Война чувств - Колесникова Наташа. Страница 10

— Не веришь, спроси у Мишки, он вечером придет.

— Не верю! Я уже ни единому твоему слову не верю! Господи, и почему я так долго терплю этого идиота?

— Ну так не терпи! — сорвался Травников. — Я ради себя встречаюсь с этой коровой, да? Я хочу, чтобы все у нас было нормально, чтобы ты имела возможность жить по-человечески! Это, между прочим, опасная операция! Но я пошел на нее ради тебя, дура!

— И ты думаешь, она даст деньги?

— Пойдем в комнату, я тебе на пальцах все объясню.

— Как это?

— А так, пойдем.

Травников обнял жену, другой рукой подхватил черный дипломат с декоративными стеклянными «шляпками» по углам. Он привел жену в спальню, поставил дипломат на тумбочку, опустился на колени, обнял упругие ягодицы Даши.

— Что ты делаешь? — с удивлением спросила она.

— Молчи и не мешай мне доказывать тебе правильность моей гениальной идеи…

— Вот это и есть идея? Стасик, я не понимаю, что ты мне доказываешь?

— Скоро поймешь.

Он медленно потянул вниз резинку трусиков вместе с колготками. Даша напряглась, но не противилась. Обнажив ее лобок, Травников жадно припал к нему губами. Даша охнула, положила правую ладонь на его жесткую рыжую шевелюру, машинально облизнула внезапно пересохшие губы.

— Стас… что ты делаешь?

— Я же сказал — не мешай.

— Не понимаю… Ох… Ста-ас…

Он внезапно выпрямился, старательно поддернул вверх трусики с колготками.

— Не-ет! — замотала головой Даша. — Продолжай!

— Успокойся, продолжу ночью, в постели.

— Я хочу сейчас!

— А сейчас ты посмотришь, что тут было. Травников включил телевизор, видеомагнитофон под ним, потом раскрыл дипломат, соединил его проводами с видеомагнитофоном. Даша, тяжело дыша, поправила то, что было на ней, и с неприязнью наблюдала за приготовлениями мужа.

— Смотри, — сказал Травников, падая на кровать. На экране «Панасоника» возникло мельтешение, а потом появились очертания спальни в черно-белом варианте. Вот она стоит и смотрит, вот он опускается на колени, стягивает вниз трусы с колготками, вот… Какое же глупое у нее выражение лица, просто ужас! А теперь… да она гримасничает, как самая последняя идиотка!

— Стас, у нас ведь есть записи наших секс-игр, я не возражала и там выглядела вполне нормально, а это… Ты бы хоть предупредил меня.

— Дашка, нормальная ты здесь, а там играла. Но дело не в этом. Я хочу показать тебе, как она заплатит мне большие деньги. В дипломате — две видеокамеры и магнитофон. Я запишу сцену любви, якобы любви…

— Ты будешь целовать ее там, где только что… где и меня?! — ужаснулась Даша.

— Да на хрен она мне нужна! Я просто раздену ее, доведу дело до полной убедительности, а потом извинюсь и уйду. А потом… она заплатит мне за это.

— Стас, но если у нее муж солидный бизнесмен, он может убить тебя.

— В том-то и фокус, что мужу об этом она никогда не скажет. Она боится его, понимаешь, говорила мне, что если узнает — убьет ее в первую очередь. А раз так — сделает все, чтобы он никогда не увидел эту запись. Но опасность, конечно, есть. Поэтому я и… разозлился, извини, дорогая.

— Но это же подло, Стас…

— А не подло, что какие-то хмыри, их тупые телки — миллионеры, а мы на всем экономим? Она без ума от меня, ну вот и пусть платит за возможность пообщаться с приличным человеком, а не только с дебильным мужем! Нам платит!

— Я даже не знаю, что и думать…

— А я знаю. К черту эту видеозапись, я просто хочу тебя сейчас и здесь.

Травников подхватил жену на руки, бережно уложил на кровать и стал страстно целовать ее податливые губы. Даша сама хотела этого, кому интересно останавливаться на полпути?

Если он такой солидный и красивый, если даже иномарки тут же останавливаются перед ним, а водители потом добровольно отказываются от слишком больших денег и дают сдачу, значит, нужно срочно решать проблему, где встретиться так, чтобы снова испытать чувства, которые не забыть никогда. И решить, что они будут навсегда вместе. Она разведется, он тоже, и все будет… как она и хотела. Но это может случиться, когда они снова будут вместе без свидетелей, когда… Она так сильно хотела его, что даже о Дмитрии не думала всерьез. Разведется, скажет, что не любит его, и все. Что он может сделать? Ничего! Нельзя человека заставить любить силой. Конечно, будет угрожать, может, и ударит, ну и пусть! Она все стерпит.

Так думала Людмила, когда шла к своей «шкоде». Машина стояла там, где Людмила оставила ее. Не сперли, не покорежили, и за то спасибо. Прежде она никогда не оставляла свою машину без присмотра больше чем на десять минут.

На Тверской Людмила остановилась, забежала в магазин, купила бутылку джина «Гордонс», тоник и, вернувшись в машину, позвонила по мобильнику Лере.

— Привет, Лерка, как дела в школе?

— Нормально. Как у тебя?

— Сегодня виделась со Стасом. Ну полный отпад!

— В смысле?

— Приеду — расскажу. Ты мне должна помочь, Лерка. Кстати, он и тебя помнит. Ну какой мужик!

— В чем помочь? — с напряжением в голосе спросила Лера.

— Приеду — расскажу! Все, с этим придурком Дмитрием покончено, Лерка! Я так счастлива, ты себе представить не можешь! Я прыгаю от счастья!

— Ну хоть намекни.

— Приеду — расскажу! Это не телефонный разговор. Через полчаса я у тебя. Жди!

К трем часам пополудни Епифанов уже пообедал (Ирина Матвеевна позаботилась, чтобы обеспечить босса супом из кубиков и горячей котлетой из полуфабрикатов, которые продавались в магазине на первом этаже их здания). Предстояли еще три деловые встречи, в которых (в отличие от встречи с Максом) Епифанов сам был заинтересован. Но уже не хотелось ни с кем встречаться, и запас жесткости, деловой активности был почти исчерпан. Теперь бы махнуть домой, подурачиться с красавицей-умницей женой, побыть хоть немного нормальным мужиком, нежным и ласковым, и почувствовать ласку женщины, да нельзя. Люди приедут важные и нужные, от переговоров зависит судьба крупных поставок и колбасных цехов. С мини — пивзаводами вроде бы решено, и СЭС дала добро, и окружные начальники не против, чтобы он производил пиво местного масштаба. Им это тоже выгодно, а если учесть, что дадено «на лапу», так и вдвойне выгодно.

Выпив третью после обеда чашку кофе, заботливо приготовленного Ириной Матвеевной, Епифанов тяжело вздохнул и позвонил домой. Лера уже должна вернуться из школы.

Черт бы побрал этого Макса, что он наговорил тут! Теперь мысли о жене не покидали голову Епифанова. И какие мысли! Что она делает, когда его нет дома, а его нет практически весь световой день, почему думает о других мужиках? Если спрашивает, значит, по меньшей мере думает. И что делать ему в этой ситуации? Следить за Лерой? Но это же глупо. Попытаться в разговоре выяснить, что она имела в виду, когда спрашивала, как он отнесется к ее измене? Не скажет. Если изменяет — не скажет, одна замужняя подруга (было это еще до женитьбы) поведала, что главный принцип женщины, которая изменила мужу, — всегда говорить «нет, ничего не было». Какие бы доводы он ни приводил — нет, и все тут. Всегда — нет. И пусть обманутый муж думает что хочет, доказать факт измены очень сложно, у постели со свечкой даже сыщики стоять не всегда могут, в смысле установить камеры наблюдения в квартирах, и, пока она говорит «нет, ничего не было», муж беспомощен что-либо предпринять.

Значит, если изменяет, не скажет, сделает вид, что оскорблена его подозрениями, если нет — действительно оскорбится, что он мог подумать такое. В любом случае он оказывается в проигрыше и ничего не узнает о своей жене.

Чушь какая-то! Он все о ней знает: она любит его, ждет с работы, кормит вкусным ужином, она… его вторая половина! Но червь сомнения уже закрался в душу и сожрал прежние представления о счастливой семейной жизни.

С тяжелым вздохом Епифанов взял трубку, набрал свой домашний номер:

— Але, Лера? Ты дома?