Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Афанасьев Вячеслав Николаевич. Страница 28
50. «Жизнь моя не повторится дважды…»
Жизнь моя не повторится дважды.
Жизнь не песня, чтобы снова спеть
Так или иначе, но однажды
Мне придется тоже умереть.
Как бы я ни прожил свои годы,
Я прошу у жизни: подари
Вкус воды и запах непогоды,
Цвет звезды и первый взлет зари.
Пусть и счастье не проходит мимо,
Не жалея самых светлых чувств.
Если смерть и впрямь неотвратима,
Как я жить и думать разучусь?
51. «Чуть-чуть недоспать…»
Чуть-чуть недоспать,
Чуть-чуть недоесть,
Но чтобы в руках гудело.
Это самое что ни на есть
Мое настоящее дело.
Как радостно видеть
Готовый пролет,
Первой вагранки литье
И чувствовать, что ежедневно растет
Настоящее дело мое!
52. Бессмертие
Мы ели хлеб и пили воду.
Не до веселья было нам.
Мы покоряли непогоду,
Считая годы по зубам.
Я сохраню былую ярость,
Войдя к потомкам поутру.
У них, как памятник, состарюсь,
Как память, сдам, но не умру.
53. Наше время
Мы жаркою беседой согревались,
Мы папиросным дымом одевались
И у «буржуйки» сиживали так.
Покой до боли был невероятен,
А дым отечества и сладок и приятен,
Окутавший наш проливной барак.
Он сбит в осенней непогоде вязкой
С обычной романтической завязкой:
В лесу, в дождях, в надежде и дыму.
Я потому об этом вспоминаю,
Что лучшего я времени не знаю
По силе чувства, равному ему.
Какое это было время, дети!
Мы жили в тьме и вместе с тем на свете,
На холоде у яростных костров.
Мы спали под открытым небом, в доме,
В кабине экскаватора и громе
Неугомонных наших тракторов.
Мы по утрам хлебали суп из сечки,
Приветливо дымящийся на печке,
И были этим сыты до зари.
Мы думали о вредности излишеств,
Роскошнее не ведали из пиршеств,
Как с чаем подслащенным сухари.
Когда фундамент первый заложили,
От счастья замерли, а, впрочем, жили
Невероятно гордые собой.
Мы день кончали песней, как молитвой,
Работу нашу называли битвой.
И вправду, разве это был не бой?!
Я не могу вам передать эпохи,
Нужны не те слова, а эти плохи,
Я лучше случай расскажу один.
Пришел сентябрь — в округе первый медник.
Надел он свой протравленный передник,
В его руках паяльник заходил.
Уже леса покрылись медным цветом,
Последняя гроза прощалась с летом,
Стремительнее двигалась вода,
А тут еще нагрянул дождь-подстёга.
Рекою стала главная дорога.
Так с непогодой к нам пришла беда.
Вода в плотину бешено вгрызалась,
Всю вражескую ненависть, казалось,
Она в себя вобрала в эту ночь.
Как мы тогда стремительно бежали,
Как выросли в ту ночь и возмужали,
Готовые погибнуть, но помочь!
К утру, измотанные трудным боем,
Мы поняли, что мы чего-то стоим.
Мы вышли победителем ее.
Белье сухое показалось негой,
А дом из досок — сладостным ночлегом,
Геройской славой — наше бытие.
54. «Здравствуй, шумный вокзал…»
Здравствуй, шумный вокзал,
Бескорыстный и опытный маклер
По свиданьям, разлукам
И бракоразводным делам.
Мы привыкли давно,
Что в любительском нашем спектакле
Ты и горе и радость
Со всеми делил пополам.
К сожалению, ты —
Мой единственный друг и указчик,
Все надежды мои
Поверяю тебе одному,
Как в затвор, захожу
В деревянный трясущийся ящик
И, как пуля, готов
Пролетать в паровозном дыму.
Только часто бывает
В движении этом осечка, —
На ходу холостом
Проносил меня поезд порой
Сквозь свистящее время,
Чрез глубоко заснувшую речку,
Сквозь людей и лесов
Удивительно сомкнутый строй.
Пусть осечка вчера.
Поезд сызнова мною заряжен.
Загудит паровоз
И я знаю, что в этом году
Я сквозь дуло вагонов
Пройду оглушительно-страшен,
Выбью сердце врага
И у дружеских ног упаду.
55. Море
1. «Лежало море. Я стоял пред ним…»
Лежало море. Я стоял пред ним,
Как только что родившийся. Младенцем
Я был скорей, чем юношей худым,
Омытый ветром и одетый в дым,
И вытертый зарей, как полотенцем.
Соленые я губы целовал,
Взволнованное тело моря трогал,
Взлетал на гребне и нырял в провал.
Но час настал, прошел за валом вал,
Я вновь остался за его порогом.
На берегу я посмотрел туда,
Где ширь манила и звала напевность.
Теперь там стыла попросту вода,
Прозрачная иль мутная всегда,
Привычная морская повседневность.