В моих безумных фантазиях - Маклейн Джулиана. Страница 8

— Как хорошо, что это вы. — Ребекка попыталась отвлечься от своего Грешного чтения, сделав шаг вперед, и посмотрела в обе стороны узкого коридора. — Я на минуту запаниковала, решив, что это может быть отец.

Она вернулась в комнату.

— Он не имеет ни малейшего представления, где мы. Тут полная безопасность, — сказала тетя Грейс.

Ребекка пристально рассматривала платье тети, надетое по случаю, бала, который должен был состояться в тот вечер:

— Оно прекрасно.

Грейс собиралась на костюмированный бал в Пембрук-Пэлас, одетая как Мария Стюарт, шотландская королева. До того, разумеется, как ей отрубили голову.

— Я едва дождалась, чтобы увидеть вас в этом костюме, тетя Грейс.

— А мне не терпится увидеть тебя в твоем. Начнем?

Ребекка отступила в сторону, пропуская тетю в комнату, чтобы они могли помочь друг другу в подготовке к балу. Ни одна из них при создавшихся обстоятельствах не решилась привезти своих горничных.

Ее тетушка протиснула в дверь свою полную фигуру в пышном костюме.

— Я надевала его два года назад на костюмированном балу в Лондоне. Надеюсь, никто из гостей в Пембруке не присутствовал на том вечере, иначе я буду чувствовать себя крайне неловко.

— Но чтобы приготовить новые костюмы, совсем не было времени, — напомнила ей Ребекка, с ужасом вспоминая, как они убежали ночью из ее дома, словно спасающиеся воры. — Уверена, твой костюм будет прекрасно смотреться, тетя Грейс.

Но так ли это будет на самом деле, смущенно подумала девушка, доставая собственный костюм из сундука, поставленного в большой, изящно украшенный шкаф. В последнюю неделю вся ее жизнь встала с ног на голову после оглушающей новости, что отец намерен выдать ее замуж за их соседа, мистера Раштона.

Хотя он был по-своему красив и мог, когда хотел, казаться очаровательным, она никогда и ни за что не вышла бы за него замуж, поскольку считала задирой и тираном. Он стегал своих лошадей по мордам, когда они недостаточно быстро повиновались ему, а однажды на улице она увидела, как он пинал своих собак, чтобы подчинить их себе. Когда на следующий день он нанес визит ее отцу — она не знала, с какой целью, они всегда беседовали наедине, — девушка резко выговорила ему за жестокость. Однако мистер Раштон решительно отрицал, что делал нечто подобное, уверяя ее, что это, видимо, был один из его конюхов. С насмешливым, снисходительным выражением он обещал отчитать их всех.

Даже сейчас она почувствовала, как у нее непроизвольно сжались челюсти при воспоминании об этом происшествии.

Что же касается участия ее отца в этом… Она понимала, что именно боли стали причиной его придирчивости в последние несколько лет. Отец временами был настолько раздражен, что, казалось, одно ее присутствие в доме вызывало его негодование, хотя она осталась единственным человеком в мире, который еще сохранил остатки привязанности к нему.

Ребекка часто задавалась вопросом, почему она продолжала оставаться преданной ему, получая в ответ так мало доброты. Ответ, как она полагала, был прост. Он ее отец, и он нездоров. Ей хотелось быть хорошей и послушной дочерью, терпеливой и понимающей его вздорный и сварливый характер. Она хотела, чтобы ему жилось комфортно, и делала для этого все, что могла. Ребекка искренне не желала, чтобы он оставался в одиночестве при всех своих болезнях, вспоминала времена, когда они были близки.

Но сейчас, из-за безумного обещания, данного им мистеру Раштону, вопреки ее желаниям все изменилось. Поступок отца трудно было совместить с состраданием к нему. Теперь все, что она могла сделать, это подумать, что из-за изоляции от внешнего мира он потерял ощущение реальности. Больше года он не покидал свой дом и не мог понять, что за границами его поместья шла другая жизнь. Он просто не представлял, что в Англии существовали другие мужчины, за одного из которых она могла выйти замуж. Отец стал настаивать, что ее долг — быть здесь, возле имения, — долг перед ним и титулом Крейтонов, потому что это был один из нескольких графских титулов, наследуемых по женской линии.

Ребекка разложила карнавальный костюм на кровати и подумала о том, как нелегко было бросить вызов отцу, сбежать, не сказав ему ни слова. Подразумевалось, что дочь обязана повиноваться отцу. Она знала это. Но выйти замуж за мистера Раштона? Девушка вздохнула. Возможно, в каком-то смысле она была благодарна за этот толчок к действию, поскольку слишком долго жила призрачной жизнью, без всякой радости, в мечтах и ярких надеждах на будущее, даже когда пребывание в доме рядом с отцом становилось невыносимым.

У нее никогда не было настоящего дебюта или волшебного первого сезона в лондонском свете, как у других девушек ее возраста, и она не приняла ни единого приглашения где-нибудь за пределами имения отца. Несколько сельских ярмарок и танцев под присмотром престарелой соседки было самое памятное, что ей удалось испытать.

Оглядываясь на все это сейчас, Ребекка задумалась над тем, не принимала ли она так долго ту жизнь оттого, что жила в мире грез и испытывала страсть, изучая дневник загадочной Лидии. Может быть, она могла бы решительнее сражаться за свою независимость, если бы все обстояло иначе, если бы она никогда не нашла тот дневник, который оживлял ее мечты — мечты о некоем джентльмене, который оставил Англию ради Америки три года назад. Возможно, именно его отсутствие позволяло Ребекке находить удовольствие в ее маленьком мирке, потому что она знала, что он непременно вернется, и терпеливо ждала той всепоглощающей страсти, о которой читала и грезила. Такой же страсти, которую она сама испытала однажды на безлюдной сельской дороге неподалеку от гостиницы.

Что ж, по крайней мере, ожидание закончилось, подумала девушка, пытаясь снова обрести оптимизм, пока сидела перед зеркалом и наблюдала, как тетушка укладывала ее вьющиеся огненно-рыжие волосы в пучок на макушке, а затем вытащила один локон, и он свободно заструился по спине. Лорд Готорн вернулся домой, она это знала. Он прибыл на торжества по случаю пятидесятилетия матери и как раз вовремя, чтобы снова подарить Ребекке надежду. Она, с тетушкой в роли дуэньи, будет присутствовать на том балу, потому что лорд Готорн был нужен ей. Срочно и безотлагательно.

— Как вы думаете, он вспомнит меня? — спросила она, героически пытаясь выглядеть спокойной и безразличной, глядя на отражение тетушки в зеркале.

Ребекка собиралась на бал в костюме Елены Троянской, который она выбрала с одной целью — привлечь внимание маркиза. В конце концов, красота Елены соблазнила многих античных героев…

— Право, не знаю, душенька, — ответила тетя, потуже закалывая костюм Ребекки вокруг плеча, — Он так долго отсутствовал.

Ребекка облизнула губы и кивнула, пытаясь не выказать своего разочарования.

Тетя улыбнулась ей в зеркале:

— А впрочем, о чем это я говорю? За последние четыре года вряд ли ему приходилось выручать прекрасных рыжеволосых девушек из неуправляемых карет, чьи кучера в пьяном виде сваливались со своего места. Такое не забывается.

Ребекка попыталась улыбнуться:

— Вы правы, тетя Грейс. Может быть, он и помнит ту ночь, но мне интересно, вспомнит ли он меня и, что еще важнее, отнесется ли ко мне по-другому теперь, когда я стала старше? Тогда мне было только семнадцать. Теперь же — почти двадцать один. — Точнее, до двадцати одного года оставалось прожить шесть дней. Шесть дней до ее совершеннолетия. — Возможно, он доставил нас сюда, в гостиницу, и тут же забыл. Ведь он не пригласил нас ни на один прием.

Но по крайней мере теперь она поняла, почему ей не разрешалось посещать никакие светские собрания. Именно поэтому Ребекка и ее тетушка находились здесь, в гостинице «Пембрук-инн», зарегистрировавшись под чужими именами. Вот отчего она убежала из дома ночью, словно преступница.

Одна мысль об этом наполняла ее жгучим стыдом за то, что она предала отца, и она искренне боялась за свое будущее. Ребекка все еще помнила нетерпеливую дрожь в его голосе три дня назад. «Ты не откажешь ему, Ребекка. Он не потерпит этого, так же как и я».