Титан. Фея. Демон - Варли Джон Герберт (Херберт). Страница 53

Габи подчинилась — и тогда Сирокко, сжав зубы, столкнула Джина ногой. Заскользив вниз, он, похоже, начал понимать, что происходит. Парашют волочился следом. С диким воплем Джин скрылся за изгибом троса.

Ни Габи, ни Сирокко так и не увидели, раскрылся ли парашют.

Потом две женщины долго-долго сидели молча. Сирокко страшилась заговорить. У нее было сильное подозрение, что она как начнет реветь, так и не остановится. Пустая трата времени. Нужно было срочно залечить раны и продолжать подъем.

С головой у Габи ничего страшного не случилось. Не помешали бы, конечно, несколько швов, но у них в распоряжении имелся только дезинфицирующий состав и бинт. Шрам на лбу обещал быть просто героическим.

Не менее героические шрамы ожидали и Сирокко после ее столкновения с полом стеклянного замка. Один от левого уха до подбородка, другой на спине. Порезы эти, впрочем, особенно ее не беспокоили.

Перевязав друг друга, они заново упаковали рюкзаки. Потом Сирокко окинула взглядом длинную полосу троса, которую еще оставалось пройти до спицы.

— Пожалуй, стоит вернуться в замок и передохнуть, прежде чем опять пустимся во все тяжкие, — сказала она. — Пару дней. Надо силенок набраться.

Габи подняла глаза.

— Да, ясное дело. Но дальше будет полегче. Пока я вас сюда тащила, наткнулась на лестницу.

ГЛАВА XX

Возникая из песчаной груды у дальней границы стеклянного замка, лестница шла прямо как стрела, пока не терялась из виду. Каждая ступенька, в полтора метра шириной и сорок сантиметров высотой, казалась вырубленной в тросе.

Пройдя по ней какой-то отрезок пути, Сирокко и Габи начали подумывать, что ощутимой пользы им эта лестница, может статься, и не принесет. Ибо она забирала к югу, в сторону обрыва, и очень скоро обещала стать непроходимой.

Однако ступеньки оставались идеально ровными. И вскоре подруги уже шли по аккуратному выступу, наподобие террасы, по одну сторону которого возвышалась могучая стена, а по другую обрывалась бездонная пропасть. Поручней там, естественно, не было. Женщины жались поближе к стене, дрожа от каждого порыва ветра.

Затем выступ начал превращаться в туннель.

Происходило это постепенно. Справа по-прежнему оставалось открытое пространство, но стена начинала загибаться у них над головами. Тропа уходила под трос.

Сирокко попыталась представить себе общую картину: лестница все время поднимается, но идет по спирали вокруг наружной поверхности троса.

Еще две тысячи шагов — и они оказались в кромешном мраке.

— Лестница, — пробормотала Габи. — Надо же, возводят такую бандуру и встраивают в нее лестницу. — Тут они остановились, чтобы достать лампы. Габи наполнила свою маслом и привела в порядок фитиль. Они решили жечь их по одной — и надеяться, что масла хватит до конца туннеля.

— Может, они были помешаны на занятиях физкультурой, — предположила Сирокко, чиркая спичку и поднося ее к фитилю. — Хотя, скорее всего, это была аварийная мера — на случай отключения энергии.

— Так или иначе, славно, что эта лестница тут есть, — признала Габи.

— Может статься, она была и ниже — только скрыта под слоем почвы. И стало быть, сюда давным-давно никто не ходил. А здешние деревья, должно быть, результат новейших мутаций.

— Тебе виднее. — Подняв лампу повыше, Габи взглянула вперед, затем назад — до самого острия светового клинышка. Глаза ее сузились.

— Слушай-ка, а ведь мы на повороте. Тропа закручивается вокруг наружной поверхности троса, а затем берет влево и идет насквозь.

Хорошенько оглядевшись, Сирокко признала правоту Габи.

— Похоже на то, что мы срежем путь прямо через центр.

— Да? А ты помнишь Место Ветров? Ведь тот воздух как раз где-то здесь и проходит.

— Если бы туннель туда вел, мы бы уже давно это поняли. Нас бы к чертовой матери сдуло.

Габи оглядела идущую вверх лестницу, залитую неверным светом лампы. Потом принюхалась.

— Здесь чертовски тепло. А что, если станет еще теплее?

— Надо идти дальше. Иначе как мы сможем узнать?

— Ой! — Габи покачнулась, и лампа чуть не выскользнула из ее пальцев. Сирокко положила ей руку на плечо.

— С тобой все в порядке?

— Ага… н-нет, черт возьми, ни хрена. — Габи прислонилась к теплой стене коридора. — Голова кружится, и коленки подгибаются. — Она вытянула свободную руку перед собой. Пальцы слегка дрожали.

— Наверное, дня отдыха было недостаточно. — Сирокко посмотрела на часы, затем окинула взглядом коридор и помрачнела. — Вообще-то я рассчитывала пройти на ту сторону и опять вернуться на верхнюю часть троса — а уж там отдохнуть.

— Ничего, я выдержу.

— Нет, — решила Сирокко. — Я и сама-то не выдержу. Вопрос только в том, остаться нам в этом жарком коридоре или спуститься обратно.

Габи кисло оглядела уходящие вниз ступеньки.

— Я бы предпочла малость попотеть.

Несмотря на нестерпимую жару, без костра было не обойтись. Они даже не стали это обсуждать — Сирокко просто набрала из рюкзака Джина мха и хвороста и принялась сооружать горку. Вскоре уже потрескивал жалкий огонек. Сирокко как могла скупо его подкармливала — пока они с Габи занимались механическим процессом разбивки своего убогого лагеря. Раскатать спальные мешки, достать ножи и сковородки, подобрать пищу для ночной трапезы…

«А славная мы команда», — думала Сирокко, развалившись на спальном мешке и глядя, как Габи крошит овощи в остатки вчерашнего варева. Проворные ее ручки были хороши всем — кроме въевшейся в них бурой грязи. Транжирить воду на мытье подруги уже просто не могли.

Тыльной стороной ладони Габи утерла пот со лба, взглянула на Сирокко и улыбнулась — неуверенной, мерцающей улыбкой, которая тут же ярко вспыхнула, стоило Сирокко улыбнуться в ответ. Один глаз Габи почти скрывала повязка. Черпанув ложкой варево, она шумно отхлебнула.

— Эти редисочные фигульки вкуснее, когда еще хрустят, — сказала она. — Давай тарелку.

Габи начерпала щедрые порции, и обе женщины уселись поесть. Бок о бок — но на расстоянии вытянутой руки.

Вкуснятина была страшная. Прислушиваясь к негромкому потрескиванию костра и постукиванию ложек о деревянные миски, Сирокко наслаждалась покоем. Какое счастье вот так сидеть и ни о чем не думать!

— У тебя соль осталась?

Порывшись в рюкзаке, Сирокко отыскала мешочек, а заодно и две позабытые конфетины, обернутые желтыми листьями. Одну конфетину она сунула в руку Габи — и рассмеялась, увидев, как загорелись глаза подруги. Потом, отставив в сторону тарелку, развернула листья, сунула местный вариант ириски себе под нос и насладилась ароматом. Нет, такую вкуснотищу просто грех съедать сразу. Сирокко откусила половинку — и во рту у нее растекся изумительный вкус засахаренных абрикосов со взбитыми сливками.

Увидев блаженную физиономию Сирокко, Габи чуть не описалась со смеху. Сирокко же, прожевав другую половинку, принялась бросать алчные взгляды на конфетину, которую Габи пока что отложила в сторонку. Габи отчаянно старалась сохранить серьезное лицо.

— Если хочешь приберечь ее до завтрака, придется тебе всю ночь глаз не смыкать.

— Не беспокойся, пожалуйста. Я не хуже тебя воспитана и знаю, что десерт идет после обеда.

Битых минут пять Габи разворачивала конфетину, потом еще минут шесть внимательно ее разглядывала — то и дело беспомощно прыская от уморительных ужимок Сирокко. Та очень похоже изображала сначала коккер-спаниеля за обеденным столом, а затем беспризорника, заглядывающего в окошко пекарни. Когда же Габи наконец сунула конфетину в рот, Сирокко аж задохнулась.

Она так развеселилась, что даже больно стало, — пока она жадно обнюхивала жующий рот Габи, — больно ей стало от внезапного понимания, насколько же мудра вся эта глупость. Габи явно пребывала на седьмом небе от таких знаков внимания; лицо ее раскраснелось от смеха и возбуждения, глаза искрились радостью.