Титан. Фея. Демон - Варли Джон Герберт (Херберт). Страница 87

— Ты такая мягонькая, с такой миленькой подбивочкой…

— Во имя Великой Матери, если ты хочешь меня изнасиловать, то валяй скорее — и будь проклят, лживый павлин! Нам не сутки еще лететь! — Робин дрожала; страх падения и подступающая к горлу тошнота давили на ее самообладание.

— Что у тебя в мешке? — кратко спросил ангел.

— Мой демон.

— Ладно, не объясняй! Держись за него крепче. Все, пошли.

Ангел аккуратно раскрыл свои громадные крылья, руками крепко обхватив Робин. Страшный вес, казалось, потянул Робин вверх, вырывая ее из свободного падения.

Земля пошла вбок, когда ангел осторожно накренился. Он хотел направить Робин к Офиону — туда, где он тек меж тросом, идущим от Места Ветров до ступицы. Река в той ее части, текущая на юго-восток, была широкая, глубокая и неторопливая. Для достижения этой цели ангел должен был сначала повернуть на юг, потом на север, чтобы добиться их плавного скольжения к реке. Затем нужно было продлить падение Робин, выровняв угол ее спуска. Иначе она шлепнулась бы на мелководье, не долетев до глубокой воды.

Они пролетели над группой кратеров. Робин не стала спрашивать, откуда эти кратеры взялись. Люди их сделать не могли; девяносто метров в секунду просто не способны придать столько кинетической энергии. Но другие, более тяжелые предметы, чем, к примеру, сама Робин, отправленные с той же точки, что и она, вполне могли стать причиной их происхождения. Ангел распростер крылья во всю ширь. Земля внизу была холмистая и лесистая, но впереди уже виднелся прямой отрезок реки. Робин все же не верилось, что они до нее доберутся, а тянуть сильнее было невозможно. Ангел способен был поднять немногим больше собственного веса.

— Пожалуй, я сумею замедлить спуск до семидесяти — восьмидесяти километров в час, когда ты шлепнешься, — проорал он ей прямо в ухо. — Попытаюсь притормозить короткими взмахами, если буду уверен, что реки тебе уже не миновать. Войдешь в нее под углом.

— Я плавать не умею!

— Я тоже. Не выплывешь, так утонешь.

Ощущения были малоприятные. Хватка рук ангела резко усилилась — и Робин сделала глубокий вдох. Сердце колотилось. Потом они снова скользили — казалось, все еще высоко над бурыми водами. Еще рывок — и Робин машинально вытянула руки. Но они были еще в воздухе. Третий рывок был самый умопомрачительный. Долгие мучительные секунды Робин даже не могла вздохнуть.

Береговая линия теперь стремительно приближалась — полоской по правую руку. Река впереди поворачивала на запад.

Робин показалось, что плюхнулась она прямо на спину. Но так обалдела, что с уверенностью сказать не могла. Следующее, что она помнила отчетливо, — это как она продирается сквозь мутные воды наверх, к свету.

Плыть оказалось страшно трудно. Робин дивилась, как такое можно проделывать, когда вода выше твоего носа.

Когда Робин выкарабкалась на берег, ангел уже ошивался неподалеку. Стоял он весьма неуверенно — ноги его для этого приспособлены не были. Они скорее напоминали клешни, с длинными, костистыми пальцами. Такими ногами явно удобнее было хвататься за ветви деревьев.

— А ну-ка дай мне это барахло, — сказал ангел, вырывая из ее руки сумку. — Должен же я за свою работу что-то получить. С этим уж ты не поспоришь. — Открыв сумку, он охнул, тут же снова ее закрыл и швырнул на землю, пятясь подальше от греха.

— Я же предупреждала, — прохрипела Робин. Ангел был раздражен и явно куда-то торопился.

— Хоть что-нибудь у тебя есть?

— Немного денег. Можешь взять.

— А где мне их тратить? Единственное место, где проматывают деньги, — это титанидский дурдом.

Робин села и дрожащими пальцами кое-как убрала с лица волосы.

— Ты хорошо говоришь по-английски, — заметила она.

— Моя кончила Гарвард. Моя говорить любую фигню, если есть куда.

— Извини. Если я тебя обидела, то не нарочно. Просто у меня теперь столько забот.

— Ну да. Теперь у тебя вообще никаких забот.

— Слушай, я ценю твою помощь. Ты спас мне жизнь, и я очень тебе благодарна.

— Ну да, ну да. Английскому, между прочим, меня научила моя бабушка. Она вообще меня много чему научила. Например, тому, что ничего не достается за так. Кроме денег у тебя что-нибудь есть?

У Робин было кольцо, подарок матери. Она предложила его ангелу. Тот протянул лапу и с кислым видом взглянул на кольцо.

— Ага, беру. А еще что?

— Все, больше ничего. Только одежда, которая на мне.

— Давай одежду, беру.

— Но все мои вещи…

— В гостинице. Это вон таил. Денек сегодня теплый. Славно прогуляешься.

Сняв ботинки, Робин вылила из них воду. Рубашка слезла сразу, а вот штаны прилипли к коже.

Ангел забрал барахло, затем принялся пялиться на Робин.

— Эх, знала бы ты, как я обожаю жирных женщин.

— А вот тут тебе хрен с маслом. И почему это я жирная? Никакая я не жирная. — Ей вдруг стало неловко под его взглядом. Определенно новое ощущение. Раньше телесной стыдливости у Робин было еще меньше, чем у кошки.

— Еще какая жирная. В тебе двадцать процентов жира, если не больше. Ты сплошь им покрыта. Он у тебя так и выпячивается. — Ангел тяжко вздохнул. — А паскудней вон тех рисунков я ничего в жизни не видел. — Он помолчал, затем медленно расплылся в ухмылке. — Ну ладно. Хоть я на тебя поглазел. Удачных приземлений. — Швырнув ей одежду, ангел буквально прыгнул в воздух.

От взмаха его крыльев Робин аж покачнулась. В воздухе заклубилось удушливое облако пыли и листвы. На мгновение громадные крылья застили небо; затем ангел уже поднимался, уменьшаясь, — тощий человечек из палочек в буйном оперении.

Робин присела и сдалась худшему приступу своих корчей. Зверски содрогаясь, она взглянула на свою сумку, где пыталась обрести свободу донельзя расстроенная анаконда. Ничего, Наце придется подождать. Она не изголодается, даже если приступ продлится несколько суток.

Робин удалось перевернуться на другой бок в страхе, что она ослепит себя, если так и будет таращиться на солнце. Вскоре она совсем потеряла контроль над телом. Бесконечный день Гипериона шагал все дальше и дальше, никуда не уходя. А беспомощная Робин все корчилась под янтарным солнцем, ожидая, что ангел вернется и уж тогда точно ее изнасилует.

ГЛАВА IX

Свободная художница

Габи Мерсье стояла на скалистой полке и дожидалась, пока шум колоссальной диастолы утихнет. Нормальный всасывающий цикл Аглаи грохотал почище Ниагарского водопада. Хотя сегодня звук больше напоминал бульканье пузырьков воздуха, вырывающихся из опущенной под воду бутылки. Заборный клапан со втиснутым туда титановым деревом был почти полностью выключен из работы.

Место это звалось Три Грации. Так его много-много лет назад назвала сама Габи. В те дни немногие обосновавшиеся на Гее земляне все еще называли места и вещи именами из человеческого языка, придерживаясь ранней традиции пользоваться при этом в качестве источника греческой мифологией. Прекрасно зная другое значение слова «грация», Габи как-то прочла, что Три Грации прислуживали Афродите за ее туалетом. Она представляла себе Офион, круговую реку, как туалет Геи, а себя самое при этом как ее водопроводчицу. Все в конечном счете попадало в Офион. Когда же река засорялась, то именно Габи ее прочищала.

— Дайте мне вентиль размером с Питтсбургский Купол и точку опоры, — заявила как-то Габи заинтересованному наблюдателю, — и я осушу мир. — За неимением такого инструмента ей приходилось пользоваться способами менее непосредственными, зато в равной степени величественными.

Сейчас точка ее наблюдения располагалась на полпути вверх по северному утесу каньона Восточной Реи. В прошлом каньон обладал воистину странным свойством: река Офион вытекала из него не на западные равнины, а совсем в другом направлении. Такое могло стать возможным именно из-за Аглаи. Теперь же, когда мощный речной заборный клапан был ослаблен, геяграфическая прихоть пришла в соответствие со здравым смыслом. Вода, не имея выхода, превратила Офион в прозрачное голубое озеро, что заполняло каньон и выходило на равнины Гипериона. На многие километры, далеко за кривой горизонт Геи, мирная водная гладь скрывала все, кроме верхушек высочайших деревьев.