Дистанированное чувство - Денежкина Ирина. Страница 1

Ирина Денежкина

Дистанированное чувство

…Can you tell me which flowers going to grow?

Can you tell me? You say you can but you don’t know.

 Ike, Tay and Zac Hanson

– Его нельзя любить, – сказала Настя, расщелкивая семечку.

– Нельзя не любить, – поправила Машка.

– Нет. Его нельзя любить, – спокойно повторила Настя – Его невозможно не любить, но его нельзя любить.

– Почему?

– Бесполезно. Как «Иванушек» на постере. Даже хуже.

– Чем же хуже?

– Они нереальные. Они – просто картинка. А он живой и ходит рядом – только руку протяни. Он доступен, но он недоступен. Это тебе всю жизнь испортит.

– Ну ты загнула! – возразила Машка – Положим, не жизнь, а максимум неделю.

– Не-ет… – усмехнулась Настя глядя в пространство – Это ты так думаешь.

Настя училась на втором курсе и все знала. Якубов – бабник и позер. Машка – наивная первокурсница. Эти два понятия не сочетаются.

Машка вышла в коридор. Около расписания стоял Якубов. Кудрявые волосы, мятая футболка, джинсы наперекосяк, ботинки на толстой подошве. Но по-другому и не надо. Одежда лишь прикрывала его тело, а не сливалась с ним воедино. Другие напялят рубашку, свитер, жилет – и такое впечатление, что родились в этой амуниции. Но Якубова и свитер с жилетом не испортили бы.

Он постоял и пошел в аудиторию, красивый, приятный. Ноль внимания на Машку. Нужна она ему. Где она и где он? Жлоб. Самоуверенный дурак.

Машка вернулась на место, села за парту и минуту подумала. Затем вырвала из блокнота листок и, стараясь писать не своим почерком, вывела: «Здравствуй, солнце. Вставай, пожалуйста, пораньше и приходи в Универ почаще. А то мне без тебя темно и грустно…», подумала еще немного и подписала «М. Н.». Потом свернула листок и написала: «Якубову А., 3 курс».

Осталось только прикнопить записку на расписание. Машка вышла из аудитории и огляделась. Народу было полно, но Якубова не было. Она подошла к расписанию и внимательно просмотрела все объявления. Потом отковыряла кнопку, прикрепила записку и уставилась на объявления. Она ни при чем. Она просто читает объявления. Кровь колотилась в висках так, как будто Машка пробежала два круга на физ-ре в парке.

Назавтра погода была на удивление хорошая. Солнце еще не проснулось окончательно, но уже грело, когда Машка дернула тяжелую дверь с резной ручкой и окунулась в каменную прохладу Университета.

Машка поднялась на четвертый этаж, кивнула однокурснику Краеву, сказала: «Привет» Насте. Прошла мимо расписания, краем глаза окинув всевозможные бумажки, ища взглядом что-то типа «Первый курс сегодня не учится» и замерла…

На расписании висела записка. «к М. Н. от С. Я.»

Прилепленная скотчем.

Буквы – черной ручкой.

Машка дрожащей рукой оторвала записку и развернула.

«Здравствуй! Я, конечно, тупица и идиот; но что же значат инициалы «М. Н.», прости, не понял… Встать я сегодня (27. 04) смог аж в 7. 40, но путь мой лежал в другую сторону, так что извини!!! Напиши мне чего-нибудь доброго…»

Машка стояла, как пришибленная. Смысл написанного доходил до нее частями. Сначала «здравствуй», потом восклицательный знак… Машка огляделась. Вдруг Якубов стоит где-то поблизости? А она – схватила, не подумав… Вот тебе – осторожность! Идиотка…

Подошла Настя. Внимательно посмотрела на Машку.

– Ты чего?

– Ничего… – щеки Машки загорелись.

– А в руке чего?

– Записка, – ликующе прошептала Машка. Счастье перло из нее и хотелось с кем-нибудь поделиться. Она протянула листочек Насте.

– Сэ… Я, – громко прочитала та и перевела – Саша Якубов… Эгэ… Семь сорок… Чего-нибудь доброго…

Она протянула записку обратно.

– Фигня все это. Он тебя, наверняка, с кем-нибудь спутал.

Машка не хотела так думать. Якубов – не жлоб и не самоуверенный дурак. Он хороший. Иначе зачем ему писать «прости» и «напиши чего-нибудь доброго»?

– Ты не в школе. Он просто вежливый, – Настя разгрызла семечку и сплюнула шелуху в кулак.

– Он мне улыбался, – вспомнила Машка – Один раз в коридоре. Потом, когда в аудиторию заглядывал…

– Ты не в школе, – повторила Настя, разгрызая следующую семечку – Он уже взрослый. Ты на него пялишься – вот он и улыбается. Из вежливости. Или как звезда. Типа, ты – его поклонница.

Машка ужаснулась:

– Ты думаешь, он знает?!

– Да нет, наверное. Он просто вежливый.

К расписанию подошла девушка с третьего курса. Короткие волосы, очки – ничего особенного. Фигура стандартная. Серость. «Она учится с Ним, – подумала Машка – Вот повезло! Видеть Сашу каждый день три пары подряд… Счастливая!» Хотя девушка в очках вполне могла бы быть влюблена в какого-нибудь недоступного пятикурсника и страдать. И не быть счастливой.

Машка написала еще записку. Приписала: «Якубову Саше». Повесила на расписание. На следующей перемене записки не было. Значит Якубов Саша ее уже прочитал.

Но ответ писать он не торопился.

Машка подошла к расписанию, окинула стенд взглядом.

Ничего…

На следующей перемене пришла Настя.

– Ответил?

Машка отрицательно покачала головой.

– Ну ничего, – ободрила ее Настя – Может он тебе поэму сочиняет… А ты его видела?

Машка снова покачала головой. Отрицательно.

– Ну ничего, – повторила Настя – Может он поэму пишет…

Раздался смех. У расписания стояли Якубов и девушка в очках. Он обнимал ее за плечи, а она его за талию. Они стояли обнявшись и смеялись. Наверное, от счастья. От того, что вместе. Она ему что-то громко сказала. Он не ответил. Но улыбнулся.

У Машки замерзли щеки.

– Позер, – презрительно бросила Настя и Машка ухватилась за это слово, как за брошенную веревку.

Конечно, он позер! И это все для того, чтобы неизвестная «М. Н.» поняла, где она и где он. Он не любит эту девушку в очках. Он просто притворяется…

– Не переживай, – сказала Настя – Может быть они просто друзья.

– Да! – глуповато улыбнулась Машка и повторила – Да!

– Только не сходи с ума. Ты все равно никогда не добьешься его расположения.

– Почему?

– Потому что ты – наивное создание, а он – позер и бабник. Вы не нужны друг другу. Чтобы быть вместе, надо дышать одним воздухом. А ты в его атмосфере задохнешься. Как и он в твоей.

– Мне пофиг…

– Я согласна, что он красив. Я согласна даже, что он умен. Но вы находитесь в разных плоскостях. Он тебя в упор не видит.

– А я его вижу!

– Потому что ты внизу с задранной головой. А он вверху и не смотрит под ноги.

– И что же мне делать? – Машкины брови просительно поднялись.

– Ничего. Не приближайся к нему. Просто смотри. И пойми, что на нем свет клином не сошелся, – ответила Настя и сплюнула шелуху в кулак.

Машка задумалась. С одной стороны, она с Якубовым не в школе. С другой стороны, он хороший парень. С третьей – девушка в очках. Она его знает три года. А может быть даже училась с ним в школе. Она огораживает Якубова столбиками с плюшевыми канатами, как в музее. Смотри, но не приближайся. Еще током дернет.

– …и вообще, – продолжала Настя – Ты сюда учиться поступила. Завалишь сессию из-за этого красавца – всю жизнь жалеть будешь.

Машка уловила только слово «красавца».

– Да-а-а… Он такой. Красивый. Умный. Хороший…

– Ты его не знаешь совсем!

– Я его вижу насквозь…

– И что там? Легкие, желудок, толстая кишка, тонкая кишка… Печень.

– …и сердце! Большое, горячее, полное любви! – Машка мечтательно закрыла глаза.

– Сердце – это всего лишь полый мышечный орган конусообразной формы.

Настя умела принизить все на свете. Любовь – это желание совокупиться. Чисто физическое. Якубов – бабник и позер…

Машка написала еще одну записку. Прикнопила. Назавтра записки не было. И ответа не было. Ночью Машка грызла подушку, пытаясь не думать о недоступности Якубова и, как следствие, не плакать.