Повелительница бурь - Гилганнон Мэри. Страница 30
Глава 13
До чего же неудобная штуковина! Фиона покрепче ухватила деревянное блюдо с жареным мясом и свободной рукой потерла плечо, на которое пришелся шов ее нового балахона. Одежда болталась на ней и была не такой тесной, как платье Дювессы, но грубая шерсть, из которой она была связана, делала ее страшно неудобной. Фиона чувствовала, как на лбу ее выступает испарина, а между грудей, щекоча кожу, стекают струйки пота.
Она обвела взглядом дымное пространство зала – все здесь было пропитано запахами пота и пива, что само по себе казалось ей отвратительным; к тому же она была вынуждена постоянно смотреть на обнаженных по пояс норманнов, поглощающих жареное мясо, срезанное с дымящейся туши быка, висевшей над огнем очага, и опорожняющих рог за рогом. Зрелище это живо напомнило Фионе праздничные пиры в дома ее отца, хотя ирландские воины все же никогда не вели себя так грубо, как эти люди. Викинги громко хохотали, то и дело хрипло выкрикивая что-то на своем варварском языке.
Слава Богу, по крайней мере, они не любили петь. Бреака успела шепнуть ей, что в отличие от ирландцев норвежцы не отличались тягой к музыке, хотя среди них и пользовались громадной популярностью скальды, рассказчики народного эпоса. Ближе к вечеру, сказала Бреака, когда скальды затянут свои песни, викинги на удивление быстро утихомирятся и будут слушать их заворожено, как дети. Тогда, возможно, и она сможет передохнуть, устало подумала Фиона. Ноги и спина болели от усталости, голова стала тяжелой. Если она присядет хоть на минуту, то тут же уснет, несмотря на дикий шум вокруг.
Держа деревянное блюдо обеими руками, девушка подошла к столу, за которым восседал в резном кресле ярл. От вида пергаментной кожи его лица, изборожденного морщинами, и жидких прядей седых волос на его голове Фиону передернуло. Она вспомнила совет Бреаки соблазнить ярла и невольно поморщилась. Даже если ее жизнь станет совершенно невыносимой, она лучше обратится к Дагу или умрет, чем разделит ложе со старым Кнорри.
Фиона прошла вдоль стола и поставила блюдо перед ярлом, но при этом видела только устремленный на нее взгляд Дага, от пронзительности которого все тело ее горело. Грубая шерсть платья, тершая соски грудей, приводила ее в еще большее смятение.
Девушка резко повернулась, намереваясь вернуться в кухню за новым подносом. Может быть, это ей только кажется, что Даг ненавидит ее, думала она, пробираясь вдоль рядов пирующих. В конце концов, пришел же он ей на помощь, когда этот отвратительный Бродир напал на нее. Если бы она не ударила его по лицу, Даг обязательно вмешался бы: должно быть, он все еще чувствовал себя обязанным ей.
Подойдя к очагу, Фиона обнаружила, что сидевшие около него викинги сдвинули столы и о чем-то оживленно разговаривали. Она взглянула на разгоряченных, вспотевших людей и решила обойти их, но тут к ней протянулась мужская рука и схватила ее за платье. Сразу узнав Бродира, девушка вскрикнула. Викинг рывком усадил ее к себе на колени, и она забилась в его объятиях, плача от гнева и страха, в то время как Бродир лишь смеялся, шаря по ней взглядом своих поросячьих глаз. Она повернулась к нему и замахнулась кулаком, целясь в лицо, но он схватил ее за запястье и рванул руку вниз с такой силой, что слезы снова брызнули из ее глаз.
Фиона бросила отчаянный взгляд в направлении стола, за которым сидел ярл, надеясь на помощь Дага, но тот смотрел в другую сторону, поглощенный, очевидно, разговором со своим братом; в переполненном людьми шумном зале она не могла рассчитывать на то, что сможет привлечь его внимание. Между тем Бродир стал тискать ее; его сальные пальцы нашарили ее груди сквозь грубую шерсть балахона. Фиону охватило отчаяние: подумать только – перенести все тяготы морского перехода и стыд рабства только для того, чтобы этот грязный викинг изнасиловал ее на глазах у своих собутыльников! Она должна что-то сделать!
Прекратив сопротивление, Фиона дождалась, когда ее обидчик ослабил свои объятия. Если она чему-то и научилась в своей борьбе с мужчинами, так это тому, что на них куда эффективнее грубой силы действует неожиданность.
По-прежнему придерживая ее за талию левой рукой, Бродир скользнул правой вниз по ее телу, нащупывая подол балахона. Тем временем взгляд Фионы остановился на столе, где среди объедков и обгрызенных костей виднелась рукоять ножа. В груди ее вспыхнула надежда – если она сможет дотянуться до оружия, борьба ее не будет напрасной. Она дождалась, когда викинг просунул руку под подол балахона и повел вверх по ее телу.
Одним быстрым движением девушка нагнулась к столу, схватила нож, повернулась и ударила им Бродира, целясь ему в лицо. Тот успел уклониться, так что удар пришелся в основание шеи. Взревев, как бык, Бродир выпустил жертву и, ухватившись за ручку обеими руками, вырвал нож из раны. Брызнула кровь. Чтобы не оказаться залитой ею, Фиона подалась в сторону, потеряла равновесие и ударилась о столешницу. Боль пронзила ее. Оцепенев, она не двигалась с места до тех пор, пока не оказалась в чьих-то сильных руках.
Этот викинг был, по-видимому, товарищем Бродира; его налитое кровью лицо пылало гневом, а стальные пальцы едва не сломали ей кости. Фиона закричала, и ее отчаянные вопли на мгновение перекрыли общий гул. Она не хотела так просто умирать.
Всего минуту назад выглядевшая довольно мирной, обитель викингов мгновенно превратилась в ад, в столпотворение кричащих разгневанных людей. Фиона тоже кричала изо всех сил, и поэтому не сразу заметила, как уже другие руки вырвали ее из железной хватки первого викинга. Она продолжала отбиваться все то время, пока новый владелец перебрасывал ее себе через плечо, и успокоилась, только когда поняла, что ее подняли вверх, к самому потолку, и быстро понесли к выходу из зала.
Шум и суматоха стали постепенно стихать. Человек, выходя, пригнулся, прошел по коридору, открыл дверь и швырнул ее на кровать.
Задыхаясь, Фиона приподнялась, взглянула в мертвенно-бледное лицо Дага и только потом перевела дух. Он снова спас ее!
Однако по мере того, как викинг продолжал смотреть на нее, чувство облегчения куда-то пропало. Даг стоял над ней, сжав кулаки, глаза его метали голубые молнии. Он выглядел так, словно собирался избить ее до полусмерти.
Фиона обреченно вздохнула. Тело ее и без того болело, горло саднило от криков. Если ей суждено найти смерть в этом мрачном, чужом для нее мире, лучше уж принять ее от руки этого великолепного воина.
Она вытянулась на кровати, дрожа всем телом. Пусть случится самое худшее – все равно у нее уже нет сил противостоять судьбе.
Постепенно взгляд ее светло-зеленых глаз стал странно-спокойным, и теперь безвольно лежащие на постели тонкие изящные руки и стройные ноги словно сами отдавали ее ему во власть. Даг ощутил, как его гнев начал понемногу исчезать. Женщина ни в чем не виновата, она только защищала себя; откуда ей было знать, что карой для раба, осмелившегося поднять руку на викинга, испокон веку являлась смерть! Будет ли ярл снисходителен к ней только потому, что она еще так молода и к тому же красива?
Даг почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. То, что она принадлежала к слабому полу, лишь усугубляло ее вину. Если Бродир умрет от раны, то смерть эта будет считаться позорной. Несмотря на жизнь, проведенную в боях, дух его не будет вознесен валькириями и не разделит славу героев, пирующих под высокими сводами в громадных залах Валгаллы.
И все-таки Бродир вряд ли так скоро покинет этот мир, особенно если за ним заботливо ухаживать, – прежде он уже оправился от доброй дюжины куда более серьезных ран, полученных в боях от мечей и боевых топоров противника; убить этого человека было не легче, чем быка. Но это означало лишь, что вместе с ним не умрет и его ненависть к пленнице. Бродир будет холить и лелеять свою месть с таким же фанатизмом, с каким последователи Христа поклоняются своему мягкосердечному божеству. Даже если ярл сохранит ирландке жизнь, Бродир не перестанет мстить ей.