Степь да степь кругом... - Анфимова Елена. Страница 4

Однако Раечка была не из тех, кто мирится с тем, что издавна называется на Руси «от ворот поворот». С того самого дня рождения она начала Большую Охоту, дичью на которой стал научный сотрудник Саша Пак. Многочисленные Раечкины родственники с недоумением и досадой наблюдали, как благодетельница, вместо того чтобы по-прежнему осыпать их талонными благами, вдруг, облачившись в новенькую штормовку и симпатичные кеды, в компании еще недавно презираемых ею романтиков ходит по горам и долам, распевая у ночных костров про щемящее чувство дороги. Возвращалась она со стертыми ногами, обломанными ногтями, спиной, надорванной тяжеленным рюкзаком, и бессвязными рассказами о том, как в одном абхазском селе какого-то Мишку, заросшего бородой по самые глаза, приняли за снежного человека или какая-то дура Танька подтерла задницу листом борщевика и попала в больницу с серьезным ожогом. Ха-ха-ха! Да уж…

Вряд ли кто-то из родных догадывался, что роль бациллы, вызвавшей Раечкино помешательство, сыграл Саша Пак, у которого в жизни было два интереса: далекие звезды, любовь к которым он в конце концов задокументировал, защитив диссертацию, и походы — то на катамаранах, то верхом на лошадях, а то и просто пёхом.

Солидный Раечкин муж, господин Репкин, привыкший летом отдыхать на престижных кавказских курортах, несколько лет мирился с неожиданно проснувшейся в жене тягой, как он выражался, к бомжеванию, а потом познакомился с очаровательной женщиной — главным врачом одного санатория, где он отдыхал, будучи соломенным вдовцом, — и радостно оставил изрядно надоевшую ему туристскую богиню. Впрочем, Раечка, кажется, и не заметила перемены в своем семейном положении. Как раз в тот момент Саша Пак, ставший доктором наук, начал давать слабину и даже сказал, в смущении отводя глаза, что она ему всегда нравилась, а на том дне рождения он нарочно ушел с посторонней девицей, так как не смел даже мечтать о такой женщине, как Раечка. Так-то вот!

Добившись Саши, Раечка быстренько расправилась с туризмом во вновь образовавшейся семье, а потом ушла с работы, чтобы в полной мере насладиться статусом жены доктора наук и вытекающими из этого самого статуса благами. Но хоть перестройка к тому времени уже благополучно миновала, оказалось, что наука, а вместе с ней и Саша Пак больше никому не нужны. А нужны банкиры, спекулянты, бандиты и бизнесмены всяческих мастей. И еще, конечно, депутаты. Но ни к одной из этих категорий Саша не относился, и, если бы не многочисленные Раечкины родственники, которые, как оказалось, ко всем этим категориям относились и, что немаловажно, имели хорошую память и умели быть благодарными, семья Фраерман — Пак пришла бы в упадок.

Пожив некоторое время на деньги родственников, Раечка вспомнила, какие шикарные шашлыки готовил Саша во время походов, и решила пристроить его на работу в корейский ресторан, где, по слухам, неплохо платили. Надо же было поиметь хоть какую-то выгоду с его «корейства». Но в корейский ресторан Сашу брали только мойщиком посуды, потому что шашлыки с такой экзотикой, как кочхунэнги, хэмултхан или пибимбал, ничего общего не имеют. Да к тому же и сам Саша, услышав чуждые его произросшему на российской почве уху названия, не ощутил никакого ностальгического волнения в крови, а, наоборот, испытал настоящий ужас перед столь монументальными словами. Поэтому, когда оказалось, что в одном из недавно открывшихся грузинских ресторанчиков под названием «Шени дэда» правит бал первый Раечкин муж, господин Репкин, который готов взять преемника на работу, да не кем-нибудь, а учеником повара, Саша взбодрился. К тому же после корейских пибимбалов такие названия, как сациви, чахохбили, лобио и харчо, буквально ласкали слух и внушали надежду, что все еще будет хорошо и когда-то он вновь сможет вернуться к своим далеким звездам.

Честно говоря, господин Репкин взял Сашу Пака на работу исключительно с потайной целью — отомстить бывшей супруге путем постоянных унижений, а потом и увольнения ее нынешнего спутника жизни. Однако осуществиться коварному плану было не суждено. Саша оказался исключительно исполнительным, трудолюбивым, а главное, талантливым человеком, быстро всему научился, а вскоре и превзошел в кулинарных изысках своего учителя — повара-грузина по имени Бондо. Когда же коварный и алчный господин Репкин стал вдруг жить не по понятиям и был не то арестован, не то отстрелен, Саша с Раечкой, поднатужив родственников, выкупили «Шени дэда» и, в ожидании неминуемого будущего богатства, стали потихоньку отдавать долги.

Они отремонтировали квартиру, купили недорогой, но весьма достойный бывший в употреблении «опель», завели лысого кота престижной породы, канадский сфинкс, и зажили, полируя себе кровь ежедневными почти беззлобными перебранками на фоне безоблачного счастья. Правда, Раечка, так и не простившая мужу многочисленных лишений, которые она испытала, вынужденная наслаждаться походной романтикой, теперь мстила ему по мелочам.

Именно тогда в их семье и появился инопланетный доктор наук XXL, скрывавшийся в физической оболочке потеряшки-бассета, получившего славное имя Сириус.

Через несколько месяцев, заслужив славу исключительно тупого, но доброго пса, Сириус был освобожден от унизительной обязанности приносить хозяевам тапочки. По прошествии времени он обнаружил, что тело бассета совсем не такое уж неуклюжее вместилище для его астрала, и даже стал находить удовольствие в жизни на планете Земля. Утром и вечером Саша выгуливал пса в парке, через дорогу от дома. Раечка, проявляя удивительную непоследовательность, называла эти прогулки исключительно полезными для здоровья, но сама их всячески избегала.

— Тебе надо дышать воздухом, — заявляла она, наматывая очередной тур длинного шарфа вокруг Сашиной шеи и вздымая воротник куртки. — Возьми зонтик и постарайся не промочить ноги.

После прогулки Сириуса ставили в ванну и мыли теплой водой лапы, и он прикрывал от удовольствия карие, выразительные, как у коровы, глаза. Потом он ел из глубокой миски необыкновенно вкусную овсянку с фаршем под ненавидящим взглядом канадского сфинкса, облаченного в связанную Раечкой мохеровую ярко-оранжевую безрукавку, призванную защищать тонкую морщинистую кожицу от переохлаждения. Такую же безрукавку Раечка связала и Сириусу, но собаку в этот несколько вызывающий наряд засовывали только на время прогулок. Следующим, кого Раечка намеревалась осчастливить мохеровым изделием, был Саша. Но кореец оказался человеком непростым: замечая, что Раечкин труд близится к завершению и содрогаясь при мысли, что вынужден будет вслед за кошкой и собакой послушно влезть в безрукавку, цвет которой он для себя определил как «вырви глаз», он время от времени потихоньку распускал рядок-другой, с трудом созданные его супругой, уподобляясь таким образом Пенелопе из мифов Древней Греции.

XXL наблюдал за хозяином, раздумывая, можно ли эти его ухищрения рассматривать как проявления загадочной русской души, или же их следовало трактовать как восточное коварство.

Раечка увлеклась вязанием после того, как обнаружила на антресолях под культурным слоем пыли забытый старый чемодан, в котором еще с доперестроечных времен хранились оранжевые пушистые моточки, аккуратно перехваченные по талии яркими этикетками. Эту роскошь много лет назад подарил Раечке господин (тогда еще — товарищ) Репкин, желавший произвести на нее впечатление. Кандидатура Репкина в то время только рассматривалась в качестве возможного жениха. Подарок был принят, потому что Раечка никогда ни от чего не отказывалась, но по причине дикости цвета закинут на антресоли и там забыт. К тому же Раечка в ту пору не умела вязать и утилизировать пряжу не могла. Теперь же она решила учиться этому, как она слышала, нехитрому делу, так как вязание, по распространенному мнению, успокаивает нервы.

Может, кому-то и успокаивает, но Раечка, постоянно терявшая и путавшая петли, время от времени впадала в ярость и отбрасывала от себя непослушные спицы вместе с нитками, выговаривая при этом Саше, что вот он, мол, сидит перед телевизором и все время что-то ест, а она вынуждена портить глаза, заботясь о том, чтобы у мужа была теплая безрукавка…