Паром - Искандер Фазиль Абдулович. Страница 25
Памяти Чехова
Он был в гостях и позвонить домой
Хотел. Но странно — в памяти заминка.
А ощущалось это как грустинка.
«Стареем, — он подумал, — боже мой.
При чем тут грусть? Грусть — старая пластинка.
Какой-то дрянью голова забита.
Как редко, кстати, я звоню домой…»
И вдруг припомнил — жизнь его разбита.
Цветы
И я любил свеченье роз,
Бутонов вздернутые пики,
Разбросанные после гроз,
И сжатый аромат гвоздики.
Весна, весна кому не лень
Букеты за городом нижет,
А одуревшая сирень
Сама ломающего лижет.
И в вазах жаркие цветы.
Недолгие дары вокзалов,
Как те хохочущие рты
Над светлой влагою бокалов.
Какие я букеты вез.
Какие девы улыбались!
Но чаши царственные роз
Как в страшном сне вдруг осыпались.
И орхидея на груди.
Слегка сладящая, как дынька…
Скажу, господь не приведи.
Тебя — гниение и линька.
Оплот последней красоты
Там, над альпийскою тропою,
Простые горные цветы,
Устойчивые к скотобою.
Форели
Не то что б вышел провиант,
А так, забавы ради.
Принес форелей лейтенант.
Поймал на водопаде.
К огню присел продрогший гость.
Он молод был и весел.
Одежду мокрую насквозь
Он у огня развесил.
Я в руки взял еще живых.
Хватавших воздух глоткой.
Была приятна тяжесть их.
Как тяжесть самородка.
Я трогал плавники и хвост.
Оглядывал форелей.
Вдоль спин, как отраженье звезд,
Накрапинки горели.
Где тайна этой красоты
Прохладной и лучистой?
Печать среды? Печать воды
Высокогорной, чистой?
Одолевая непокой
И смутное ненастье,
Форель дрожала под рукой,
Как вероятность счастья.
Удач я в жизни не искал.
Но все-таки, но все же
Такая ночь, такой привал
Иных удач дороже.
Зачем мы ехали? Куда?
Не помню — и не надо.
Но не забуду никогда
Ту ночь у водопада.
Хребта заснеженный гигант
В холодном лунном свете,
Тебя, товарищ лейтенант,
И три форели эти.
Обслуга
Официанту, и шоферу,
И слесарю, и полотеру
Даем на чай, даем на чай,
Мол, на, бери и не серчай!
Но тайное сомненье гложет,
Догадкой смутною тревожит.
Как будто обещал им счастье,
А вместо счастья — маргарин.
И это чувствует отчасти
На чай берущий гражданин.
Не потому ли не впервые
Берет надменно чаевые
И, нас же вывалив, как сор.
Стреляет дверцею шофер!
Орлы в зоопарке
Орлы, что помнят свои битвы поименно.
Дряхлеют за вольерами и спят.
Как наспех зачехленные знамена
Разбитой армии владельцев небосклона.
Небрежно брошенные в склад.
Вдруг вымах крыл! Так что шатнулась верба
За прутьями. Что вспомнилось, орел?
Плеснув, в бассейне вынырнула нерпа,
Но зоопарк не понесет ущерба:
Кругом железо, да и сам тяжел.
Другой срывается на гром аэропорта.
Все перепуталось в опальной голове.
Он, крылья волоча, шагает гордо.
Приказа ждет, а может быть, рапорта.
На босу ногу в дачных галифе.
Положительные эмоции
Бывает, от тоски сдыхая
И ненавистью полыхая
К себе и к жизни: тлен и прах!
…Долга трамвайная стоянка.
Двух эфиопов перебранка.
Тьму усугубивших впотьмах.
Вдруг, Боже, запах каравая.
Звон запропавшего трамвая!
Пошло! Пошло! И впопыхах
Летит окурок прямо в урну.
Как метеор в кольцо Сатурна,
Вскочил, и поручни в руках!
Определение скуки
Отчаянья девятый вал
Подхватывал, бывало,
Выныривал, переплывал.
Вжимался пальцами в причал.
Вновь набегающий смывал —
Бултых с причала!
Печаль, понятную уму,
И грусть вечернюю в дыму
Превозмогу, оттаяв.
И только скуки не пойму —
Страданье негодяев.
Минута ярости
Чтоб силу времени придать,
Перезавел часы опять,
И снова лопнула пружина.
Опять бежать к часовщику.
Как на поклон к временщику?!
Взорвись, замедленная мина!
И с этим хвать часы об стол.
Я время с треском расколол,
Детали к черту разлетелись!
Быть может, мы уже в конце,
И каменеет на лице
Доисторическая челюсть.