Ранним воскресным утром. Пёрл-Харбор. 1941 - Дененберг Барри. Страница 3

Судя по картинкам и тому, что я прочитала, люди там выглядят не так, как я. Они очень, очень загорелые и носят длинные черные волосы. Они полинезийцы (что бы это ни значило), японцы, китайцы и уроженцы таких мест, о каких я никогда не слышала: Корея, Вьетнам и Камбоджа.

Там даже не говорят по-английски. То есть говорят, но пользуются и другими языками (например, гавайским). Просто замечательно, если мне придется выучить еще один язык и вместо того, чтобы учить математику на английском, что довольно сложно, учить ее на гавайском.

Энди прав. Похоже, что мы едем на другую планету.

Пятница, 24 октября 1941 года

Вашингтон, округ Колумбия

Я разговаривала с мамой о Гавайях, пока она готовила Последний Званый Ужин.

Она говорит, что мы будем готовить какие-то действительно экзотические блюда, например поросенка на камнях.

Мама любит готовить больше всего на свете, и она очень, очень хорошо готовит. Она прочитала о приготовленном на камнях поросенке в одной из книг, которые я принесла домой из библиотеки. К сожалению, там есть подробное объяснение, что надо делать.

Вечером нужно убить поросенка, опустить его в очень, очень горячую воду, вытащить внутренности, натереть снаружи солью и так оставить его висеть на всю ночь. (Мама прочитала мне это таким голосом, будто читала фразу «поджарьте, пока не станет золотисто-коричневым, и переверните».)

Потом на утро надо выкопать такую очень огромную яму, развести такой очень огромный костер, положить сверху на дрова камни, а потом засунуть горячие камни в несчастного поросенка. Потом все это запачкать грязью и пеплом костра, жарить два часа и подавать со сладким картофелем и ямсом.

Аппетитно.

Мама очень хочет уехать на Гавайи. Она думает, что там будет красиво и спокойно и что всем нам будет полезно немного отдохнуть от волнений. Я думаю, она имеет в виду, что папе будет полезно уехать от этой вашингтонской суеты.

И конечно, это из-за нового ребенка.

Ребенок должен родиться в мае. Мама говорит, ей все равно, будет это мальчик или девочка, но я думаю, она хочет девочку. Лучше бы это была девочка.

Суббота, 25 октября 1941 года

Вашингтон, округ Колумбия

Не могу поверить, что завтра вечером мама и папа собирают званый ужин, хотя мы уезжаем всего через четыре дня. К счастью, впервые нам не нужно самим паковать вещи. Папина газета прислала людей из компании, которая занимается переездами, чтобы они сделали это за нас. Мама говорит, это потому что папа сейчас очень важный человек, и это, конечно, правда, учитывая, как много он работает и как серьезно относится к делу.

Надеюсь, его новый кабинет будет лучше, чем этот, который так мал, что ему приходится сваливать все в кучу.

Конечно, папа настоял, что сам будет паковать книги. Папа очень гордится своей библиотекой, а многие книги старые и ветхие, поэтому, я думаю, он боится доверить их людям, которые пришли помогать при переезде.

Я не знаю, почему они называют эти ужины «вечеринками», а не обычными «ужинами». На этих вечеринках много курят, пьют, едят и говорят. Разговоры — это и есть причина, по которой у нас бывает так много званых ужинов. (Если не считать того, что мама любит хвастаться своим кулинарным мастерством. В каком бы городе мы ни жили, все всегда с радостью принимают приглашения на мамины званые ужины. Думаю, у нее есть какая-то репутация или что-то такое.)

Именно так папа получает большую часть информации. Он называет это «исходными данными». Он действительно серьезно относится к таким вещам, как политика и международные отношения, особенно в последнее время.

Папа действительно мастерски умеет заставить своих гостей говорить. Для меня это очевидно, но, может быть, только потому, что я знаю, как он действует.

Сначала появляются коктейли.

Папа смешивает напитки и следит, чтобы мартини был по-настоящему сухим, а бурбон по-настоящему старомодным. Я не понимаю, в чем заключается «сухость», но думаю, что «старомодность» означает, что в бурбоне много вишен и кусочков апельсина.

Мама ведет дам по дому и поддерживает «женские разговоры», как она это называет: кулинария, одежда, соседи, школа и тому подобное, хотя ничто из этого (кроме кулинарии) на самом деле маму не интересует. Таким образом, папа может сосредоточить внимание на мужчинах и приступить к светским разговорам.

Во время светских разговоров папа много говорит о всяких пустяках, в основном о спорте, машинах, спортивных машинах и погоде.

Он говорит так много, что создается впечатление, будто он очень открытый человек и стремится поговорить обо всем на свете. Это приводит гостей в соответствующее настроение, созданию которого способствует то, что папа называет «универсальной смазкой», — алкоголь. Конечно, никто никогда не замечает, что папа всегда пьет только сельтерскую воду. Он не любит алкоголь; говорит, что алкоголь затуманивает сознание. Папа любит держать свое сознание очень ясным.

Когда мы с Энди были младше, мама кормила нас ужином до приезда гостей. Потом, когда приходили гости и видели, какие мы большие (хотя Энди на самом деле козявка), мы поднимались в свои комнаты и проводили там остаток вечера. Теперь, когда мы стали старше, нам разрешают ужинать с гостями, что бывает довольно скучным. Но я думаю, папа огорчился бы, если бы я сказала, что хочу поужинать до приезда гостей и провести вечер за чтением в своей комнате.

К тому времени, когда все приступили к ужину, раз или два выпили, папа закидывает такую удочку: «Я не знаю, все это мне чертовски непонятно, сенатор (или генерал), и я бы действительно хотел услышать ваше мнение об этом». Это практически все, что им надо. Они срываются и несутся, болтают, делая паузы только для того, чтобы похвалить мамину курицу в вине или великолепную телятину, а потом возвращаются к Рузвельту, Гитлеру, Черчиллю и Муссолини.

После десерта, кофе, сигар и бренди мама и папа, как два маленьких буксира, тащат своих раздутых гостей к передней двери, где папе неизменно приходится говорить: «Вот ваше пальто и шляпа, куда же вы торопитесь».

Завтра вечером на ужин придет один изоляционист. Я об этом знаю, потому что мама готовит мясной рулет, пюре и яблочный пирог. Мама говорит, что изоляционисты настолько любят все американское, что все это съедают с каждым приемом пищи, хотя мне сложно этому поверить. (Иногда не знаешь, верить или не верить некоторым вещам, которые говорит мама. Папа говорит, что у нее очень сухое чувство юмора, я думаю, такое же сухое, как мартини.) Даже если человек изоляционист, ему надоест каждый раз есть мясной рулет, пюре и яблочный пирог.

Мама говорит, что изоляционисты живут в придуманном мире и что они могут обманывать себя, но не обманут ее. Особенно она ненавидит Чарлза Линдберга, хотя весь остальной мир его любит. Мама называет его Королем Изоляционистов и говорит, что только потому, что он знает, как управлять самолетом, все прислушиваются к его словам. Мама считает, что, если бы у него не было такой обманчивой мальчишеской улыбки, никто бы особенно не интересовался его мнением.

Она называет его не Одиноким Орлом, а Одиноким Страусом, потому что так его зовет Уолтер Уинчелл, ее любимый радиокомментатор. (Мама почти не пропускает его передач. Мне нравится, как они начинаются: «Добрый вечер, мистер и миссис Северная Америка и все корабли в море».) Линдберг пытается убедить всех, что мы не должны ввязываться в войну в Европе, это касается только Англии, Франции, Германии и России. Линдберг говорит, что это их война, а не наша. Нам не нужно волноваться, потому что нас защищает гигантский Атлантический океан, как ров с водой, который окружает замок. И мама называет его Королем Изоляционистов, потому что он ведет себя так, как будто он король, а Соединенные Штаты — его замок. Мама думает, что когда-нибудь он захочет стать президентом.