Тысячелетие - Варли Джон Герберт (Херберт). Страница 12

При упоминании о возможной ошибке компьютера Карпентер бросил на нас быстрый взгляд. Что-то усиленно варилось у него в котелке, только я не врубался, что именно. Он снова уставился на свои ботинки, так и не придя к решению.

— Пресса захочет услышать что-нибудь конкретное, Карпентер. Если мы не бросим им хотя бы намека, они примутся фантазировать. Сами знаете, к чему это может привести.

Он одарил меня свирепым взглядом, хотя, похоже, объектом его ярости был не я.

— Ладно. Через два часа он будет здесь.

Карпентер резко развернулся и зашагал прочь. Я поглядел на Тома.

— Что все это значит?

— Он сказал мне, что столкновение произошло в тот момент, когда в диспетчерской вырубился компьютер. Это была третья перегрузка за день.

— Ты серьезно?!

Спешить с выводами, конечно, не стоило, но я впервые за все утро услышал наконец что-то интересненькое.

— Кстати, который теперь час? — спросил я у Тома.

— На моих семь ровно.

— По времени восточного побережья или западного? Ну да ладно. Пойдем в ангар, посмотрим, что там творится.

По-моему, Том меня уже неплохо изучил. А может, у меня на лице все написано.

— Что если нам для начала найти какой-нибудь барчик?

Найти какой-нибудь барчик в окрестностях крупного аэропорта не проблема, а на время суток в Калифорнии смотрят сквозь пальцы. В семь утра мы без труда раздобыли спиртное.

Я заказал двойной скотч со льдом, Том- стаканчик перье, или сарсапариллы, или еще какой-то безалкогольной дряни. Не знаю, что за жидкость была у него в стакане, но она так дьявольски пузырилась, что у меня от одного ее вида разболелась голова.

— Что еще ты узнал, пока я выяснял отношения с мистером Брайли?

— Немногое. Карпентер собирается доказать, что у его людей слишком длинный рабочий день, а компьютеры слишком старые, и что нельзя требовать от диспетчера, чтобы он мгновенно переключался, когда компьютер выходит из строя.

— Все это я уже слышал.

— И комитет решил тогда, что рабочий день не слишком длинный.

— Я в том расследовании не участвовал. Я читал отчет.

Том ничего не ответил. Он знал мое мнение о пресловутом отчете и, по-моему, разделял его, но я к нему в душу не лез. Мой возраст и положение позволяют мне время от времени раскрыть варежку в комитете, особенно когда я считаю, что кто-то ведет нечестную игру. Но Том не обязан разделять мои подрывные воззрения, по крайней мере публично.

— О'кей. Когда вырубился компьютер?

— По словам Карпентера, в самый неподходящий момент. Джанс вел что-то около девятнадцати самолетов- и тут компьютер крякнул, и у парня остался один лишь экран и десять секунд на то, чтобы согласовать сигнал «А» с сигналом «А-прим». Оба сигнала принадлежали самолетам, которые Джанс уже собирался передать Оклендскому пункту управления заходом на посадку. Он не смог различить, где чей сигнал, и дал пилотам неверные указания с точностью до наоборот. Он считал, что уводит их от столкновения. На самом деле он подтолкнул их друг к другу.

Я живо представил себе эту картину. Мне только трудно ее вам описать, если вы никогда не бывали в окружном центре авиационно-диспетчерской службы в момент перегрузки компьютера. К сожалению, сам я слишком часто видел подобные сцены.

Вообразите себе, что перед вами экран с четким и ясным изображением, а на нем великое множество всяких линий и точек, и каждая точка помечена рядами цифр. Человеку непосвященному они ни о чем не говорят, но опытный диспетчер опознает по ним самолеты и вдобавок получает массу полезной информации. К примеру, о таких вещах, как высота, скорость воздушного потока, идентификационный номер автоответчика и так далее. Картинку на экране рисует компьютер, и он же обновляет ее каждые две секунды. Вы можете с ней поиграть: скажем, настроить изображение так, чтобы каждый самолет оставлял за собой небольшой хвост постепенно тускнеющих сигналов. Тогда вам с первого взгляда будет ясно, откуда он летит и куда, предположительно, направляется. Вы можете дать компьютеру команду стереть с экрана все лишнее и оставить только проблемную ситуацию. У вас есть маленький курсор- его можно передвигать по экрану: скажем, подвести к какой-то определенной машине и поговорить с пилотом. Если двум самолетам грозит аварийная ситуация, компьютер заметит это раньше вас и включит сирену тревоги, чтобы вы успели их развести.

И вдруг из-за перегрузки компьютер вырубается.

Знаете, что тогда происходит?

Экран хлопается из стоячего положения в лежачее. И не без причины: дело в том, что сигналы нам нем остались без цифровых пометок. Вы хватаете маленькие пластмассовые жетончики, называемые «козявками», пишете на них цифры жирным карандашом и кладете рядом с каждым сигналом. Когда сигнал смещается, вы передвигаете «козявки» вслед за ним. Разрешающая способность экрана летит ко всем чертям. Такое впечатление, будто перед вами совсем другая картинка. Точно из компьютерного века вы попали в эпоху первых радаров времен второй мировой войны.

И словно этого мало, сигналы, которые вы видите на новом длинноволновом дисплее, могут оказаться совсем не там, где были прежде. Некорректированное изображение радарных данных совершенно не похоже на исправленную компьютером картинку. Вместо изящной штриховки, обозначавшей облака, аккуратно размеченные цифрами с указанием высоты, перед вами расползается зловещее белое пятно, да еще вдобавок сдвинутое куда-то в сторону.

Если такое случается в час затишья, диспетчеры просто со стоном высыпают на экран «козявки». Если же компьютерный сбой происходит в час пик (а в окружном центре авиационно-диспетчерской службы Окленда- Сан-Франциско с его тремя коммерческими, тремя военными и невесть каким количеством частных аэродромов час пик практически не прекращается), над залом на две-три минуты повисает гнетущая тишина, в то время как диспетчеры отчаянно пытаются определить, кто есть кто, и припомнить, где находился каждый самолет и не грозило ли кому-нибудь влипнуть, как они выражаются, «в ситуацию».

Я не большой поклонник эвфемизмов, но этот нахожу весьма удачным. У нас тут, ребята, возникла такая ситуация, что шестьсот человек вот-вот будут размазаны по горе, совсем как большая банка с томатной пастой.

— И что ты думаешь? — спросил я у Тома.

— Слишком рано что-то думать, сам знаешь. — Том, тем не менее, не отводил взгляда, понимая, что я жду от него выводов не для протокола. И он мне их выдал. — Я думаю, парню придется туго. Он, можно сказать, новичок, а компьютер у него 1968 года выпуска. В наши дни это все равно что каменный век. Но кто-нибудь обязательно заявит, что Джанс должен был справиться с ситуацией. Другие же справляются!

— Н-да. Пойдем-ка в ангар.

Окна в баре были затененные, так что я даже не представлял себе, какой погожий выдался денек, пока не вылез на летное поле и не огляделся. В такие дни мне до зуда в ладонях хочется сжать штурвал моего «стирмана» и взмыть в родной и дикий голубой простор. Воздух был свежий и чистый, почти без ветра. В заливе, несмотря на ранее утро, сновали парусные шлюпки. Даже громадный безобразный мост, переброшенный через залив и соединяющий Окленд с Сан-Франциско, смотрелся неплохо на фоне синего неба. За мостом раскинулся прекраснейший город Америки. А если взглянуть в противоположную сторону, можно было увидеть Оклендские горы и пик Беркли.

Мы сели в машину Тома и поехали через поле. Отыскать ангар не составляло никакого труда: езжай себе следом за вереницей грузовиков с кучами мусорных мешков в кузовах, и все дела.

Отряд был уже на месте, за исключением Эли Зайбеля, который отправился осматривать левый двигатель «десятки», отлетевший чуть ли не на пять миль в сторону от места крушения. Мы вошли в ангар, и я подивился тому, как много обломков успели сюда притащить из Ливермора.

— «Юнайтед» жутко торопится с расчисткой, — сказал мне Джерри. — Вот все, что мне удалось набросать, прежде чем они уволокли самые крупные части самолета. — Он протянул мне самодельную схему, где с величайшей дотошностью было отмечено местоположение каждого обломка, превосходившего размерами чемодан.