Карьеристки - Бэгшоу Луиза. Страница 57

— Ну конечно, помню, — ответила та, чрезвычайно польщенная.

Джон Меткалф крутил баранку одной рукой, направляя машину по фривею Санта-Моника к «Колизеуму» и слушая, как Джо, певец группы, играл с интервьюершей, как на гитаре. Меткалф нажал несколько кнопок на стереосистеме, пытаясь найти станцию, где бы не было «Атомик масс». Ему не удалось.

— Это «Большая кошка» из «Животного инстинкта».

— …сейчас прозвучала песня «Золотой лед» в исполнении «Атомик масс»…

— …с диска, который сейчас продается…

— …которая делает британскую рок-группу третьей, для которой предоставляется весь «Колизеум»…

— …из «Берегов Венеры». Наш конкурс «Что бы вы сделали, чтобы достать пару билетов на «Атомик масс» достиг апогея.

— …это был «Ныряльщик»… написанный Моттом…

Джон с насмешливым облегчением закатил глаза.

— … который, кстати, в данный момент очень влияет на группу «Атомик масс», объявление о выступлении его сегодня вечером висит в «Колизеум» это их самое первое шоу в гастрольной поездке 1995 года — «Животный инстинкт»…

Он застонал от явного поражения. Он так и не смог от них избавиться, что означало — он не смог избавиться от нее. Ну по крайней мере его дочерняя фирма, которую он создает в результате сделки, в хороших руках. Что за женщина! Что за работник! Что за… красотка!

Она сидела в его офисе, придвинув к себе два телефона.

— О'кей, вот как это делается, — сказала Ровена, шлепнув перед собой лист с записями о продаже билетов. — Итак, продано восемьдесят пять процентов. Этого мало. Мне нужно сто процентов.

— Да зачем? — удивился он. — Восемьдесят пять — хорошие деньги.

— Дело не в этом. А в том, как принимают группу. Открываемся в «Колизеуме» — значит, надо полностью запродаться, вот так. И никаких возражений. Я хочу, чтобы люди возмущались, — хотят купить билеты и не могут.

— А иначе что? Группа будет плохо выглядеть?

— Ну поздравляю, выиграл сигару, — сказала Ровена, как глупому ребенку. — Сегодня мальчики дают большой доход. И я хочу, чтобы они давали его и завтра, и послезавтра.

— Но представление завтра, — заметил он, любуясь серебристым каскадом ее волос, ниспадающих до изящной талии. Ледяные с зеленоватым оттенком глаза сверкали вызовом.

— Значит, в моем распоряжении три часа.

— Так за три часа ничего не сделать, — рассмеялся Джон.

— Правда? — спросила она. — Ну что ж, смотри.

И он смотрел. И он видел потрясающую линию ее ног в обтягивающих джинсах, облепленные майкой маленькие груди, видел, как она по-мужски села, расставив ноги и похлопывая по колену рукой без маникюра. Он пытался не смотреть ей между ног — ткань обтягивала откровенно. Ему хотелось расстегнуть пуговицы на ее ширинке, скользнуть туда рукой и гладить медленно-медленно, пока у нее не начнутся спазмы, пока она не станет хныкать и просить, и может быть, ему захотелось бы взять в руки сноп светлых волос… Боже мой, как бы он был терпелив, а овладев ею, действовал бы медленно, входя глубоко, не обращая внимания на ее мольбы поторопиться. Он научит ее настоящему сексу, чтобы, испытывая оргазм, она думала — наступил конец света. А тогда… Потом… Он женится на ней, на этом великолепном создании.

Он наблюдал, как чертовски хороша она в работе.

— Это Ровена Гордон. Это Кен, да? Я тебя тоже… Понятно… Слушай, у меня к тебе предложение… Нет, слушай, ты попробуй, а у меня есть пятьсот билетов на «Атомик масс» в «Колизеум» на завтра… Правильно, да, все продано. Замечательно.

— Сэма Годи в Сакраменто, пожалуйста. Ричард Браун? Это Ровена Гордон. У тебя там приличный набор «Атомик масс», да, дорогой? Я думаю, может, мальчики по пути в аэропорт завернут к тебе… Черт, ты знаешь, не могу гарантировать… Нет, все абсолютно продано. Но если ты создашь хорошие условия для продажи, попробую сговориться. Сто? Двести? Двести пятьдесят? Не знаю. Это трудно. Но ты позвони Саймону в «Тикет мастер», скажи — от моего имени. Ради Бога, все для моего любимого менеджера из любимого магазина.

— Джозеф Моретти, говорит Ровена Гордон. Да, нет, это «Мьюзика». Правильно. Билеты все проданы. Но я хочу, чтобы завтра был день «Атомик масс». Могу устроить интервью. Нет, прекрасно. Не знаю. Какие два самых красивых слова в английском языке? Дело сделано? Ха-ха-ха! Ну, вы поняли…

Через два с половиной часа она отставила телефоны. «Атомик масс» получил исключительные привилегии на всех крупных радиостанциях и в магазинах по продаже дисков в Южной Калифорнии.

— Фантастика! — Джон покачал головой.

Ровена закурила и глубоко затянулась. Он заметил, она никогда не спрашивала разрешения закурить и никогда не извинялась при этом.

— Ну, что теперь?

— А теперь я пошлю факс главе «Мьюзика» в Нью-Йорк с пресс-релизом.

— И что будет в этом пресс-релизе? — спросил он, совершенно очарованный.

— В нем будет, — улыбнулась она, — что все билеты проданы и что сейчас единственный способ достать их — по радио или по конкурсу в магазинах, и что надо предупредить полицию о возможных стычках в толпе разочарованных поклонников, не попавших на концерт.

Он рассмеялся:

— Ты невероятная женщина. Не могу поверить. Я дал телефон, и ты завоевала Лос-Анджелес.

— И глазом не моргнув.

— Так скромно.

— К черту скромность, — сказала она, чувствуя себя невероятно счастливой. — Я все равно лучше всех.

Он повез ее на ужин в «Мортон». Ночной воздух напоен ароматом жасмина и секса. На ней серое платье, маленькое, шелковое, как вода обтекавшее стройную фигуру. Длинные оголенные ноги обуты в красивые сандалии. Ему до боли хотелось ее.

Джон Меткалф — президент студии, очень привлекательный, богатый, могущественный, живущий в одном из самых жизнерадостных городов мира. У него полно женщин, и среди них есть далеко не самые глупые.

Но за несколько дней, встретившись с Ровеной Гордон, он понял: она не похожа ни на кого, не сопоставима ни с кем. И это не открытие в ослеплении вспышки света, неона, космических стрел, а спокойная уверенность: Ровена Гордон — его девушка.

Ему захотелось ее получить и владеть ею. Ему хотелось надеть блестящее кольцо на ее палец и крикнуть на весь мир: она принадлежит только ему. Противоречия в ней просто зачаровывали. Холодная английская леди, которая крутилась и вертелась, как энергичный мужик из Бруклина. Нежная красивая роза, бросившаяся в грубую мужскую музыку — хеви-метал и мощный рэп. Классическое образование отточило ее ум, полностью направленный на музыку, которую он не понимал, как и слова, с ней связанные: техно, глам, свинг-бит. Казалось, ей интересно делать деньги, и она в какой-то мере жадна до них, но ей совершенно неинтересно делать их в любой другой сфере — только в этом бизнесе. На следующий день после завершения сделки он предложил ей место вице-президента в его студии, с правом на пай, что втрое больше, чем она имеет в «Мьюзика». Она улыбнулась и попросила его объяснить, почему она должна так низко пасть.

Оглядывая гибкую спортивную фигуру Ровены, он размышлял о ее сексуальности. Интересно, понимает ли она сама, чего хочет. Ее тело говорило само за себя. Она не могла бы выразиться яснее, если бы даже на белой майке черными буквами написала: «Владей мной». Очевидно, у нее есть любовник, мужчина, который, как ей кажется, дает ей то, что она хочет.

Джон Меткалф нажал на газ, в голове бродили разные мысли. Холодный ночной ветер трепал волосы Ровены, и они, как золотистое знамя, трепетали и светились во тьме. Ему стадо еще хуже. «Кто бы он ни был, он уже в прошлом, — мрачно подумал Меткалф. — Интересно, что он заставлял ее делать. Интересно, не заставлял ли он ее через рот. И не ставил ли ее на четвереньки, чтобы поиметь сзади. Боже мой! Если он еще хоть раз до нее дотронется, он будет мертв».

Ровена потянулась на своем сиденье, закинув руки за голову. Ее тело слегка выгнулось, он увидел маленькие затвердевшие от холода соски, проступившие через платье.