Греческая смоковница (Ягода созрела) - Васп Памела. Страница 23

В дверях показался фотограф, встал, прислонившись к стене, сложил руки на груди и смотрел внимательно на обнаженное тело Патриции, прокручивая в голове варианты поз, ракурсов и антуража.

— Достань пальчиками до пола, не сгибая колен, и постой так минутку, — попросила женщина.

Патриция улыбнулась, но перечить не стала. Все это отвлекало ее от тяжких дум и забавляло. Массажистка снова обошла вокруг нее, издав одобряющий возглас. Приблизилась, провела рукой по спине — Патриции стало щекотно — погладила ее ягодицы. Что-то решила про себя. Фотограф довольно улыбаясь смотрел на девушку.

— Выпрямись и подними вверх руки, — сказала женщина.

Патриция не понимала смысл происходящего, но видно так было нужно — пожилая массажистка на лесбиянку явно не походила, она не любовалась телом девушки, а словно осматривала заготовку, с которой ей предстояло работать. Так наверное и было на самом деле, потому что гримерша, проведя рукой по груди Патриции, удовлетворенно сказала:

— Отличное у тебя тело. Где ты их так удачно находишь, Бернард? — улыбаясь спросила она у фотографа.

— Они меня сами находят, летят, словно пчелы на мед, — самодовольно ответил тот и вышел из гримерной.

— Садись, — указала на кресло женщина и спросила: — Почему косметикой не пользуешься?

— Зачем? — удивилась Патриция. — Вообще-то пользуюсь, но редко, — добавила она. — Не всегда приличное зеркало под руками есть.

Женщина оценила шутку. Она умелыми движениями расчесала Патриции волосы, наложила косметику на лицо. Достала бритвенные принадлежности и чисто выбрила девушке под мышками, вытерла салфеткой и, скомкав, бросила салфетку на пол. Хотела втереть в тело Патриции какой-то крем, но вдруг в дверях вновь показался фотограф и сказал:

— Не надо, Николас, у нее отличный цвет кожи. Я решил снимать на берегу, вместе с Айменгой. Они прекрасно будут смотреться на контрастах.

Айменга закончила наложение косметики и с интересом смотрела на Патрицию. Гримерша отложила крем и взяла тюбик с темно-коричневой помадой. Патриция не успела подивиться зачем: ведь губы ее уже подкрашены, как женщина принялась подводить ей соски. Эта операция вызывала у Патриции здоровый смех, но она сдержалась. В добавление ко всему женщина специальным гребешком тщательно расчесала Патриции волосы на лобке, что было уже совершенно лишнее по мнению девушки.

Наконец массажистка закончила работу и отступила на несколько шагов, придирчиво оценивая свою работу. Повинуясь ее жесту, Патриция встала с кресла. Как скульптор, наносящий последние штрихи в своей работе, женщина подошла к тумбочке, поковырялась в ней и протянула Патриции красивой формы солнцезащитные очки. Патриция одела их, массажистка удовлетворенно кивнула, посмотрела на Айменгу и отрапортовала фотографу:

— Можешь вести их снимать, — сказала она ему тоном, каким отправляют учеников на черновую работу.

Патриция посмотрела на себя в зеркало — что ж она действительно не хуже прочих красоток с обложек глянцевых журналов. Она повернулась к фотографу:

— Может угостите даму стаканом вина? — кокетливо спросила она.

— Конечно, — ответил он. — Вечером, после работы.

Айменга рассмеялась.

Патриция и Айменга сидели обнаженные, если не считать черных очков на Патриции, на пологой коричневатой скале и улыбались в объектив кучерявого фотографа. Сзади них возвышался покрытый буйной зеленью холм. Белые облака лениво-неторопливо перемещались по удивительно голубому небу. Девушки сейчас казались воплощением красоты, молодости и всех радостей жизни.

— Хорошо. Не напрягайтесь. Вот так, — командовал фотограф.

Усатый шофер лениво сидел на корточках перед водой и бросал камешки, не обращая на фотомоделей никакого внимания — словно они не живые привлекательные девушки, а мраморные статуи, намозолившие глаз.

— Беатрисс, и ты, Айменга, тоже, ложитесь на бок. Ближе друг к другу. Вот так. Хорошо. Отлично. Теперь попробуем крупный план. — Он подошел ближе и снова сфотографировал. — Подними волосы, Айменга. Подними их, подними рукой. Так хорошо, ближе.

— А он, кажется, разбирается в своем деле, — негромко сказала Патриция напарнице.

— Ты думаешь? — ответила та. — По-моему, он немного тяжеловат. На мой вкус.

— Тебе так кажется? — удивилась Патриция. — А по-моему он очень даже интересен.

— Так, теперь в воду, — приказал фотограф, не догадывавшийся, что его обсуждают. — Пара снимков в воде — и на сегодня, пожалуй, достаточно.

— Тебе не нравятся мускулистые мужчины? — спросила Патриция у блондинки, заходя с нею в море.

— Нравятся, — ответила Айменга. — Когда это настоящие мужчины.

— Не понимаю.

— Он голубой, — прошептала блондинка с ноткой брезгливой насмешки.

Патриция кинула удивленный взгляд на фотографа, наблюдающего за ними в видоискатель. Он стоял на песчаном берегу, широко расставив босые ноги. Рубашка была широко распахнута, обнажая сильную, волосатую грудь. Впечатления, что он гомосексуалист фотограф не вызывал.

— Хорошо! Беатрисс в полный профиль, Айменга чуть в бок, — дал указания фотограф.

— Настоящий голубой? — не поверила Патриция.

— Аж до синевы, — подтвердила блондинка. — Перед ним хоть на мостик вставай, у него ничего не зашевелится!

— Беатрисс, повернись ко мне спиной! Так, хорошо. На сегодня хватит! Идите купайтесь, или что хотите делайте. Да, кстати, поберегите реквизит — идите купаться без ваших костюмов, — остроумно пошутил он, пробежав взглядом по их обнаженным телам, и наклонился к своему саквояжу с насадками.

— Не бывает чтобы мужчина был целиком голубой, — сказала Патриция. — Хочешь, заведем его?

Блондинка закатила глаза к небу, обдумывая предложение и озорно улыбнулась:

— Ну, если ты хочешь, то я не против.

Они поплыли и стали резвиться в освежающе-прохладной воде, он сидел на берегу, наблюдая за ними. Тела их были отлично видны сквозь прозрачную воду. Далеко от берега они не отплывали, чтобы все время их тела были у него на виду.

Наконец, девушки вылезли на приветливый берег и повалились на прогретый солнцем камень. Айменга достала из своей сумки крем и медленно стала втирать его в кожу Патриции. Движения ее пальцев были едва уловимыми — она втирала крем в кожу Патриции, словно ласкала ее. Айменга любовалась прекрасным телом новой знакомой и в ней самой хотелось поцеловать эту прекрасную грудь — у нее самой были не маленькие волнующие холмики, а высокая статная грудь совсем другой формы. И хотя Айменга никогда не слышала слов недовольства от поклонников своей грудью, а наоборот, сейчас она позавидовала Патриции.

Патриция лежала в сладострастной позе, очки она сняла и держала в правой руке. Не поворачивая головы в сторону фотографа, она спросила:

— Он на нас смотрит?

Айменга медленно повернула голову в сторону лежащего в траве фотографа.

— Да, — сказала она. И подала ей руку. — Пойдем, прогуляемся по берегу.

Патриция грациозно встала, стараясь не переигрывать, и они повернувшись к фотографу спиной, пошли не спеша по кромке воды. Ласковые волны залива бились о берег, обдавая девушек мелкими брызгами.

Фотограф сел на корточки и не отрывал от них задумчивого взгляда.

Айменга остановилась и положила руки на плечи девушки. Соски их грудей соприкоснулись, и Патриции почему-то стало неприятно. Она не понимала лесбийской любви — женщины всегда были для Патриции подругами, собеседницами, но одна мысль о ласке с женщиной вызывала у нее брезгливое отрицание.

— Ты уверена, что таким образом мы возбуждаем его? — спросила Патриция.

— Конечно, — ответила Айменга, проведя по спине Патриции и потянулась к ней накрашенными губами. — А как же еще ты сможешь возбудить голубого?

Патриция плюнула на все свои принципы и ощущения, закрыла глаза и слилась долгим поцелуем с блондинкой, представляя, что это Том.

«О, Том, где ты сейчас и чем занимаешься? Зачем ты ушел от меня?»