Влюбленный призрак - Кэрролл Джонатан. Страница 41

— Как могла я забыть такие вещи? — Она замолчала, подождала, чтобы успокоилось дыхание. — Как могу я вспомнить их снова, после того как они исчезли? — Она посмотрела на свою двойняшку, и ее что-то озарило. — А как ты помнишь про мистера Малоземова? Если ты — это я десять минут назад?

— Потому что я теперь твоя история, — сказала двойняшка. — Когда истечет твое время, ты станешь просто еще одной частью истории Даньелл Войлес. Ты присоединишься ко всем остальным частям. Тогда ты будешь знать все, что знают они.

— Значит, существую я, — Даньелл взяла в левую руку указательный палец правой, — и существуете все вы. Нас разделяет стена. Вы помните все, потому что вы — часть моего прошлого. Но я помню только отрывки из него, потому что живу сейчас?

— Верно.

Когда она размышляла над этим, на ум ей пришел образ светлячков. Даньелл не была склонна к метафорам, но сейчас свои воспоминания она представила в виде светлячков. Вспомнила те прелестные летние вечера, когда она была девочкой, бегавшей по заднему двору и ловившей их в кувшин. Она держала их там несколько минут, любуясь ими, а потом снова выпускала в ночь точками мягкого света. Казалось, они не были против. Но до чего же грустно сейчас думать, что ее воспоминания о жизни — обо всей жизни — были подобны нескольким мерцающим светлячкам в кувшине.

— Сирень.

— Что?

— Каждую весну в лавке мистера Малоземова всегда пахло сиренью. Он держал на прилавке большой букет сирени, пока она не отцветала.

Даньелл была рада, что вспомнила эту подробность.

— Ты имеешь в виду эти склоняющиеся лиловые цветочки, что стоят у него в лавке? Это сирень? — спросила девочка.

— Да. Он ставил вазу сирени на одно и то же место на сигарном прилавке. Я теперь вспомнила. Хочу вспомнить больше. Хочу вспомнить всю свою жизнь. Как мне это сделать? Как вернуть то, что утрачено?

Ее двойняшка указала на женщин, сидевших за столами для пикника:

— Поговори с ними еще.

11

ПОСМОТРИ В ЗЕРКАЛО

— Что-то не так.

— А то мы сами не понимаем.

Они втроем стояли на тротуаре перед домом Даньелл Войлес. Лоцман оставался с ними вплоть до этого момента, но затем куда-то ушел.

— Бен, это была твоя идея. Ты сказал, что она может попасть в беду, и поэтому мы сюда пришли. Теперь ты говоришь, что что-то не так. Что же нам теперь делать? Войти и посмотреть, все ли с ней в порядке или нет?

— Говорю вам, здесь что-то не так. Еще раз могу повторить — здесь что-то не так. Я даже не знаю, дома ли она сейчас. По пути сюда я был уверен, что мы должны ей помочь, но теперь не знаю. Может быть, поэтому я и подумал, что она попала в беду. Что-то изменилось. Что-то стало другим.

— Здорово! Это так о многом нам говорит: «Что-то стало другим».

— Оставь на время свой сарказм, ладно, Лин? Дай мне все обдумать.

Она двинулась к двери.

— Если она действительно в беде, мы теряем время. Я просто войду и посмотрю.

Бен протянул руку и остановил ее:

— Плохая мысль. Ты не можешь делать то, что могла раньше. Заходить туда может быть опасно.

— Что же случится — я могу погибнуть? — Привидение фыркнуло.

Все еще держа ее за руку, Бен сильно ее ущипнул.

— Ой! — Лин выдернула руку и стала ее растирать. — С ума сошел? Зачем ты это делаешь?

— Чтобы показать тебе, что такое боль. Значит, теперь она для тебя стала тем же самым, что и для других людей. Да, Лин, ты можешь погибнуть, и это может оказаться ужасно больно. Ты знаешь, куда после смерти отправляются привидения, ставшие людьми? Я не знаю. Тебе не рассказывали, перед тем как ты сюда явилась?

— Бен?

Он не обратил внимания на Фатер и продолжал смотреть в глаза Лин, дабы убедиться, что до нее дошло.

— Бен?

— Что?

— Посмотри.

Лоцман стоял под уличным фонарем в обществе двух собак, двух кошек и вроде бы нескольких больших крыс. Они, казалось, о чем-то совещались.

Группа животных снялась с места и двинулась в сторону людей. Но в нескольких футах они свернули к дому. Лоцман прошел ближе всех остальных, но не заговорил и даже не посмотрел в их сторону. Почти подойдя к входной двери, он остановился, повернулся и пошел назад.

— Мы идем внутрь, чтобы осмотреться, — сказал он Бену. — Сейчас там слишком опасно для людей. Ждите здесь, пока мы не вернемся.

— Лоцман!

Пес повернулся и затрусил прочь.

Все животные жили по соседству, так что они хорошо знали дом Даньелл. Сначала крысы обошли дом и вошли через маленькое разбитое окно подвала. Получив от крыс весть о том, что путь свободен, за ними последовали кошки.

Лоцман остановился на полпути, удостоверяясь, что они благополучно проникли в здание. Когда это произошло, он лаем дал сигнал остальным продолжать. Две собаки, стоявшие на передней лужайке под открытым окном первого этажа, немедленно учинили драку. Громко и яростно лая, они притворялись, будто готовы загрызть друг друга. Но с более близкого расстояния было видно, что они притворяются, кусая воздух.

Вскоре домовладелец распахнул входную дверь и вышел, угрожающе размахивая метлой:

— Пошли прочь отсюда, шавки! Убирайтесь!

Собаки перебрались немного ближе к улице, но драться не перестали, хотя теперь домовладелец пытался просунуть между ними метлу. Уверившись, что все внимание человека сосредоточено на них, Лоцман прошмыгнул в здание через открытую дверь.

Крысы и кошки думают по-разному. Крысы гораздо более сообразительны, но могут отвлечься ради сиюминутной выгоды. В противоположность им кошки обычно более отстраненно смотрят на вещи. Они перестают есть, как только насыщаются. Когда что-то им докучает, они уходят прочь не колеблясь и не заботясь о чувствах других. Они недипломатичны и не терпят в людях глупости. Жизнь кошки находят в равной мере и восхитительной, и достойной сожаления. Однако они не усматривают в этом никакого противоречия. Разве нельзя смеяться сквозь слезы?

Когда крысы проникли в подвал здания Даньелл, то первым, что они принялись искать (хотя они никогда бы в этом не признались), было что-нибудь съестное. Несмотря на то что они обещали сделать для Лоцмана, они остались верны своей природе: первым делом — поесть! Спрыгнув на пол подвала, они стали вынюхивать не следы Даньелл Войлес, а чем бы таким перекусить. Они побывали в этом здании всего несколько дней назад, но по опыту знали: всегда есть возможность, что в подвале за эти дни были обронены, забыты, выброшены или оставлены какие-нибудь аппетитные кусочки.

Пока эти крысы обшаривали укромные уголки подвала в поисках угощения, кошки уже поднимались на первый этаж. Когда раньше животные совещались между собой на улице, крысы сказали, что этот домовладелец обычно оставляет дверь в подвал приоткрытой, дабы его собственный кот мог выходить и возвращаться. Они сказали также, что он терпеть не может собак, так что большая и буйная собачья драка на передней лужайке непременно заставит хозяина выйти из здания.

И у крыс, и у кошек необычайно развито обоняние, но они используют его для различных целей. Крысы приземленные, сугубо практические нюхачи. Они обнюхивают воздух только для того, чтобы определить непосредственную опасность, еду или потенциального партнера. Настоящего мгновения для них достаточно, это единственное, что имеет для них значение. Если самец возбужден и желает самку, которая недавно родила, он сожрет ее потомство и таким образом разрешит все проблемы. Жизнь для крысы — жестокая игра. Привыкни к этому. Пользуйся своим носом, чтобы найти то, что важно добыть, а затем убирайся, потому что все тебя ненавидят и хотят твоей гибели. Ни одно животное не может почуять опасность быстрее, чем крыса.

Лоцман знал об этом, когда позвал их на помощь. Но он знал также и о том, что ему придется разбавить крысиный прагматизм, из-за чего и послал сигнал, адресованный кошкам, которым случилось находиться поблизости. Кошки нюхают воздух так же, как профессиональные дегустаторы пробуют вино. Они втягивают его маленькими глоточками, а затем прокручивают его у себя в голове, в то же время думая о нем, и только после этого выдыхают. Оба вида животных способны уловить и различить в одном дуновении воздуха множество разных элементов. Но крыс не интересуют эти различия, если они не сулят немедленной выгоды. Кошки же настолько серьезно относятся к индивидуальным запахам, что иногда притворяются, будто тщательно себя вылизывают, меж тем как на самом деле это время они посвящают раздумьям над тем или иным запахом, прежде чем прийти к определенному выводу о нем.