Карьеристки - Бэгшоу Луиза. Страница 71
Но проблема в том, что Ровена виновата. Безусловно. Будь публикация в журнале клеветой, юристы «Мьюзика» могли бы подать на издание в суд. Сам он очень сомневался, что именно легкомысленное замечание Ровены подтолкнуло молодого гитариста к наркотикам, но дело не в этом: она снисходительно отнеслась к его пристрастию и была поймана с поличным.
Ровена, конечно, права: все принимают наркотики, особенно в Лос-Анджелесе, и Меткалф не сомневался — в музыкальном мире Нью-Йорка то же самое. Она верно сказала — можно попробовать и бросить, но не надо позволять наркотикам испортить твою жизнь. Значит, и она испытала экстатическую радость от зелья, ну что ж, очень хорошо, с ним тоже такое было, но уже мною лет они оба этим не занимаются.
А что она могла сказать этому парню, рок-звезде? Сказать «прекрати»? И что — он бы ее послушал, что ли? «Не позволяй наркотикам овладеть тобой» — самый лучший совет с точки зрения Меткалфа. Доведись ему участвовать в подобном разговоре со звездой «Метрополиса», он скорее всего повторил бы слова Ровены.
Но тем не менее ситуация сложная, и Меткалф это понимал. Он — самый молодой глава студии в городе и своей удачливостью нажил кучу врагов. Как там у Шекспира? Какая тяжесть — голова с короной. И акулы тотчас пустят слюну, как только что-то унюхают. Например, что его подруга отвергнута ее же собственной компанией.
Но другого решения нет.
— Закажи мне мой столик в «Спаго», — громко приказал Меткалф секретарше после производственного совещания в «Метрополисе». И пока все важные шишки и другие участники встречи собирали бумаги, добавил: — Я собираюсь поужинать с Ровеной Гордон. В четверг, в девять.
Все присутствующие старательно избегали смотреть ему в глаза. Но Джон ни на секунду не обманывался: через десять минут весь голливудский мир будет знать — Джон Меткалф и Ровена Гордон продолжают встречаться.
Он позвонил ей:
— Как ты?
— Лучше, — ответила она, но голос звучал вяло и равнодушно. — Со мной все кончено, Джон. Я ничего не могу делать. В музыкальном бизнесе я ничто.
— Ты ничего не можешь делать, как раньше, — поправил он. — А это другое.
— Я больше не человек, — сказала Ровена.
— Чушь, я не дам тебе сдаться! — ответил он резко. Отрешенность в ее голосе ужаснула Джона. Она говорила так, будто в ней остановилась сама жизнь. — Мы с тобой ужинаем в четверг в «Спаго». И если ты не появишься здесь до утра среды, я полечу к тебе.
Впервые за всю неделю Ровена почувствовала какое-то желание: ей захотелось увидеться с Джоном.
— О'кей, — сказала она.
Как будто проблеск оживления, подумал Меткалф.
— И еще одно, — уговаривал ее он. — Разберись с финансами. И пойми, в каком ты положении.
— Я не могу этим заниматься, — сказала она.
— Можешь и будешь, — ответил ей Меткалф. — Ты хочешь, чтобы те, кто с тобой расправился, наблюдали, как Ровена Гордон вообще сходит с круга? А что скажет твой подонок-отец — «Я всегда знал — у нее ничего не получится»? Подними-ка голову, Ровена Гордон, и не смей меня подводить.
— Значит, вы хотите сказать — у меня нет денег, — три дня спустя говорила Ровена.
Она сидела напротив Питера Вейса, бухгалтера, в отделанном дубом офисе «Вейс, Флетчер и Баум». Короткий коричневый костюм, лодочки, волосы аккуратно расчесаны и собраны сзади в хвостик, никаких украшений. Вполне приличный вид, но не более того.
Вейс никогда не видел Ровену Гордон столь непривлекательной. Стройность превратилась в худобу, обычно здоровый цвет кожи сменился мертвенно-бледным, а блеск зеленых глаз исчез.
— Не совсем так, — начал он осторожно. — После расчетов с «Мьюзика» вы потеряли взнос в пенсионный фонд и не получили компенсации. Вы должны сдать свой «Лотус». Финансовые планы, которые мы для вас разрабатывали, — он откашлялся, — не учитывали вероятность случившегося. Значит, мы вынуждены пересмотреть все цифры. Вам придется продать квартиру, потому что «Мьюзика энтертейнмент» частично финансировала первоначальную сделку.
— Они — владельцы квартиры?
— Нет. Просто у вас есть доля в праве на недвижимость, — поспешил он, — так что часть выручки ваша. И у вас появится солидная сумма, если вы продадите акции «Мьюзика».
Она покачала головой:
— Я хочу их сохранить.
Вейс нервно зашуршал бумагами.
— Мисс Гордон, я бы посоветовал не делать этого, — сказал он. — Ваши денежные накопления очень ограниченны. И потом вы, — хмыкнул он, — предпочитали жить на грани ваших финансовых возможностей.
— А если продадим квартиру и акции? Сколько у меня останется?
— Не могу сейчас сказать точно, — ответил Вейс, — но думаю, немного больше миллиона долларов. Ну а потом вам надо будет найти новую квартиру, мисс Гордон. И вы не сможете жить с привычным размахом.
— Спасибо, мистер Вейс, — ответила Ровена. — Я буду вам очень благодарна, если вы пришлете окончательные расчеты.
— Наша фирма была бы рада представлять вас и за меньший гонорар, мисс Гордон, — импульсивно воскликнул Вейс, тронутый спокойным достоинством, с которым она держалась. — Мы уверены, вы добьетесь успеха в любой области, которую выберете.
Ровена протянула руку мужчине, тронутая первым проявлением веры в нее со стороны человека не близкого круга. Сотрудники и промоутеры компании, которые прежде чуть не лизали ей зад, после случившегося даже не отвечали на ее телефонные звонки.
— Я вынуждена отклонить ваше предложение, мистер Вейс, но я не забуду вашу доброту, — сказала Ровена.
— А почему, мисс Гордон? — удивился он, явно разочарованный.
— Потому что я уезжаю из Нью-Йорка, — ответила она. — Мне здесь больше нечего делать.
30
Во всяком случае, теперь у нее хватало сил вставать по утрам. У нее появились дела. Продав квартиру, Ровена нашла сравнительно дешевый дом на Голливуд-Хиллз над Шато-Мормон, где после землетрясения девяносто четвертого года цены на недвижимость резко упали. Потом продала акции и начала собираться переезжать.
Питер Вейс оказался прав. Все, что у нее осталось, если не считать продажу акций «Мьюзика», — миллион сто тысяч долларов.
Для большинства такие деньги — целое состояние. Но по стандартам Ровены — падение в пропасть.
Все с кем она работала, имели раз в десять больше. Джон, Джош, Барбара, Майкл, музыканты из группы. А она оказалась слишком занятой — летала первым классом, покупала дорогие вещи, беспокоилась о делах других и не вникала в свои финансы.
А теперь поздно.
У Ровены появилось много времени, впервые в жизни она могла оглянуться назад. И, оглянувшись, поняла — сколько же она наделала ошибок! Предала человека, верившего ей, и отказалась признаться в своей вине. Она снова и снова дразнила Топаз, потому что возненавидела ее как свою собственную жертву. И презирала ее, возгордясь собственным успехом. Успех оказался довольно хрупким, как она теперь поняла. Ровена вдруг осознала, кто она такая в глазах Топаз. Этакая надменная кичливая сучка, которой наплевать на всех, кроме себя.
После неудачной попытки Росси помешать запуску «Хит-стрит» Ровена вообразила себя непобедимой. И не важно, что Майкл Кребс, а не она, сумел все провернуть. А уж когда ей удалось подписать контракт с «Обсешн» и «Стиммер», то решила — она вообще неуязвима.
А ее разговор с Джейком? Дело не в том, что она сказала, а где. На приеме у Элизабет Мартин. Где присутствуют все, кто что-то собой представляет, в том числе примерно половина самых известных репортеров города, асов по вынюхиванию.
«Палка или камень могут переломать мне кости, но слова не причинят никакого вреда».
Разве?
Она в шоу-бизнесе с самого начала своей карьеры и больше ничего не умеет. И сейчас нет никакой возможности наняться в какую-нибудь компанию в этой сфере. Ее никто не возьмет.
Она теперь никогда не сможет работать, тупо думала Ровена. Она ощущала стыд, ей казалось, над ней и ее домом, над всей ее жизнью нависла катастрофа, как черный туман.