Титан. Фея. Демон - Варли Джон Герберт (Херберт). Страница 3

Зеленые буквы мирно светились перед ней на экране — а точки в конце аккуратного столбика по-прежнему не было.

Исполнение этой части своих обязанностей Сирокко всегда откладывала как только могла, но и совсем пренебрегать рекламой для НАСА тоже было не дело. Да, Фемида по всем показателям была никому не интересным каменным обломком, но отдел связи с общественностью отчаянно нуждался в любой ерунде, из которой можно сварганить рассказ. Им тоже хотелось людского внимания, "личностной журналистики", как они это называли. Сирокко старалась изо всех сил, но никак не могла заставить себя заняться теми деталями, которых жаждали авторы журнальных статей. Что, впрочем, было не так уж и важно. Все равно ее писанину редактировали, переписывали, обсуждали на совещании, а потом снова переписывали с приукрашиванием и «оживляжем» — чтобы, как впоследствии объяснялось, "очеловечить астронавтов".

Целям журналистов Сирокко в общем сочувствовала. Мало кому было дело до этой космической программы. Людям казалось, что деньги лучше потратить на Луне, в колониях Л-5. На Земле, в конце концов. Чего ради совать монеты в дырявые карманы исследователей, когда их можно выгодно разместить там, где уже налажен серьезный бизнес, — к примеру, в земной и орбитальной промышленности? Изыскания чудовищно дороги, а в окрестностях Сатурна нет ни черта, кроме кучи камней и вакуума.

Сирокко мучительно пыталась измыслить какую-нибудь свежатинку — хоть какое-то оправдание своему участию в первой за последние одиннадцать лет исследовательской экспедиции. Но тут на экране возникло лицо. Апрель — с тем же успехом, что и Август.

— Извини, капитан, что отрываю.

— А, ерунда. Все равно баклуши била.

— У нас тут кое-что для тебя.

— Сейчас буду.

Сирокко решила, что это Август. Зная, что близнецы обычно обижаются, когда их путают, она поначалу усиленно училась их различать. И лишь со временем поняла, что Апрель и Август это без разницы.

Благо, что сестры Поло не были обычными близнецами.

Полные их имена звучали как Апрель 15/02 Поло и Август 3/02 Поло. Так были надписаны их пробирки — именно это и записали в свидетельства о рождении те ученые, что стали их повивальными бабками. Сирокко вся история сестер Поло казалась блестящим доводом против того, чтобы ученым дозволяли мухлевать с теми объектами экспериментов, которые живут, пищат и дышат.

К тому времени, как Апрель и Август наконец родились, их мать, Сьюзен Поло, была уже пять лет как мертва — и позаботиться о них, естественно, не могла. Никто из здравствовавших ученых на материнскую ласку тоже не сподобился — так что любить им оставалось только друг друга и трех других сестер из своего клона. Август как-то призналась Сирокко, что один близкий друг мужского пола у них пятерых в детстве все-таки был. Речь шла о макаке-резусе с форсированными мозгами. Когда девочкам стукнуло по семь, их друга препарировали для выставки в университетском музее.

— Мне бы не хотелось, чтобы все выглядело очень уж жестоко, — продолжила тогда Август (дело было на праздничном ужине после нескольких бокалов припасенного Биллом соевого вина). — На самом деле эти ученые — не такие уж и звери. Многие из них обращались с нами как добрые дядюшки и тетушки. У нас было почти все, что мы могли пожелать. Наверняка многие нас даже любили. — Тут мисс 3/02 глотнула еще вина. — И немудрено, — вдруг добавила она. — Ведь мы бешеных денег стоим.

За свои (а вернее — чужие) деньги ученые получили пять тихих, довольно боязливых гениев — как раз то, что им и требовалось. Сирокко сильно сомневалась, что светила науки намеренно планировали кровосмесительную гомосексуальность, но считала, что ожидать ее они могли с той же уверенностью, что и высочайший «ай-кью». Все сестры вышли абсолютными двойниками своей матери — дочери японо-американца в третьем поколении и филиппинки. Сьюзен получила Нобелевскую премию по физике и умерла совсем молодой.

Сирокко посматривала на Август, пока та изучала разложенную на демонстрационном столике фотографию. 3/02 выглядела в точности как ее знаменитая мать — только чуть постарше. Невысокая подтянутая фигурка, иссиня-черные волосы и темные невыразительные глаза. В отличие от многих европеоидов, Сирокко никогда не казалось, что все монголоиды на одно лицо, — но лица Апрель и Август и впрямь не выдавали ни малейших различий. Кожа у них была цвета кофе с двойной порцией молока, хотя здесь, в красном свете научно-исследовательского отсека, сестры казались почти черными.

Когда Август наконец взглянула на Сирокко, глаза ее непривычно блестели от возбуждения. Сирокко ненадолго задержала на них взгляд, затем перевела его на фотографию. На фоне беспорядочной россыпи звезд шесть светлых пятнышек покрупнее образовывали правильный шестиугольник.

Сирокко долго-долго его разглядывала.

— Всякое в небе повидала — но такого — нет, — наконец призналась она. — Что за чертовщина?

Габи, пристегнувшись к креслу в другом конце отсека, потягивала кофе из пластиковой чашечки.

— Последняя экспозиция Фемиды, — ответила она. — Я получила ее за этот час с помощью самой чувствительной аппаратуры и компьютерной программы ликвидации вращения.

— Это что, ответ на мой вопрос? — поинтересовалась Сирокко. — Я спрашиваю, что тут за чертовщина.

Прежде чем снова заговорить, Габи издевательски долго потягивала кофе.

— Теоретически возможно, — наконец заговорила она — голосом отчужденным и мечтательным, — чтобы несколько тел вращались вокруг общего центра тяжести. Повторяю — теоретически. Никто ничего подобного не наблюдал. Конфигурация называется "розеткой".

Сирокко терпеливо ждала. Все упорно молчали. Тогда она возмущенно фыркнула.

— В самой гуще системы спутников Сатурна? Ну, минут на пять — еще куда ни шло. А дальше другие спутники мигом бы все разметали.

— Святая правда, — согласилась Габи.

— А как такое вообще могло получиться? Вероятность ничтожно мала.

— Совсем святая правда.

Сирокко даже не заметила, когда к ним присоединились Кельвин и Апрель. Теперь Кельвин поднял голову.

— Ну что, так никто и не отважится? Да ведь тут не природное образование. Тут чья-то работа.

Габи усиленно терла лоб.

— Я еще не все сказала. Пришли отраженные сигналы радара. По ним выходит, что Фемида 1300 с лишним километров в диаметре. Все цифры по плотности тоже дикие. Получается, ее плотность чуть меньше, чем у воды. Поначалу я решила, что показания липовые оттого, что аппаратура работает на пределе. А потом получила картинку.

— Так шесть там или одно?

— Точно сказать не могу. Но все к тому, что одно.

— Опиши. Что там тебе мерещится.

Габи сверилась с какими-то распечатками, но очевидно было, что они ей не требуются. Все цифры уже улеглись у нее в голове.

— Фемида 1300 километров в диаметре. Стало быть, это третий по величине спутник Сатурна, немногим меньше Реи. Вся его поверхность, по-видимому, черная — за исключением этих шести точек. Между прочим, если кому интересно, у Фемиды самое низкое альбедо из всех небесных тел Солнечной системы. И плотность тоже самая низкая. Весьма вероятно, что внутри Фемида полая. Вероятно также, что форма ее далека от сферической. Похоже на диск. Или на тороид — вроде пончика. Короче, движется она примерно как тарелка, пущенная катиться по краю. Один оборот в час. Такого вращения достаточно, чтобы на поверхности ничего не задерживалось; центробежная сила одолевает тяготение.

— Но если она все-таки полая, и ты оказываешься внутри… — Сирокко не сводила глаз с Габи.

— Внутри — если Фемида, конечно, полая — тебя будет держать примерно четверть жэ.

Следующий вопрос читался у Сирокко в глазах — но Габи избегала в них заглядывать.

— Мы с каждым днем приближаемся. Только наблюдение может что-то прояснить. Но я понятия не имею, когда смогу изложить все детали. Если вообще смогу.

Сирокко направилась к двери.

— Я должна послать хотя бы то, что у тебя уже есть.