Граница не знает покоя - Авдеенко Александр Остапович. Страница 8

…Стоял неяркий февральский день. Холодное солнце розоватыми бликами лежало на заснеженных полянах, ласково трогало лучами мохнатые кроны деревьев. Кругом была такая тишина, что даже не верилось, что где-то ходит враг, что ночью вновь загремят выстрелы, красные языки пламени оближут небо.

Семен один возвращался из дозора. Уже почти рядом застава. Было ему весело, дышалось легко. Он шел не спеша, любуясь зимним пейзажем. Вот с огромной сосны ему на голову посыпался снег. Снежинки запорошили солдату лицо, повисли на ресницах, ледяными капельками. Семен отряхнул шапку, глянул вверх. На ветке примостилась вертлявая белочка с пушистым хвостом. Она смотрела на него блестящими пуговицами-глазами.

— Ух ты, зверь хвостатый, — рассмеялся Семен и ударил палкой по ветвям. Снег посыпался еще сильнее. Белка мелькнула серой молнийкой вверх, вниз, вверх, сделала головокружительный прыжок и исчезла в ветвях.

Вдали послышался стук топора. Семен прибавил шагу и вскоре вышел на большую поляну, блестевшую от снега. На опушке леса стоял запряженный в сани гнедой мерим, Возле поваленного дерева суетился человек с темным морщинистым лицом, с седыми усами. Сдвинув на затылок старенькую фетровую шляпу, он безуспешно тюкал топором по сучьям дерева, то и дело стирая со лба капельки пота.

— А, Семенко! Добрый день, — широко улыбнулся человек подошедшему пограничнику. Пустельников узнал поторицкого старика-крестьянина, у которого недавно был в хате и рассказывал о своем колхозе в белорусской деревне Свистелки.

Дровосек стоял, тяжело дыша, его руки, державшие топор, чуть дрожали. Он напоминал Семену старика-отца. Тут же вспомнилось письмо сестры, полученное еще в госпитале, которое больно жгло душу. Письмо начиналось словами: «Лист от сестры Ольги и всех родственников после трех лет фашистской оккупации». Далее следовал рассказ о страшных мучениях, пережитых его отцом и сестрами, о гитлеровских лагерях, о разоренных селах. Из 84 дворов в Свистелках уцелело всего 14, а в хозяйстве Пустельниковых осталась одна курица. Письмо заканчивалось слонами; «Благодарим тебя, Сеня, и всю Красную Армию за освобождение от тяжелого немецкого ига».

Собственно, это письмо и заставило тогда Пустельникова отказаться от демобилизации и отправиться сюда, на границу. Душа требовала мести.

Семен скинул полушубок, осторожно положил на него сумку с гранатами, автомат.

— Дайте-ка, топор, отец! — проговорил он.

И вот разнеслись по лесу частые удары, разлетелись в разные стороны белые щепки. Семен рубил дрова, рубил самозабвенно, с восторгом — так стосковались по работе его большие сильные руки. Старик-крестьянин торопливо складывал поленья на воз, а Семен все махал топором.

Вдруг чуткое ухо пограничника уловило еще какие-то звуки. Это были отдаленные выстрелы. Бросил топор, прислушался.

— Йой, Семенку, смотри, — прошептал старик, указывая в сторону села.

По дорого от села Поторицы поспешно двигалась группа людей, вооруженных автоматами и пулеметами. Это была банда, преследуемая пограничниками. Ей удалось оторваться от соседней заставы, и теперь бандиты спешили к противоположной кромке леса, где надеялись скрыться.

— Гляди, гляди, Семенку, — бормотал старик. — Ведь уйдут проклятые, йой, уйдут.

В одно мгновение Семен понял, что он должен делать: нужно только проскочить эту снежную поляну, отрезать бандитам путь к лесу и удержать до прихода заставы.

Схватил автомат, накинул гранатную сумку, кинулся к нагруженному дровами возу, перерубил постромки, птицей взлетел на спину Гнедому.

— Да куда ж ты, Семенко, пропадешь! — тонко заголосил старик, обхватив солдата за ногу. Но Гнедой уже стремительно рванулся вперед. Старик еще несколько минут бежал за ним, потом остановился, опустил дрожащие руки и заплакал.

Бандиты заметили скачущего на лошади человека, но не встревожились. Что он может — один против двадцати пяти до зубов вооруженных людей? Главная опасность была сзади.

Прозвучала одинокая пулеметная очередь, но конь и всадник невредимые перелетали через поляну. Тут уже главарь банды понял грозившую им опасность и прицелился. Лошадь вздрогнула, стала на дыбы и рухнула на землю, Семен ни на минуту не потерял самообладания. Он залег за трупом лошади и начал вести методический огонь из автомата. Взвыв от боли, свалился бежавший впереди бандит. Остальным пришлось залечь в снег. Дорога к лесу была отрезана.

А на другой стороне поляны, вдоль опушки леса, задыхаясь, бежал старик. Шляпа его упала в снег, седые волосы разметались по ветру. Он видел, как погиб Гнедой, как залег за трупом лошади отчаянный Семенко. Старый спешил навстречу пограничникам, чтобы предупредить о смертельной опасности, нависшей над их товарищем.

Но Семен не думал в эту минуту ни об опасности, ни о смерти. Ведь следом за бандой идут пограничники. Они атакуют ее с тыла и все будет кончено.

Чуть-чуть приподнял голову из-за трупа лошади, чтобы лучше видеть залегших в снег бандитов. Свистящая пуля обожгла ему левое плечо, рука безжизненно повисла. Что ж, он и одной рукой может вести огонь. Вот уже второй, третий, пятый бандит не подымутся больше с земли.

Пустельников снова выглянул из-за своего укрытия. Пуля лизнула ему шапку, но зато Семен увидел, как по дороге бегут к нему на помощь пограничники. Серые шинели их мелькают совсем уже близко.

— Ага, — закричал Пустельников, — будет вам всем сейчас крышка. Сдавайтесь! — Снова нажал на спусковой крючок. Но что это? Выстрела не последовало. Кончились патроны.

Это сразу поняли и бандиты. Видя приближающихся пограничников, они решили поскорее покончить с солдатом, преградившим им путь.

Увидев бегущих со всех сторон врагов, Семен поднялся во весь рост. Как он красив был в эту минуту, разгоряченный боем, с выбившимися из-под шапки влажными волосами, с глазами, сияющими как два озерка под солнцем!

Когда бандиты со всех сторон протянули к нему свои поганые руки, Семен выхватил гранату, зубами сорвал кольцо, поднял ее, как флаг, над головой.

— Не уйдете, гады!

Грохнула граната, разметав бандитов по снежной поляне.

Когда пограничники подбежали к месту взрыва, они сразу же увидели правофлангового заставы Семена Пустельникова, Он лежал на трупе Гнедого, широко раскинув сильные руки.

— Не успели, как же они не успели? — укоризненно прошептал Волков, когда старшина закончил свой рассказ о правофланговом.

Так начал свою службу на заставе рядовой Иван Волков. Долго еще подтрунивали над мим товарищи, поминая «тот ключ от границы», но тулячок не обижался на них и только отмалчивался, а вскоре и сам вместе с другими потешался над своей неосведомленностью.

Это оказался действительно дотошный солдат, интересовался он каждой мелочью, учился у своих начальников и у более опытных солдат.

Аккуратный, деловитый, он к любому заданию относился со всей серьезностью. Всякая, даже самая трудная и неприятная работа, казалось, так и просилась к Ивану в руки. Да и что ж тут было удивительного? Выросший в колхозе, он с детства был приучен к труду. Вот только учиться не пришлось. Кончил всего четыре класса. Трудно было матери-колхознице поднимать троих мальчишек без отца.

Когда Волков исполнял так называемые хозяйственные работы, старшина только крякал от удовольствия. Солдатик с таким усердием скреб в казарме пол, подметал двор, чистил коня, что было приятно смотреть.

Одного только не мог понять Волков в первые дни своей службы на заставе — как уберечь границу от нарушителя.

— Ведь, скажем, поручат тебе охранять участок, — высказывал Иван свои сомнения соседу по койке, — а участок протяженностью километра три-четыре, да все лесом, да с болотами. Покуда я, к примеру, одну сторону проверять буду, нарушитель проползет с другой стороны.

Тайны науки охраны границы помогли раскрыть рядовому Волкову начальник заставы Охримчук, замполит Лызин, старшина Черенков и инструктор службы собак, сверхсрочник, старший сержант Егоров. С двумя последними не раз приходилось Ивану ходить в наряды, Они учили молодого пограничника читать следы на земле, осматривать контрольно-следовую полосу.