На грани полуночи (ЛП) - Маккена Шеннон. Страница 34

– Удачного дня, – говорит она. – Пока.

В ее фантазиях он просил ее не уходить. Требовал, чтобы она сказала, когда они смогут увидеться снова. Она только пожимала плечами. Жестокая Лив.

– Увидимся, когда я захочу, – безжалостно отвечала она. – Не звони мне. Я сама тебе позвоню… если захочу.

И резко хлопала дверью, не слушая его мольбы.

Тему гостиничного номера можно было варьировать раз за разом, но основной элемент оставался неизменным: непреклонная властность.

Лив сглотнула застрявший в горле ком. Если бы у нее был с ним роман, то это она бы лежала на кровати, лишенная сил, и наблюдала бы, как он одевается. Это она умоляла бы его ответить, когда они снова встретятся.

Сколько раз она может переживать это? Лив с трудом поднялась на ноги и посмотрела на себя. По всему телу были отметины.

Почти невидимые, но чувствительные царапины от его щетины на лице и груди. Губы опухли и покраснели от поцелуев.

Слабые отметины на бедрах в тех местах, где он удерживал ее на месте, пока сам входил в нее. Ее лицо порозовело, но не достаточно, чтобы скрыть воспаленное красное пятно на щеке от пощечины матери.

Ничего себе! По ее телу был расписан целый день. Все самые яркие моменты.

Лив стянула волосы в пучок и отправилась обратно в душ. Хватит этой ерунды. Хватит изводить себя вопросом: заниматься сексом с опасным парнем или нет? Спасибо огромное, но у нее хватает и реальных проблем.

Кто-то пытается ее убить. Перспективы не из приятных.

Лив обдумывала ситуацию, пока мылась. Все верно, тем летом, когда встретила Шона, она превратилась в мятежницу.

Он сам начал этот процесс, подзадоривая ее. Последовавший затем эпизод в тюрьме послужил эмоциональной прививкой. Ее боязнь рассердить кого-либо исчезла. Просто это перестало ее пугать. Она пережила худшее, так зачем съеживаться и пресмыкаться? К черту их всех!

С тех пор она потакала лишь своим нуждам. Записалась на занятия, которые ее интересовали, выбрала специальность, которую хотела, тусовалась с друзьями, которые ей нравились, отослала резюме на работу туда, куда хотела. Ее мать была расстроена до истерики этой новой, необъяснимо трудной Лив. Она даже закрыла ей допуск ко всем средствам семьи в попытке держать ее под контролем. Но это возымело обратный эффект.

Будучи вынужденной самой зарабатывать себе на жизнь, Лив стала свободной. Может, она ела фасоль и лапшу и делала покупки в магазинах подержанных вещей, но, по крайней мере, она могла дышать. Ее мать хотела любить ее, но только покорность была тем единственным топливом, которое могло заставить работать эту машину. То, что Лив отказалась от роли послушной дочери, было равносильно отказу от материнской любви. Точка. Трагический тупик.

Лив удивилась, когда поняла, что рыдает под струей горячей воды. Она думала, что уже давно бросила фантазировать о материнском одобрении. Должно быть, она все еще страдает из-за этого. И может быть, будет страдать вечно.

Значит, она была одна. Ничего неожиданного. Это продолжается уже давно. Просто ей еще никогда не приходилось самостоятельно убегать от убийцы. Теперь, если сравнивать, сценарий «одинокая птица в позолоченной клетке» выглядит почти замечательно. Почти. У нее не было много денег. Лимит на всех кредитных картах превышен. Каждая копейка, которую она когда-то сэкономила, была вложена в «Книги и Кофе». Ее машина получила статус вещественного доказательства в полицейском расследовании.

У нее было несколько драгоценностей, которые можно было заложить. Она могла бы отправиться в курортный городок и работать официанткой за чаевые. Устроившись, она связалась бы с полицией и попросила бы совета. Там должна быть система поддержки людей в подобной ситуации, которая смогла бы ей помочь.

Если уезжать, то как можно скорее. Лив высунула голову из-за двери спальни. Внизу все еще стоял низкий гул активности. Не сейчас.

Она уложила сумки. И еще раз. Основной дилеммой была стопка непрочитанных романов. В конечном итоге, Лив выкинула джинсы и несколько комплектов нижнего белья, чтобы освободить место для книг. В первую очередь, самое важное.

К четырем утра она уже была одета, упакована и дрожала от возбуждения, пристально вглядываясь в маленькие часики на ночном столике.

Лив предпочла одеть джинсы, сандалии и простую блузку. Она оставила короткую записку, где извинилась и объяснила все так, как смогла.

Секундная стрелка дошла до четырех. Время прощаться с прошлой жизнью, и Лив это знала.

Она выглянула из-за двери. Было очень тихо.

Шатаясь, она шла по коридору, загруженная, как мул, с сумкой, ноутбуком, рюкзаком и чемоданом. Она производила шум, но никто не появился, чтобы ее остановить.

Должно быть, отчасти она все же надеялась, что кто-то появится.

Оставив сумки у черного входа, Лив стащила запасные ключи от родительского седана «вольво». Она собиралась оставить его на долгосрочной парковке аэропорта и отправить им обратно ключи по почте. Теперь нужно было проскользнуть мимо полицейских, которые припарковались с обеих сторон дома. Казалось, это неуважение к их усилиям защитить ее, но Лив ничего не могла поделать.

Она мысленно извинилась перед ними.

К счастью, живой изгороди и листвы было достаточно, чтобы спланировать хитрый маршрут до гаража у набережной, где был припаркован «вольво». Много раз Лив проделывала это, когда была еще девочкой, избегая зоркого глаза матери. Никто не должен увидеть, как она уезжает оттуда.

Она отключила сигнализацию у черного входа и, пока спускалась по ступенькам, испытывала не совсем приятные ощущения. Четыре утра не самое дружелюбное время. Кустарники были похожи на стаю сгорбленных, голодных, сидящих в засаде животных. Лив бежала и кралась, нервничая и чувствуя себя бесконечно виноватой, будто делала что-то незаконное и плохое.

Наконец она добралась до места и с трудом открыла дверь гаража. Завела машину, выключила фары и отправилась в путь при свете луны. Она набрала скорость за первым поворотом и начала строить планы, сидя за рулем. Быстрая остановка у ближайшего банка, чтобы снять в банкомате все имеющиеся средства, а затем прямо на шоссе…

О боже! Взвизгнув шинами, Лив остановилась всего в дюйме от забрызганного грязью черного джипа, припаркованного поперек дороги сразу за поворотом с плохим обзором, блокированная двумя узкими дорожками. О нет, нет! Все это очень плохо.

Страх звенел в каждом нерве, ее ослепила ужасающая вспышка понимания, какой глупой она была, как сильно недооценила…

Появилась тень. Бам! Угол чего-то металлического ударил в окно, разбросав осколки стекла ей на колени. «Божемойбожемой, это ружье!» – кричал далекий голос.

Гориллья рука в черной перчатке открыла замок, отжала дверную ручку, вытащила Лив из машины и бросила на асфальт.

Кто бы это ни был, он уселся перед ней на корточки. Сквозь грубые прорези в черной маске виднелись широко раскрытые, вытаращенные глаза. Она почувствовала, что он улыбается.

– Оливия. – Его голос звучал, как маслянистый напев. – Наконец-то мы встретились.

Он прижал к ее носу платок, и Лив провалилась в небытие.

Небо загородили угрожающего вида облака. Гром рычал, приподнимая волосы, свисавшие на спину. Кев сидел на своем обычном месте, на скале, но не улыбался. Его волосы практически стояли дыбом. Как всегда, голый торс был тугим от жилистых мышц, но кожа была покрыта мурашками от холода.

Шон опередил его прежде, чем он смог начать свою обычную напыщенную речь.

– Итак? Я нажил приключения на свою тупую задницу. Теперь ты счастлив?

В темных глазах Кева светилось беспокойство.

– Еще нет. Двигай ею быстрее.

– Двигать быстрее чем? – выпалил Шон.

Кев приподнял бровь:

– Своей тупой задницей.

Он поднял руки. Они были связаны в запястьях пластиковыми наручниками, так плотно, что пластик глубоко врезался в кожу.