Лучшее за 2004 год. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Бартон Уильям Реналд. Страница 73

Кристина Кэтрин Раш – Шестнадцатое июня у Анны

Kristine Kathryn Rusch. June Sixteenth at Anna's (2003). Перевод Н. Фроловой

Кристина Кэтрин Раш начала писать в начале 90-х годов и быстро поднялась до таких вершин, о которых молодая писательница не может и мечтать; потом в середине 90-х замолчала на несколько лет, потому что работала редактором "The Magazine of Fantasy and Science Fiction", а уйдя с этого поста, в начале двадцать первого века снова вернулась к писательской деятельности. Она выпустила несколько романов, причем сразу в четырех жанрах: фэнтези, детективном, романтическом и научно-фантастическом. Под своим именем она написала почти двадцать романов, в том числе и "The White Mists of Power", четыре тома серии "Fey", серию "Black Throne", "Alien Influences"; несколько книг "Star Wars" совместно с мужем Дином Уэсли Смитом. Самые последние романы под именем Раш – "The Disappeared", "Ex-trimes" и "Fantasy Life". В 1999 году она получила Читательскую премию журналов "Asimov's Science Fiction" и "Ellery Queen's Mystery Magazine" – беспрецедентный случай! Будучи редактором, была награждена премией "Хьюго" за работу в "The Magazine of Fantasy and Science Fiction" и разделила Всемирную премию фэнтези с Дином Уэсли Смитом за редактирование оригинальной версии его книги "Pulphouse". Кроме того, она получила премию Геродота за лучший исторический детектив ("Dangerous Road" совместно с Крисом Нельскоттом) и Премию критиков "Котапис Лтез" ("Utterly Charming" совместно с Кристиной Грейсон). Под своим именем она получила премию Джона У. Кемпбелла, вошла в шорт-лист премии Артура С. Кларка, а в 2000 году получила премию "Хьюго" за рассказ "Millenium Babies". Таким образом, она одна из немногих, кто умудрился получить премию "Хьюго" и за писательский труд, и за редакторский. В таинственном и остром рассказе, приведенном ниже, Раш показывает, что вещи и события не обрывают своей связи с настоящим из-за того, что уходят в прошлое…

*

"Шестнадцатое июня у Анны. Для знатока разговорного языка это выражение означает самый кардинальный день в истории развлечений. Случилось это в начале двадцать первого века. Не известно, почему из тысяч других записанных и каталогизированных разговоров были выбраны именно эти.

Предположений существует множество. Кое-кто говорит, что в тот день было отмечено необычайное разнообразие разговорных типажей. Другие утверждают, что этот день можно сравнить с джазовыми импровизациями и экспромтами – пункты и контрапункты по своей красоте выше самих слов. Третьи же выдвигают гипотезу, что наличие свободного стула у стены позволяет гостю присоединяться к разговору, не ощущая при этом, что он вторгается на чужую территорию…"

Заметки на полях специального шестичасового выпуска

"Шестнадцатого июня у Анны"

Вечером после похорон жены Мак поставил стул перед тем самым книжным шкафом, который он сделал для Леты более сорока лет назад, и зажег лампочку, закрепленную на верхней полке. На полках стояли по две копии всех когда-либо выходивших изданий "Шестнадцатого июня у Анны" (одна копия для чтения, вторая нераспечатанная). Все они словно подмигивали Маку.

Кроме них вразброс стояли другие книги, электронные переплеты, ОУО, вышедшие из моды мини-компьютеры – все они сохранили память о Лете и о том дне ее жизни, который она считала самым важным.

Запах сирени, перезвон золотых браслетов, и вот в поле зрения Мака попала женская рука с кольцами, она протянулась к выключателю и погасила свет.

– Не мучай себя, папа, – сказала его дочь Шери. Лет ей было больше, чем шкафу, лицо с возрастом стало мягким, как у матери. Еще один перезвон браслетов, и включилась настольная лампа, а Шери села на диван напротив отца. Подростком она любила прыгать на этом диване, а отцу казалось, что все это происходило всего лишь несколько недель назад. – Мама бы не одобрила.

Мак сцепил пальцы, упер локти в колени и уставился в пол, чтобы дочь не заметила, как в его глазах блеснул злобный огонек. Лета больше уже ничего не одобрит. Она умерла, а он остался один, и из этого самодельного книжного шкафа на него потоком обрушились воспоминания.

– Со мной все будет в порядке, – сказал он.

– Я немного боюсь оставлять тебя тут, – призналась Шери. – Почему бы тебе не поехать со мной? Поживешь несколько дней у меня. Я буду кормить тебя обедами, а спать станешь в комнате для гостей. Будешь ходить в парк, мы сможем поговорить.

Он уже разговаривал с Шери, с ее будущим вторым мужем, с почти взрослым сыном, со всеми сестрами, кузинами и друзьями Леты – одному богу известно, сколько у них было друзей. И еще с репортерами. Даже удивительно, что смерть одной женщины и довольно-таки непримечательная жизнь ее привлекли столько репортеров.

– Я хочу спать в своей постели, – ответил он.

– Замечательно. – Шери встала, словно не слышала его слов. – Когда наступит пора возвращаться домой, вызовем тебе такси. Папа…

– Шери. – Он взглянул на дочь. У нее тоже от слез распухли глаза, волосы немного растрепаны. – Я не перестану скучать по ней из-за того, что перееду жить к тебе. Траур по человеку не заканчивается сразу после похорон.

Нос у Шери покраснел, с ней всегда такое происходило, когда она считала себя обиженной.

– Мне просто показалось, что так будет лучше.

Лучше кому, девочка? Но он не стал ничего говорить, просто повторил:

– Со мной все будет в порядке.

"Путешествование во времени развивалось медленно. Но один успех закреплял другой, и постепенно в начале тридцатых годов ученые заявили, что к концу десятилетия люди спокойно смогут навещать сами себя в прошлом.

Ученые оказались правы, но все получилось не так, как они предполагали. Люди так и не научились взаимодействовать со временем, вмешиваться в его ход. Они могли лишь приоткрывать окно в пространственно-временной континуум и записывать события прошлого, причем такая запись обходилась очень дорого.

Подобную возможность оценили историки, остальные же представители человечества относились к ней спокойно, пока Сузон Йашимото не объединила временные записи с технологиями виртуальной реальности, голографии и несколькими собственными изобретениями. В результате она открыла возможность делать голографические записи исторических событий и продавала их.

Вначале ее выбор был удачным. Она использовала список-рейтинг исторических событий, куда в первую очередь хотели бы попасть люди при помощи машины времени. Так появились записи моментов рождения Христа, триумфального возвращения Магомета в Мекку, убийства Авраама Линкольна и десятки других.

Вскоре этим занялись и другие фирмы. Их выбор уже был ограничен авторскими правами, – которые стали появляться как грибы после дождя, – на запись событий определенных исторических эпох. Историки волновались, что могут лишиться своей работы. Так фирмы начали открывать порталы с записями повседневной жизни…"

Из "Истории разговоров", Дж. Бут Чентури, 2066.

Номер ссылки для загрузки Сот›егХСС112445.

Библиотека Конгресса

Мак соврал Шери. Он не собирался спать в своей постели. В спальне все еще царил дух Леты: сине-голубое покрывало, которое они вместе выбирали пятнадцать лет тому назад, старые простыни – она всегда говорила, что хочет умереть именно на них, – а еще длинные седые волосы на ее любимой подушке. Как он ни старался, ему все равно не удавалось убрать их все. Он выбросил пузырьки из-под ее лекарств, убрал с ночного столика салфетки, поставил назад на полку с редкими книгами "Путешествие Гулливера" в твердом переплете (она так и не дочитала его), но все же от ее запаха избавиться не смог. Этот запах – немного муската, чуть-чуть абрикоса, – независимо от того, болела Лета или нет, всегда напоминал Маку их юность. Он взял одеяло, подушку и постелил себе на диване – он спал там последние полгода, пока Лета еще была жива, потом опустил занавесь на большом панорамном окне, выходящем на мост Джорджа Вашингтона [Висячий автомобильный мост через р. Гудзон. Соединяет Нью-Йорк с г. Форт-Ли, штат Нью-Джерси]. Именно из-за этого вида он выбрал тогда, в начале нового тысячелетия, эту квартиру. В то время он еще мечтал и надеялся.