Ястреб - Маккарти Моника. Страница 23

Вероятно, поцелуи, заставившие ее потерять голову, для него ровным счетом ничего не значили. Незначительный пустячок, который он, без сомнения, сотни раз проделывал с бесчисленным количеством женщин. Даже теперь он стоял перед ней бесчувственный и безразличный, хотя сама она мучительно страдала, тщетно пытаясь побороть воспоминания о его ласках.

Его реакция — вернее, отсутствие таковой — была веской причиной держаться от него подальше. Он никогда не принимает ничего всерьез, и ничто не может проникнуть сквозь эту показную завесу любезности, способную обмануть всех, кроме нее, конечно.

Он посмотрел на кипу белья:

— Ты сама все это выстирала?

Элли попыталась не покраснеть — безуспешно.

— Несколько женщин из деревни вызвались мне помочь.

Когда они увидели, как ей трудно, они ее пожалели.

Он сердито сжал челюсти, и губы его побелели.

— Покажи мне свои ладони.

Она строптиво встряхнула головой, зная, как это его раздражает, в надежде, что это его отвлечет, и наклонилась, чтобы собрать белье.

— Мне нужно отнести его назад…

Он уже снял повязки с рук, и когда его пальцы сомкнулись на ее запястье, у нее перехватило дыхание. Кожа на ее руке горела, словно на нее обрушился поток крошечных молний.

— Твои ладони, Элли! — прорычал он, понизив голос, и нервная дрожь пробежала по ее позвоночнику. — Сейчас же!

Девушка сердито сжала губы. Какой же он упрямый баран! Она попыталась вырвать у него руку, но он насильно раскрыл ее ладонь и грубо выругался.

— Пустяки, — сказала Элли, отдернув руку. — И вам не следовало бы так выражаться. Это не говорит о большом уме.

Если она рассчитывала, что ее менторский тон его остановит, то просчиталась.

— Раны Господни, что ты наделала? Они у тебя все в волдырях и кровоточат, словно ты вымочила их в щелоке, а затем била о камни.

Элли вздернула подбородок, не желая признаться, что значительно перебухала щелока в воду, пока Мег не вразумила ее. В любом случае это была его вина.

— Вы сами распорядились, чтобы я помогала по хозяйству. — Она ткнула его пальцем в грудь, но это было все равно, что толкнуть гранит. — Поэтому прекратите брюзжать, когда я это делаю.

Он посмотрел на ее руку, и она поспешно убрала ее от его груди.

— Я не имел намерения сделать из тебя судомойку или прачку. Готов спорить, ты в жизни не стирала белья.

Ее щеки вспыхнули ярким румянцем.

— Какая разница? Я увидела, что что-то нужно сделать, и сделала это.

Желваки угрожающе заходили по его скулам. Признаки разгорающегося гнева порадовали ее — мелкая трещина на маске нарочитой беззаботности.

— Ну ладно, больше ты не будешь этим заниматься.

— Почему? Какая вам разница?

Его лицо посуровело. Ему явно не нравилось, что она вздумала пререкаться. Этот мужчина слишком привык получать все, что хочет. Элли готова была дать руку на отсечение, что можно по пальцам одной руки сосчитать, сколько раз в жизни он слышал слово «нет».

— Потому что я обязан вернуть тебя домой в целости и сохранности и не хочу, чтобы ты жаловалась, что я заставил тебя выполнять тяжелую работу.

Элли понимала, что играет с огнем, но не смогла удержаться от смеха.

— Я думала, викингам нравится иметь рабынь. — Его глаза вспыхнули, но, прежде чем он успел ответить, она добавила: — Почему вас волнует, что думают другие? Вы ведь пират.

Она бросала ему вызов, подстрекала возразить ей. Может, он и выглядел как пират, но действовал совершенно иначе — по крайней мере, не так, как должен был бы действовать пират по ее представлениям. Пираты безжалостны и безнравственны. Это наглые морские грабители, а не благородные воины, которые спасают своих пленниц, обещают вернуть их домой, а потом беспокоятся из-за ран у них на ладонях.

Что-то здесь не вязалось одно с другим. Но чем еще он мог заниматься в той пещере? И почему он бежал от англичан?

Эрик заметил вызов в ее глазах и, встретив его сердитым взглядом, подступил на шаг ближе. Как будто понимал, как сильно взволнует ее близость шести с половиной футов крепких мужских мускулов, упакованных в сверкающие доспехи, угрожающе возвышающихся над ней.

— Какие-то сомнения, Элли? — произнес он низким, чуть хриплым голосом.

«Леди Элли», — чуть не поправила она. Только члены семьи называли ее Элли, и она все еще не привыкла слышать столь интимное обращение из его уст.

— Я думал, что этот вопрос мы давно решили.

Она с трудом подавила порыв отступить назад. Ну почему он так непозволительно высок? И у кого еще такие широкие плечи и мускулистые руки? Выкованы в битвах? Она так не думала.

Она заставила себя закинуть назад голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Не «мы решили», а «я решил», — поправила она. Сердясь на то, что он так ее волнует, она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Просто вы выглядите необычайно благородным для пирата. И почему один из деревенских рыбаков назвал вас «тишах»?

Это означало «вождь клана» по-ирландски.

Если бы Элли не наблюдала за ним так внимательно, она бы не заметила жесткий блеск, на мгновение промелькнувший в его глазах, прежде чем он снова прикрылся ленивой улыбкой.

— Позволь предположить: это был старый Магнус? Он зачастую не может вспомнить даже собственного имени. — Эрик помолчал. — Мне кажется, я знаю, откуда у тебя появились такие мысли.

Девушка вопросительно приподняла брови:

— В самом деле?

— Да, — кивнул он. Его взгляд скользнул к ее губам, и жар охватил ее, словно поток расплавленного огня. — Я полагаю, ты все раздумывала над тем, как ты могла себе позволить так наслаждаться поцелуями пирата.

Пятна гневного румянца вспыхнули на ее щеках.

— Поэтому ты убедила себя, что я, должно быть, кто-то еще.

Девушка сгорала от стыда. Неужели он прав? Неужели его поцелуи так затуманили ей разум, что она стала видеть то, что ей хотелось увидеть?

Нет! Здесь что-то явно скрывалось, она была уверена в этом. Если уж капитан мало походил на пирата, то Томас походил на морского грабителя еще меньше. Элли всю свою жизнь провела в окружении рыцарей и готова была поклясться, что Томас — живое воплощение рыцарского кодекса чести.

Ее взгляд задержался на его губах.

Она осознала, что он словно застыл, каждый мускул в его теле напрягся. Их глаза встретились. Элли вздрогнула, ошеломленная неукротимой силой его взгляда. Он смотрел на нее так, как будто…

Как будто с трудом удерживал себя на очень тонкой цепочке. Но от чего? Чтобы не задушить ее? Нет, он был в ярости, но тут было что-то еще, что она не могла определить. Что-то горячее и мощное. Вызывавшее у нее странное, тревожное чувство, словно собственная кожа внезапно стала ей тесна. В интимном месте между ног она ощутила жар.

Смущенная реакцией своего тела, Элли опустила взгляд.

Пират сжимал и разжимал кулаки, как будто пытался восстановить контроль. Должно быть, ему это удалось.

— Больше никакой стирки, и не вздумай придумать еще что-нибудь в этом роде. Я сам присмотрю за своими людьми.

Взгляд ее мгновенно снова скользнул вверх. Так вот из-за чего весь сыр-бор? Он злится, потому что она вторглась на его территорию? Она всего лишь хотела помочь.

— Прекрасно. В следующий раз ваши люди могут свободно разгуливать в засаленных просоленных одеждах, и пусть наведут англичан прямо на вас своей вонью. Какое мне дело? Можете гнить в английской тюрьме вместе с остальными преступниками до Страшного суда.

Он прищурил глаза, словно собирался возразить, но, очевидно, передумал. На губах его сверкнула ослепительная улыбка, он снова превратился в дружелюбного и бесшабашного человека. На этот раз она ничего не имела против. Так он был менее опасен.

— Пойми, — протяжно произнес он с озорным блеском в глазах, — совсем не трудно быть рассудительной.

Элли фыркнула самым неподобающим образом.

— Знали бы вы хоть что-нибудь о рассудительности, — пробурчала она себе под нос.