Лунный пёс. Антология - Семенова Мария Васильевна. Страница 30
Нет, не ларов он, оказывается, имел в виду, хотя с ларами тоже не все так просто (тут Скадли вспомнил свое и временно заткнулся). Но то, что они сами сейчас творят, делало их, по его логике, едва ли лучше ларов.
Что? Ну, вспомни вчерашнее дело. Или позавчерашнее. Забыл, память отшибло?
(Интересно, что бы он сказал о сегодняшнем побоище. Кстати, он сам в нем участвовал, да и в тех «вчерашних-позавчерашних» тоже. Но все эти три дня они не то чтобы не встречались, не говорили совсем — а куда денешься но стыдились смотреть друг другу в глаза.)
Уж не будешь ли ты спорить, что Оремон заключил с Ларом сделку за наш счет? Не буду, я вообще с тобой на этот счет спорить не собираюсь. Скажешь, неправда? Это наша версия, что во-первых, а во-вторых, к моим словам она не имеет ни прямого, ни косвенного отношения. Потом, извини, ты их что, упрекаешь, что они лизали ларскую задницу, а не нашу? Дескать, вот злодеи, не ту задницу выбрали? Ишь, грамотно заговорил, сынок учительский… Ты моих родителей не трожь, ты понял, птенчик?! Они там же, где твои! Ну ладно, прости, я виноват, можешь мне в морду заехать. Но скажи, — значит, по-твоему, оремонцы более правы чем мы? Ну, менее неправы, если тебе так спокойней. Ты сказанул, однако!!! Вот послать бы тебя одного в дальнее село, — одного, без Группы, — висел бы ты на дереве с ободранной шкурой! Ну, я их не оправдываю. Они темные, жестокие люди, но здесь все так перемешалось, что нельзя и не нужно определять, кто первый сказал «гав». Вот ты содранную кожу вспомнил — а что такое «двуструйка», знаешь? Приходилось видать?
Скадли вздрогнул. «Двуструйку», или «двуструйный огнемет», он видел лишь однажды (когда общевойсковое соединение взяло кого-то из бандитов живым) и не горел желанием наблюдать это зрелище снова. Страшная это вещь: человека фиксируют в позе «на четвереньках» и накачивают ему зажигательную смесь для огнемета — в глотку и… в другое место, а потом…
Умом-то Скадли понимал его доводы. Хуже всего, что они имели под собой реальную почву. Но как он, ради Всемогущего, сам не понимает, что невозможно, кощунственно даже думать так, когда в опасности Родина? Выбор-то каков? Пусть нас лучше за-воюют? Вырежут, обратят в рабство, да?!
— Не знаю… — Это Вигр сказал тихо-тихо, словно самому себе. — Может быть, лучше для нас будет именно это. Ведь мы-то не темные и не жестокие… не были такими. Но сейчас… Понимаешь, то, что спасает себя таким способом, не имеет права на существование.
Раз! И снова — будто доской по темени.
— Ах ты па-адаль, — прошептал Скадли и хлестко ударил его в челюсть.
Заметил безмерное удивление в черных глазах и, превозмогая дурноту, ударил второй раз. Мгновение спустя они уже дрались, сцепившись, как дикие коты, не вспоминая ни о боевых приемах, ни о коротких мечах на поясах, чтобы ничего не могло встать между ними и их ненавистью.
Где-то на краю сознания мелькали растерянные голоса — Гети, Кель, Биаци… Но все-таки даже сейчас они оставались щупачами, поэтому когда волна собачьей ярости опалила их, они с неуловимой быстротой развернулись спина к спине и в одно горло крикнули: «Стой!»
Вовремя. Еще миг — и полетело бы мясо с костей: в такой ситуации собак одним мысленным посылом не остановить. Скадли даже сорвал голос.
Вигр кинулся успокаивать свою Группу; Скадли, сипя и кашляя, — свою, и так они разошлись в разные стороны.
Вообще-то Скадли не умел долго хранить ненависть, и потому он одно время пытался поймать взгляд Вигра: вдруг тот подмигнет, тогда они рассмеются и обо всем забудут; или хотя бы не опустит глаза, тогда Скадли сам подмигнет… Вигр и не опускал, но глядел как бы сквозь него.
И вот теперь он не возвращается, хотя сумерки уже перешли в ночь. Не случилось ли чего?
Внезапно Нюхач из его Группы рявкнул басом, другие собаки отозвались, и несколько четвероногих теней сразу исчезло в темноте.
Но это не ребята возвращаются: тогда псы лаяли бы иначе. Враг!
Когда Скадли и остальные подоспели, Нюхач стоял передними лапами на распростертой фигуре и улыбался во всю пасть. Молодец — доказал свою профессиональную пригодность.
Звеня длинными ножнами по земле, прибежал дежурный офицер. Задержанного подняли. Обыкновенный оремонский мальчик, недоросток лет пятнадцати. И — абсолютно безоружен, хотя здесь в таком виде из деревни не выходят. Да и вообще, в одиночку здесь бродить, даже местному… Босые ноги сбиты в кровь — издалека добирался.
— Что тебе здесь нужно?
Парнишка, мешая оремонскую речь с «общим», испуганно затараторил. Скадли наморщил лоб, пытаясь разобраться. Кто-то ему был нужен… младший начальник какой-то…
— Старший начальник здесь я! — Дежурный офицер возвышался над ним, как дог над Малым.
Нет. Зачем-то ему был нужен именно младший.
— Из начальников у нас младшие — вожаки, — куражливо выкрикнул один из курсантов. — Может, он к моему вожаку пришел, а? Мяса ему принес. Своего!
Вокруг загалдели:
— Мяса! Жратиньки хочу-уу!
— Да врет он все, парни, слушай больше!
— Вынюхивал что-то, гаденыш.
Зычно взревел один из вожаков, сунувшись клыкастой пастью прямо к лицу мальчишки, — тот с воплем осел на землю. Он уже не сдерживал слез, все еще пытаясь что-то объяснить.
«Они совсем паренька сейчас задавят, — с неудовольствием подумал Скадли, косясь на дежурного. — Ну что за разведчик из такой сопли? Даровую игрушку себе отыскали».
— А ну встань, крыса!
Но тот еще больше скорчился у ног курсантов, и тогда кто-то из них, выслуживаясь перед офицером, схватил его за грудки и рванул так, что распустил одежду до пояса, а парень вскрикнул и подскочил как ошпаренный…
Да… такого не ожидал, никто.
Не вскрикнул, а вскрикнула. И не парень вовсе.
И воцарилось молчание. В задних рядах один заржал блудливо, но его пихнули, и он умолк.
Первым опомнился дежурный.
— Так. Дело представляется ясным. Шпионаж!
— Потому и переоделась, — ошеломленно брякнул кто-то.
Скадли внутренне согласился было, но тут же сообразил, что для целей разведки, может, и стоит переодеть девицу в мужское, но нет смысла именно девицу и посылать: настоящий мальчишка сработает уж никак не хуже. Да и что здесь вынюхивать? Боевые псы — о них и так весь Оремон… весь Западный округ знает, разве скроешь… Только пусть попробуют до Лара эту весть донести через патрули.
— Сколько ты наших ребят заманила, гнида, сука?! — зазвенел яростью ломающийся юношеский голос.
Тут же подскочили остальные, готовые разорвать пленницу не хуже, чем их псы. Они словно забыли, что перед ними всего лишь девчонка — враг перед врагом.
— Тихо! — Офицер вдруг как-то по-волчьи вгляделся в ночь:
— Что там еще?! Боевая тревога!
Оказалось, ничего страшного. Просто вернулись посланные за пищей.
У них тоже было не все ладно. На обратном пути их закидали камнями. Насколько можно было разобраться в темноте, камни летели издалека и не очень прицельно: возможно, пращники действовали.
— А ты что делал, миротворец?
Вигр обиделся:
— А что я мог? Они же под вьюками. Подал команду «Голос!», доги рявкнули, и все стихло. Наверное, до сих пор чешут без оглядки.
— Понятно. Все — одна компания.
— Что?
— Ничего. Сейчас ты другую команду отдашь. Сержант Вигр!
Вигр нехотя принял строевую стойку, тут же шевельнулся, расслабляясь, но увидел девушку и закаменел окончательно.
— Друг-сержант, тебе поручается важное задание. Взять Группу, отвести задержанную в сторону, потом вернешься один. Приказ ясен?
Вигр сглотнул:
— Я… Я не…
— Это приказ, друг-сержант, — повторил дежурный, с любопытством приглядываясь к нему. — Ты что, отказываешься?
— Нет, друг-дежурный.
— Подальше отведи!
Они ушли. Скадли слышал, как взревели во тьме собаки.
Когда Группа вернулась, псы вылизывали окровавленные морды. По-хорошему, ведущий должен был их помыть, но Вигр сразу же молча опустился у костра рядом со Скадли, свернулся клубком, укрыв лицо в коленях, и замер. Поразмыслив, Скадли протянул руку и потряс его за плечо. Он будто не заметил этого — или в самом деле не заметил?