ЖИЗНЬ И ВРЕМЯ МИХАЭЛА К. - Кутзее Джон Максвелл. Страница 19

К. молчал. Он не очень понял, кого этот человек упрекает.

– Перелезешь через загородку, – сказал мужчина, – и лишишься дома. Теперь твой дом – Яккалсдриф. Добро пожаловать! Убежишь отсюда – и они тебя схватят, потому что ты станешь бродягой. Ты бездомный. Первый раз тебя отвозят в Яккалсдриф. Второй раз – Брандвлей. Хочешь в Брандвлей? Тим каторга-каменные разработки, охранники с кнутами. Перелезешь забор, схватят тебя – это у тебя ведь второе нарушение, отправят в Брандвлей. Ты это все запомни. Выбирать не из чего. Да и куда ты хочешь податься? – он понизил голос. – В горы?

«Чего ему от меня надо», – думал К. Советчик тем временем шлепнул его по колену.

– Пошли к нам, – сказал он. – Видел, как они обыскивают людей в воротах? Ищут спиртное. В лагере спиртное запрещено. Идем к нам, выпьем.

И он отвел К. в компанию, собравшуюся вокруг гитариста. Тот оборвал игру.

– Это Михаэл, – сказал его новый знакомый. – Не чаял, как сюда попасть, уж больно отдохнуть захотелось. Примем его в нашу компанию?

К. усадили, дали ему глотнуть вина из бутылки, обернутой в грубую бумагу, забросали вопросами: откуда он пришел? что делал в Принс-Альберте? где его забрали? Никто не мог уразуметь, зачем он ушел из Кейптауна, зачем отправился в такую даль, в места, где нет работы, где целые семьи покидают родные фермы.

– Я вез в Принс-Альберт свою мать, мы хотели там поселиться, – пытался объяснить К. – Мать болела, ноги у нее совсем не ходили. Она хотела переехать в деревню, подальше от дождей. Там, где мы жили, все время идут дожди. Только мать умерла по дороге, в Стелленбосе, в тамошней больнице. Так и не увидела Принс-Альберта. А она в здешних местах родилась.

– Бедняжка, – сказала какая-то женщина. – Да разве вы не получали пособия в Кейпе? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Здесь-то пособия не дают. Вот оно, наше пособие. – И она обвела рукой лагерь.

К. торопился досказать:

– Потом я работал на железной дороге. Помогал расчищать пути от завала. А потом попал сюда.

Наступила тишина. «Теперь нужно рассказывать про пепел, – подумал К., – чтобы они всё знали, всё до конца». Но он почувствовал, что не может, видно, не настало еще время. Парень с гитарой начал пощипывать струны и заиграл что-то новое. Внимание собравшихся переключилось на песню.

– В Кейптауне тоже не платят пособия, – сказал К. -Теперь нигде нет пособия.

В соседней палатке горела свеча, по ее освещенным стенам двигались огромные тени. К. откинулся на локоть и стал смотреть на звезды.

– Мы тут уже пять месяцев, – произнес голос рядом с ним. Говорил мужчина, который жил в этой палатке. Звали его Роберт. – Жена, дети – три девочки и мальчик, да еще сестра с детьми. Я работал на ферме неподалеку от Клаарструма. Долго работал – двенадцать лет. И вдруг – на тебе! – нет спроса на шерсть. Тогда ввели норму – столько-то на одного фермера, и не больше. Потом закрыли одну дорогу на Аудсхорн, а за ней и другую, потом обе открыли, потом окончательно закрыли обе. Тогда пришел ко мне хозяин и говорит: «Не могу я тебя больше держать. Больно много ртов, не накормишь. Самому не хватает». – «Куда же мне податься? – спрашиваю. – Вы знаете, работы сейчас не найти». – «Прости, говорит, я против тебя ничего не имею, просто самому не хватает». Ну и выпроводил меня вместе со всем семейством, а одинокого молодого парня, который и работал-то у него без году неделя, оставил. Одного он мог прокормить. Я ему сказал: «А как я свою семью прокормлю? Теперь ведь я без работы». Ну что там говорить, собрали мы пожитки и ушли; и только вышли на дорогу – вот честное слово, не вру! – только вышли, полиция нас и забрала; он им позвонил, они забрали нас, и в ту же ночь мы оказались здесь, в Яккалсдрифе, за колючей проволокой. «Не имею места проживания? – сказал я им. – Но прошлой ночью оно у меня было, как это вы успели узнать, что сегодня ночью у меня не будет места проживания?» А они в ответ: «Где вам лучше спать: в вельде, под кустом, точно звери, или в лагере, где есть постели и водопровод?» – «А я могу выбирать?» – спросил я. «Ты уже выбрал, говорят. Яккалсдриф выбрал. Нечего тут шляться по дорогам и беспокоить людей». Но я тебе точно скажу, в чем тут дело, почему они нас тут же схватили. Не хотят они, чтобы люди скрывались в горах, а потом вернулись однажды ночью, поломали изгороди и угнали их скот. Знаешь, сколько тут в лагере мужчин, молодых мужчин? – Он склонился к К. и понизил голос: – Тридцать. С тобой тридцать один. А сколько женщин, детей и стариков? Оглянись вокруг и посчитай. Вот я тебя и спрашиваю: где же мужчины, которых тут нет, а семьи их тут?

– Я был в горах, – сказал К. – Я никого не видел.

– Но ты спроси любую из этих женщин, где ее муж, она тебе скажет: «Он работает и каждый месяц посылает мне деньги», или: «Он убежал, бросил меня». Поди разберись!

Они долго молчали. Маленький огонек наискось прочертил небо. К. показал на него пальцем.

– Звезда упала, – сказал он.

На следующее утро К. вышел на работу. Первая заявка на рабочую силу поступила от железнодорожной администрации, вторая – от окружного совета Принс-Альберта, дальше пошли запросы от местных фермеров. Грузовик пришел за ними в шесть тридцать, а в семь тридцать они уже работали к северу от Леу-Гамки: расчищали от травы и кустарника русло реки у железнодорожного моста, вверх и вниз по течению, копали ямы и размешивали цемент для придорожной ограды. Работа была тяжелая; к полудню К. совсем выдохся. «В горах я стал стариком», – думал он.

Возле него остановился Роберт.

– Чего ты надрываешься, приятель, – сказал он. – Ты вспомни, сколько нам платят. Всем одинаково – один ранд в день. Я получаю полтора ранда, потому что у меня семья. Так что умерь свой пыл. Сходи хоть по нужде. Ты ведь из больницы, не больно крепкий.

Позже, во время перерыва, он дал К. один из своих бутербродов и лег возле него в тени под деревом.

– На пять-шесть рандов, что ты получишь в неделю, – объяснил он ему, – ты должен себя кормить. В лагере только ночуют. Те две тетки, что ты видел вчера, приезжают три раза в неделю, но кормят они детей, это благотворительность. Моя жена работает в городе прислугой, три раза в неделю по полдня. Маленького берет с собой, за остальными смотрит сестра. Так что мы, может, выбиваем и двенадцать рандов в неделю. На них надо прокормить девять человек: троих взрослых и шестерых ребятишек. Другим еще хуже. А когда работы нет, совсем плохо – сидим за колючей проволокой и затягиваем потуже ремни.

А деньги, что ты заработал, можно потратить только в одном месте – в Принс-Альберте. Но и тут неладно: не успеешь войти в какую-нибудь лавчонку, как цены уже подскочили. Почему же это? Да потому, что ты из лагеря. Не хотят они, чтобы рядом с их городом был лагерь. И всегда не хотели. Они тут сначала такое подняли! Рассадник болезней, говорят. Антисанитарные условия, распутство. Настоящий вертеп – мужчин и женщин согнали вместе. Послушать их, так выходит, что посредине лагеря нужно перегородку поставить: мужчины по одну сторону, женщины по другую, а ночью чтоб вдоль этой перегородки собаки бегали. Им, я думаю, чего бы хотелось? Загнать лагерь подальше в пустыню, с глаз долой. В полночь мы. как эльфы, на цыпочках прибегаем и делаем всю работу: перекапываем их сады, моем посуду, а утро пришло-повсюду чистота, а нас нет.

Ты, конечно, спросишь: кому же он понадобился, этот лагерь? Я тебе отвечу. Во-первых, железной дороге. Дай им волю, они бы через каждые десять миль таких лагерей нагородили. Во-вторых, фермерам. Потому что это дешевле некуда – вызвать на день бригаду из Яккалсдрифа, а вечером придет грузовик, и их как не бывало, никаких тебе беспокойств, и о семьях не надо думать, что дети замерзнут или передохнут с голода; хозяин знать ничего не знает, не его забота.

Неподалеку, но все же на достаточном расстоянии, так что слышать он их не мог, сидел на складной скамеечке бригадир. К. смотрел, как он наливает кофе из термоса. Его длинные плоские пальцы никак не могли ухватить ручку кружки. Потом он поднял ее двумя пальцами и стал пить. Глаза его над краем кружки встретились со взглядом К. «Что он увидел? Каким я ему представляюсь?» – подумал К. Бригадир поставил на землю кружку, поднес к губам свисток и, не вставая со скамеечки, дунул в него.