Панночка - Садур Нина. Страница 11
Философ. Что ж, Спирид, когда ты огрел меня, то и дух вновь вернулся в мое тело.
Спирид (отвернулся от Философа). Так ведь вот же… оно и есть… как будто силы ушли от меня после нашей битвы с тобой. Философ. (Качается.) Томно мне, томно, будто бы кровь вытекает из жил…
Философ. А что же, а мне так напротив… опять весело стало и силы возродились.
Все отступают от Философа.
Что вы, ребята?
Спирид. Томно мне, братцы, ушло от меня, пока мы барахтались: как в черную яму ушло… будто вытянул кто-то жадными устами из жил.
Философ. Что ты говоришь такое, брат Спирид? Не можно говорить такое на крещеного человека.
Спирид. Я и не говорю, брат Хома. Я ж и сам разогреть тебя хотел, когда мы боролись, потому что одна плоть может своей силой поделиться, если другая плоть обмерзла… да только видишь, как ненасытен ты стал, брат Хома, что качает меня, видишь, как качает.
Явтух. Да, друг Философ. Сильно тебя потянули там, во тьме. Видать, так сильно, что одному Спириду тебя уже не разогреть… а хлопчика вон как закачало… Нс знаю я, что там у вас делается во мраке, когда весь честный крещеный мир спит, а только мы тут люди простые и дышим светом.
Философ. Ты, Спирид, ляг, полежи на лавке. Или нет… на земле, от нес к тебе силы прибудут. А ты, Явтух, не пугай меня непонятными своими намеками, потому что вот вам… все глядите, люди крещеные, и судите, насколько я чист перед миром. (Осеняет себя крестом.)
Хвеська уходит.
Явтух. Никто и не говорит. Философ, что повязался ты с нечистью.
Дорош. Никто не говорит! Явтух хорошо сказал! Явтух. А только так хитро устроено, что несешь ты теперь сюда мрак и холод, от которого раскачало аж самого Спирида.
Спирид (слабо). Ох, томно. А травка мягкая, все ж таки и хорошо на ней грудью лежать…
Философ. Моя ли в том вина, друг Явтух.
Явтух (покашляв). Выходит такое дело, друг Хома, что осталась тебе одна последняя ночь.
Пауза.
Философ. Вроде как последняя, дядько.
Явтух. Отдай мой пояс.
Философ. Зачем? Вернусь с ночи и отдам…
Пауза. Воют волки.
Явтух. Этот пояс мне дружок подарил, другого такого пояса у меня нету.
Философ снимает пояс.
Вишь, как замотался в мой пояс…
Философ. Ты ж толстый, дядько…
Явтух. Нет, это ты истаял весь, и пояс мой стал тебе велик.
Спирид. А шапку мою ты тоже верни, Философ, потому что эту шапку я люблю.
Философ (отдает шапку). Возьми, брат Спирид.
Спирид. А что кровь мою выпил, прощаю. Тем более не по своей вине. И тем более… я себе новую нагуляю.
Философ. Спасибо, брат Спирид.
Спирид. А, чего там!
Философ. А что ж, Дорош, забери и ты свою свитку. Потому что незачем добру пропадать.
Дорош. Ты хорошо говоришь, друг Хома. Свитка ведь у меня совсем новая.
Философ остается в белой рубахе, портках и сапогах. Входит Хвеська.
Философ. Что ж, ребята… вот я и стою перед вами, весь, какой есть. Налейте-ка мне горилки, да и себе по полной чарке, ребята, потому что не может козак… (Закашлялся.)
Дорош. Не может козак!!! (Разливает горилку.)
Философ (пьет). А если и пропадать козаку! (Топнул ногой… и увидел свои новые сапоги.) Ах, какие сапоги у меня!
Дорош. Хорошие!
Философ. Тонкие, гнутые сапоги у меня! Будто лебеди черные сапоги у меня.
Дорош. Хорошие! И мысок гнутый, а голенище узко, и носок остер, хорошие сапоги! Видные сапоги!
Философ. А что, ребята? А если подумать, то на что мне теперь и сапоги? Дорош, а хочешь ты мои сапоги?
Дорош. Не хочу, друг Хома. Потому что сапоги эти тонкой кожи, и носок у них узок, специально для панской ноги.
Философ. А может ты, Спирид, захочешь мои сапоги? Хорошие сапоги!
Спирид. Куда мне, друг Хома, брать с тебя сапоги. Хоть и хорошие сапоги! Очень хорошие! Как живые.
Философ (Явтуху). Что ж, дядько, ты мужчина хладнокровный, жадный, а сапоги, погляди сам, как блестят на солнце, такие хорошие. Возьми.
Явтух. Не на нашу ногу сапоги, пан Философ Хома Брут. Сказано уже, панские сапоги и носок у них узок.
Философ. Да, ребята, эти сапоги важного происхождения, а стилибонил их дружок мой, богослов Халява, только на его ногу они не полезли, и он в необъяснимом припадке щедрости отдал их мне. А поскольку я мужчина на вид небольшой, хотя вы знаете, что силы во мне все равно много, то я и носил эти сапоги… хорошие очень сапоги. (Снимает их.) И незачем пропадать таким сапогам. А что, ребята, я и жил дрянно, мелко, вы сами видели. И человечишка я, значит, был никчемный, сирота, раз ко мне такая нечисть прилипла.
Хвеська рыдает. Казаки на нее цыкают.
Ну так и что ж, у каждого ведь своя судьба, ребята. Вот если научно поглядеть, то, значит, где-то в наш божий мир пробило черную дыру, из которой хлещет сюда мрак гнойный и мерзость смердящая, а мир… это ведь такое, ребята, хитрое устройство, из него не выдернешь какую-нибудь важную штуку, чтоб заткнуть ту дыру, а то и устройство все рухнет. Нет, из устройства этого выдернуть надо маленькую, дряненькую, совсем пустяковую и незаметную частицу и ею-то заткнуть проклятую бесовскую рану, чтоб и устройство мира не рухнуло и свет мира не омрачился бы от той дыры. Что ж… я и пойду… пускай… и не побоюсь, раз так назначено… а что же я хотел сказать?! Значит, выбрали самого никчемного человека и кинули во мрак разъяренный, чтоб пожрал и поутих до другого разу тот мрак, напившись теплой человеческой крови… что ж, я ведь все понимаю… Господь все мудро решил, он не кинет крупного человека, он важного большого человека сбережет для хорошего и нужного дела, а самого неуместного выберет, вроде меня… коли уж приходится бесовский мрак ублажать… Я ведь и пьяница был, и поста не соблюдал… и красоту любил… да что там говорить! А сапоги очень хорошие!.. А вот будет время, и так же будет лето стоять жаркое, вдруг пойдет человек какой-нибудь по дороге, а? Может, ему сапоги нужно?
Козаки. Сбережем.
Философ. Нет, ребята. Ведь он пойдет же по дороге и ему сапоги очень захочется! Так вот же они и есть! И стоят! Он всунет в них ноги, и охватит его моя жизнь и пронзит аж до самых костей! И! поймет! он! что! хороший! я! был! парень!..
Хвеська. На, травку возьми, родненький. Поможет, она чистая травка, она сбережет тебя там. Сильная очень травка. (Вкладывает ему в пальцы стебель.)
Философ. Что ж, ребята, вот я и пошел.
Философ идет в белой рубахе, портках, босиком, с травинкой в руках. Козаки сопровождают его.