шапку, Басов сменил валенки на лакированные туфли, подошел к стоявшему посреди комнаты столу, на котором уже помещались два полуштофа водки и тарелки с тонко нарезанной осетриной, наполнил рюмки и произнес:

– Ну что же, с прибытием вас, господа, – и, быстро выпив, крякнул от удовольствия.

Янек даже сморгнул, до того разительно отличались манеры Басова от привычных. Еще два дня назад перед ним был лощеный европеец, неизменно вежливый, педантичный, чуточку надменный, а теперь – ни дать ни взять разбитной русский купец.

Крапивин тоже подошел к столу, одним махом опрокинул в себя рюмку, прикрылся рукавом и выдохнул:

– Хорошо пошла. Ядреная водочка.

Чигирев сел за стол, поднял свою рюмку и провозгласил:

– За успех нашего дела.

– Ты лучше пей, – усмехнулся Басов, уплетая кусок осетрины. – Промерз же весь насквозь. О делах после поговорим.

Янек нерешительно подошел к столу.

– Давай, герой, причастись, – ободрил его Крапивин. – Оно и для здоровья полезно.

Янек присел на краешек стула, нерешительно поднес ко рту рюмку и выпил. Яростный пожар тут же охватил всю его гортань. Он поперхнулся и закашлялся. Мужчины весело рассмеялись. Крапивин похлопал мальчика по спине:

– С крещением, парень.

– Закуси, – сочувственно посоветовал Басов, разливая всем по второй.

– Игорь, ты здесь часто бываешь? – после небольшой паузы спросил Чигирев.

– Нередко.

– Я, однако же, полагал, что у тебя здесь квартира.

– Зачем? – Басов искренне удивился. – В гостинице очень недурное обслуживание. А постоянного жилья я и в Варшаве не покупал. Та квартира, где мы были, – съемная.

– Только не говори, что тебе денег не хватает, – усмехнулся Чигирев.

– Не буду, – пообещал Басов. – Это принцип. Такие люди, как мы, не могут позволить себе роскошь осесть на одном месте.

– Военные – это понятно, – заметил Крапивин. – Но тебе‑то что мешает? Ты вроде в политику и войну зарекался влезать.

– Не что, а кто мешает, – буркнул Басов. – Я сам себе не даю. Когда хочешь свободы, не можешь себе позволить привязываться ни к чему.

Он поднял рюмку:

– За то, чтобы каждый из нас добился того, о чем мечтает… либо вовремя сумел остановиться.

Произнеся этот своеобразный тост, он лихо осушил рюмку.

– Эк, завернул, – усмехнулся Крапивин, поднимая свою.

Сглотнув кусок нежнейшей осетрины, Янек потянулся к своей рюмке, но его руку перехватил отец:

– Не хватит ли тебе, друг мой?

– А я и вообще уйти могу, – обиженно отозвался парень.

– Не обижайся, Янек, – ободрил его Басов. – Надо же твоему отцу почувствовать себя родителем. Хотя в чем‑то он прав.

Торжествующий Янек поднял рюмку и, громко выдохнув, опорожнил ее, еле удержавшись, чтобы снова не закашляться. Недовольно фыркнув, Чигирев‑старший тоже выпил и сказал:

– Ну, так что мы будем делать?

– Что делать? – переспросил Басов. Он встал из‑за стола и развернул одну из лежавших на журнальном столике газет. – Положим, в Мариинском сегодня дают «Аиду». Дирижер Эдуард Францович Направник. Грех не послушать.

– Да я не про то, – разочарованно протянул Чигирев, – И я не про то, – ответил Басов. – В разведке есть такой термин: «легализация». Вадим знает. Надо освоиться в новой обстановке, завести знакомства, а уж потом начать действовать. Дней десять вживаетесь в образ. Гуляете, общаетесь с людьми. Я вас познакомлю кое с кем. Потом я уеду… и делайте что хотите.

– Однако, Игорь, я бы хотел снова поговорить об участии в грядущих событиях, – заметил Чигирев. – Я знаю твою позицию о невмешательстве в историю. Но подумай, сколько смертей можно предотвратить. Подумай, как мы можем повлиять на будущее всей планеты на столетия вперед.

Янеку стало неинтересно. Он уже знал, что ответит отцу Басов. Подобные разговоры за последние несколько дней Чигирев‑старший заводил уже который раз. Все они неизменно заканчивались решительным отказом Басова принять участие в предстоящих событиях.

Слегка пошатываясь на неожиданно ватных и непослушных ногах, мальчик подошел к окну и облокотился на подоконник. Слева от него через заснеженную, застывшую на морозе площадь скакал царственный всадник. Скакал усмирять Польшу. Внезапно парню почудилось, что за спиною грозного повелителя поднимается тень другого, еще более страшного и кровавого. Того, кто через двадцать семь лет вновь утопит в крови любимую Полонию.

«Не выйдет у вас, – зло подумал Янек по‑польски. – Я вам не дам».

В дверь номера постучали.

– Войдите, – распорядился Басов, прервав многословные излияния историка.

– Не прикажите ли подавать к столу? – осведомился возникший на пороге лакей.

– Подавай, любезный, – разрешил Басов.

Слуги вкатили в номер несколько тележек и принялись накрывать на стол. Обилие блюд привело Янека в полное замешательство. Мальчик уже вполне насытился осетриной, однако, как выяснилось, с точки зрения местных рестораторов, путешественники лишь отведали легкой закуски перед настоящей трапезой. Теперь на столе разместились тарелки с кислыми щами, телятина, вареная картошка, жареная утка, несколько салатов в огромных салатницах, блюдо с пирожками, чайный сервиз и весело попыхивавший самовар.

– Дядя Войтек, – нерешительно проговорил Янек, усаживаясь за стол, после того как слуги удалились, – вы уверены, что все это можно съесть за один раз?

Крапивин весело расхохотался:

– По сравнению с тем, как нас потчевал Константин Острожский, здесь, считай, на голодный паек посадили!

– Какой Константин Острожский? – не понял Янек.

– Князь. Магнат. Тот самый, который в начале семнадцатого века жил, – по‑деловому пояснил Басов, наливая водку себе, Крапивину и Чигиреву‑старшему. – Хлебосолен князь Константин. Но вот, ребята, довелось мне однажды в Кенигсберге на приеме у гроссмейстера Тевтонского ордена Вильгельма фон Уренбаха побывать. Вот это, я вам скажу, обжираловка была. Одних перепелов больше сотни только для затравки подали…

Перед глазами у Янека все поплыло.

– Игорь, а мальчишка‑то вроде скис, – донесся до него сквозь сон голос Крапивина.