Мечтатели - Музиль Роберт. Страница 13

Регина. Да?! Выбрось это из головы. Я больше не намерена вас прикрывать.

Ансельм. Стало быть, ты воображаешь, будто вырвала у меня тайну. Ну да: сестра у тебя замечательная! Замечательная и пресная, как вода. И пахнет словно гладильная мастерская; если угодно, так же затхло.

Pегина. А я?

Ансельм. Собственно, Йозеф тоже замечательный человек. Мы позволили себе глянуть на него сверху вниз. Н-да, эти люди вызывающе неповоротливы, и душевно, и умственно. Но вот что я тебе скажу: непривычное переживание - это всего лишь привычка наизнанку. Даже в воловьей упряжке жизнь и то богаче, чем в голове у Томаса, и кучер, уснувший возле лошадей, знает о мире больше, чем ты и он!

Регина. Итак, я должна вернуться к Йозефу?

Ансельм. Господи, я имею в виду, для начала надо вырваться на свежий воздух. Здесь мы никогда не отвяжемся от этих прокисших историй с Йоханнесом. Тут как в комнате наутро после попойки.

Регина. Стало быть, очертя голову нырнуть в "замечательную" свежую воду! А я не хочу. Лучше уж покончить с собой. Слышишь? Но не из-за тебя.

Ансельм. Так говорит любая женщина, решив, что ее бросили!

Регина. Сколько ж я вытерпела унижений! Это ты долго вынашивал?

Ансельм. О чем ты?

Регина. Не ты ли вынул из чемодана нашу маленькую желтую книжицу и отложил ее для Йозефа?

Ансельм. Так ты знаешь? Я мог бы отпереться, ведь ты всегда все разбрасываешь. Но не стану. Да! Я это сделал, так как уже понимал, что мне с тобой предстоит. Ты меня совсем замучила. Шагу ступить не даешь! Не под силу мне тебя спасти, не под силу. Твои чертовы слабости перевернули вверх дном все казематы моей души!!

Pегина. А перед Йозефом ты готов предстать нагишом? Эти замечательные люди, похоже, возымели над тобой большую власть. Раньше тебе казалось невыносимо, если кто-то знал про тебя хоть самую малость, как будто ты сразу становился его рабом. Ты ведь предпочитал возвести на себя напраслину, лишь бы не признаться в чем-то и вправду хорошем.

Ансельм. К тому времени, когда Йозеф это уразумеет, мне бы хотелось убраться куда подальше. Сменю имя и начну все сначала. Я хочу начать все сначала, пойми! Я должен начать все сначала! Ты меня не удержишь!

Регина. Ага, ты решил начать новую жизнь. В тот самый день, когда сам поставил себе синяк под глазом и чуть не плакал. (Таинственно передразнивает его.) "Чудо, что я нашел тебя! Это поразило меня, как чудо... Я такого не переживу - лучше смерть!"

Ансельм. Да, какой был день! Я чувствовал, что надо спасаться. Мы были так непостижно едины. Моя жизнь так повторялась в тебе. Ты стояла на моем пути как мое второе "я", а кругом трепетала зыбкая тишина, и внезапно мы скользнули в этот океан, что был внутри и вокруг нас, и я вдруг ощутил: случись кораблекрушение, до берега доплывет лишь один из нас... Как пошло все это звучит сейчас. Как унизительны эти тщетные потуги.

Pегина. О, я запомнила каждое слово и смогла повторить их сыщику, так что Томас и Йозеф сегодня же все узнают.

Ансельм. Что такое? Ты бредишь?

Регина. Здесь был один человек, как раз перед твоим приходом. Детектив, в прошлом лакей. Когда-то он был моим любовником и бросил меня, наверно, тоже ради неких высших мужских целей! Обо мне он знает все; гораздо больше, чем требуется, чтобы вооружить Йозефа; у него все собрано в толстой папке, а остальное я сама ему сказала. Впрочем, он и о тебе знает много больше, чем ты хотел открыть Йозефу, чтобы отдать меня в его власть. У него твои письма к жене, твои исповеди. Он знает всю твою жизнь. А чего не знал, я ему сообщила.

Ансельм. Ты сошла с ума. Надо немедля заткнуть этому сыщику рот. Куда он подевался?

Регина. Нет! Пусть Йозеф все узнает!

Ансельм. Что значит "нет"?! Ты хочешь, чтоб мы оба ползали тут как жабы, перед Томасом и Марией?

Регина. Да!

Ансельм. Из-за дурацкой ревности! Из-за любовной интрижки, черт подери! Ты вообще соображаешь, что делаешь? Все эти глупости, которые только в темноте и возможны между двумя людьми, теперь, когда они давным-давно себя исчерпали, должны стать всеобщим достоянием?!

Регина. Ансельм, ты отступаешься. Ты выдал Йозефу не меня, а нас обоих! Ведь тогда у тебя хватило смелости. Ты сумел вырваться из каземата рассудка! Сразу, как только приехал! Когда я спросила, как сложилась твоя жизнь, ты прямо сказал: не жизнь, а сплошные унижения. И из тяжелых туч воспоминаний, из этого козлиного стада, вонючее блеянье которого застило мне небеса, грянула молния: терпеть унижения - это и есть мы!

Ансельм. Не говори "мы"! И незачем льнуть ко мне, словно я - это ты! Ненавижу твои унижения!.. Да-да, помню, ты рассказала мне историю про Йоханнеса и я тебя поддержал.

Pегина. А верил ты в нее не больше, чем я.

Ансельм. Он несказанно меня растрогал! Этот призрак, который вечно следит, как ты отдаешься другим, был наш призрак. Страх перед одиночеством.

Регина. И страх перед не-одиночеством. Перед чужим взором. Перед грязью! Ты разве не дрожал всю жизнь, лежа в засаде, и не бросился, как щука, чтобы вырвать у них кусок плоти, прежде чем они тебя поймают? Робкий ты, пугливый. Каждый человек в ужасе подходит к своему собрату, как рыба к покойнику. И у каждого вокруг море!

Ансельм. Ты заразила меня этими своими фантазиями! Я только так на все и смотрел. Будто все симпатии, вся первозданная природа - это лишь страх и погибель.

Регина. Но у тебя-то сердце замирает всего-навсего от страха перед Томасом и Марией. И от стыда за все, что ты наделал. Ох и скотина же ты! Ансельм! Мы же нереальны! Врем ли мы, нет ли, добры ли мы, испорченны ли мы живем ради какой-то цели, которую не можем правильно понять. Ты это знал и пожертвовал всей нашей реальностью. В тот единственный миг, когда у тебя хватило смелости!

Ансельм. Все, с меня довольно. То, что так вопиет против рассудка, невозможно сох ранить навеки. Оно сейчас нестерпимо лживо и неестественно. Где этот сыщик?!

Регина (глядя на часы). Не знаю.

Ансельм. А, ты просто-напросто гнойная рана, которая не желает заживать!

Регина. Когда-то у тебя хватило смелости. Опять вернуться к прежнему? Давай лучше пойдем на унижения. Если нет сил стать другим, не притворяться, значит, ты уже не человек.