Любовь и Ненависть - Эндор Гай. Страница 78

А Вольтер, со своей стороны, бросал всем вызов, требуя от всех представить ему хотя бы одно его письмо, хотя бы строчку, которые свидетельствовали бы о том, что он пытался оказать давление на официальных лиц, чтобы настроить их против Руссо. Но Руссо не отступал от своих убеждений. Ну а где взять письменные или иные доказательства? Их, конечно, не было.

Стоит ли удивляться, что в это время Руссо начинал трепетать от вида собственной тени? Он чувствовал, как таинственные силы сгрудились вокруг него, как готовят для него сеть. В Мотье во время визитов почитателей он каким-то шестым чувством угадывал нежелательного индивидуума. Едва заметным кивком он указывал на этого человека, шепча Терезе: «Вон еще один шпион месье де Вольтера. Позаботься, чтобы его не пускали». И такого человека выпроваживали, несмотря на все его протесты.

А когда приходила почта, он принимался ее сортировать, отделяя письма своих истинных поклонников и поклонниц от тех, которые наверняка доставлены от людей Вольтера и призваны вводить Руссо в заблуждение или расстраивать его.

— Барон де Корваль, — цедил Жан-Жак сквозь зубы, читая надпись на конверте. — Явно вымышленное имя. — И он либо возвращал письмо письмоноше, отказываясь за него платить, либо рвал послание у него на глазах.

Но больше всего беспокойств доставляли ему анонимные письма. Их, конечно, присылал ему Вольтер. Хотя приходили они издалека, из таких городов, как Марсель или Гаага. У Вольтера, рассуждал Руссо, были свои люди в этих городах. Все это Вольтер делал для того, чтобы истощить и без того худой кошелек Жан-Жака.

Этот человек способен на все, на любой проступок из-за зависти. Ведь он наверняка завидовал успехам Руссо. Вот в чем главная причина его преследований.

Руссо никогда не забывал изречение Дидро, который давным-давно сказал: «Вольтер способен вынести все, кроме пьедестала, на котором стоит кто-то другой!» И вот теперь Жан-Жак стоял на таком пьедестале. Он с каждым днем становился все выше. Особенно после того, как началось обсуждение одной из глав его романа «Эмиля», той самой, которую он озаглавил «Исповедание веры савойского викария». Многие читатели сравнили ее с тем, что написал Вольтер на эту тему, и приходили к выводу, что Руссо опередил Вольтера. Эта глава, как все вокруг утверждали, самое дерзкое эссе о религии. Самое трогательное и самое убедительное. Да, на самом деле, глава настолько впечатляющая, что вызывала даже вопль восторга у человека, меньше других желавшего ее по достоинству оценить, — у самого Вольтера. Он написал одному из своих друзей: «В «Эмиле» этого негодяя есть пятьдесят страниц, которые я бы вырвал из этого сборника мусора и велел бы заключить в самый дорогой сафьяновый переплет».

Какое дивное признание выжал Руссо из своего самого великого врага! Руссо достиг высшей точки в карьере писателя, он создал настоящий шедевр!

Какое сильное впечатление произвела эта глава на Вольтера! Это подтверждает маркиз Жан Кондорсэ, друг великого француза и первый его биограф: «Никогда прежде ни один талант ни одного человека не вызывал у Вольтера такую зависть, как Руссо, после публикации его «Савойского викария». Его слова ставят на заслуженное место всех прежних соперников Вольтера: Пирона, Жана Батиста Руссо, Кребийона и других. Все они названы несущественными.

Только этот дьявол во плоти, Жан-Жак, первым вынес соперничество с Вольтером за стены Версаля, Фонтенбло, Луневиля, вынес прямо на международную арену. Вынес на суд не только настоящих аристократов.

И одержал победу! Поставив тем самым под угрозу бессмертие Вольтера и его пышное, достойное Ньютона погребение. Руссо подверг сомнению гений Вольтера, все то, ради чего он так долго трудился — несколько десятилетий.

Но и это не все. Он сам добился всего на основе идей Вольтера! На его материале. Он похитил его у великого француза.

Познакомимся с небольшим отрывком из главы Руссо «Савойский викарий»:

«Что вселяет в вас такую уверенность, что евреев нельзя оправдать в их отрицании Христа? Скольких вы знаете христиан, включая и самого себя, которые дали себе труд тщательно изучить аргументы, к которым прибегают евреи? То немногое, что вам удалось изучить в этом деле, вы почерпнули исключительно из нескольких абзацев книг, написанных убежденными христианами, не так ли?

Какой превосходный способ изучить мнение своего противника! Но здесь ничего не поделаешь. Если кто-нибудь из нас осмелится опубликовать книги, в которых будет поддержано дело иудаизма, то немедленно за сим последуют суровые наказания — и автора, и издателя, и печатника, и продавца. И читателю тоже достанется. Никто не избежит наказания.

На самом деле, трудно себе представить такую систему, которая всегда позволяет вам оказываться правым. И какое все же удовольствие опровергать людей, даже не посмевших открыть рта!»

Что это, если не вольтерьянство чистой воды! Но вольтерьянство еще более едкое, вызывающее, более убедительное, чем у самого Вольтера.

Приведем еще один, куда более смелый отрывок из «Савойского викария»: «Что такое? В самом Иерусалиме, где жил и принял смерть Сын Божий, Его современники, видевшие Его во плоти своими собственными глазами, тем не менее не принимали Его, как не принимают и сегодня те, кто живет на той земле, которую Он сделал Священной! И все же вы настаиваете, чтобы я, родившийся на расстоянии двух тысяч миль от этого места, родившийся позже Его почти на две тысячи лет, тем не менее полностью разделял Его убеждения?

Неужели справедливо просить меня об этом только потому, что мне продемонстрирована Его история, изложенная в какой-то книге под названием Священное Писание? Книга, составленная первоначально на греческом и иврите, которых я не понимаю — ни первого, ни второго, — а посему вынужден полагаться на перевод. Книга, которую большинство населения земного шара никогда не читало, некоторые даже не слыхали о ней, на каком бы языке она там ни появилась.

Неужели Бог стремится именно так предстать перед человеком, таким далеким, таким таинственным, таким малоэффективным?»

Если бы Руссо не подписался под этим отрывком, то люди запросто могли предположить, что его автор — Вольтер. И, так здорово все сформулировав, вы, Руссо, друг мой, вручили Вольтеру оружие, которое он направит против вас. И особенно потому, что вы подписались подо всем своим именем.

И за то, что вы женевец. К тому же кальвинист. Выходец из той сплоченной маленькой кальвинистской олигархии, строгие законы которой когда-то были использованы против Вольтера. Законы, которые теперь Вольтер без зазрения совести использует против вас.

Эта сплоченная маленькая Женева, в которой по воскресеньям, когда все жители собирались в церковь, старый обычай требовал закрывать двери на тяжелый висячий замок, чтобы горожане не улизнули со службы. В таком городе никогда не говорилось о том, что излагал

Руссо в своей главе «Савойский викарий». Такого говорить нельзя.

Нужно было обратить внимание членов женевского совета на некоторые самые откровенные абзацы Руссо. И все.

Это не доносительство. Ведь отрывки из книги и имя Руссо — тоже оттуда?

Было время, когда вы, Руссо, имели шанс натравить Женеву на Вольтера, и вы его не упустили. Теперь появился шанс у Вольтера натравить Женеву на вас. Он его тоже не упустит.

Не упустит, хотя он, как и многие женевцы, знал, что Руссо в своей главе «Савойский викарий» поставил перед собой цель не уничтожить религию, а, напротив, ее восстановить. Не избавиться от Христа, а создать еще более могущественный образ Его. Восстановить религию на более твердом, более чистом основании. Полагаясь не на железные замки и цепи, закрывающие выход из церкви; не на существование так называемых священных книг; не на так называемые чудеса, явленные Христом [230]; не на пленение умов незрелых детей, а на надежное, постоянное, инстинктивное благочестие человека; благочестие, которое сродни разуму. А потому — вполне приемлемое, не вызывающее внутреннего конфликта между разумом и эмоциями. Это должно устраивать всех людей. Их спасение должно быть, несомненно, ценно и для Бога. Независимо от того, как далеко они живут от обетованной земли.